«Без названия, красное», великолепную большую скульптуру, устанавливали прямо под открытым небом, на верхней площадке лестницы на площади Испании. Скульптуру планировалось оставить здесь на месяц, до окончания итальянского этапа турне. Грант Смит, нью-йоркский артдилер, владеющий художественной галереей в Риме, в которой, к слову, планировалось открыть нашу экспозицию после окончания выставки, очень помог с организацией и получением разнообразных разрешений от местных властей.
Подойдя к легендарной лестнице, я сразу расположила к себе рабочих, устанавливавших скульптуру, и, крикнув «бон джорно!», залюбовалась шедевром Йена, устремленным в сияющее голубое небо, — он прекрасно смотрелся между древним обелиском и правым маршем лестницы, огибавшим площадку; ниже обе части лестницы соединялись и вели на площадь внизу. Я смотрела, как люди приветствуют друг друга, фотографируются на фоне скульптуры, поднимаются и спускаются по широким ступеням или просто сидят на них. Во время перерыва на ленч я прошлась по улице Маргутта, где жил Грегори Пек в «Римских каникулах», и в какой-то момент почувствовала себя Одри Хепберн.
Почти в пять часов, когда ушел последний рабочий, а красавец Грант Смит, бросив «чао», отбыл восвояси, я съездила к себе, что заняло совсем немного времени, — вчера мошенник таксист все-таки провез меня кружным путем, — и снова отправилась в галерею на торжественный вечер по случаю открытия выставки. В глубине души я побаивалась, как бы Дик не приказал мне уйти, занять пост наверху лестницы на площади Испании и до конца месяца охранять шедевр Йена.
Глава 21Как я устал!
Проблема в том, что человек хочет быть несчастным!
Я вошла в павильон перед самым началом официального торжества. Дик мне ничего не сказал; павильон был в безупречном порядке, все на своих местах. Многочисленные артдилеры и отдельные чуть припозднившиеся представители пишущей братии подходили высказать восхищение Йену и Дику. Казалось, все в порядке, однако вскоре я увидела такое, отчего мороз прошел по коже: Дик с ужасом уставился на хромированный стол с пресс-релизами, каталогами и визитными карточками, где полагалось гордо возлежать конфетам «Риз». Как ужаленный, босс резко повернул ко мне голову, не меняя положения тела, развернутого к столу, на котором отсутствовали его арахисово-шоколадные тезки. Я видела, как на щеках начальника заходили желваки, и судорожно старалась придумать, что сказать. Я пыталась отвести взгляд, чем-нибудь заняться и не глазеть на шефа, еще больше разжигая его гнев, но так и не смогла отвернуться.
— Где!!! — завопил Дик. — Где! Где!
Уверяю вас, шеф выкрикивал «где» с восклицательной интонацией, поэтому я сочла за лучшее не отвечать, глядя, как он в отчаянии хватается за воротник рубашки и пытается ослабить якобы душащий его галстук.
— Как я устал! — взвыл Дик, мотая головой из стороны в сторону; лицо его багровело все сильнее. — Как устал! Почему никто меня никогда не слушает? Почему никто никогда не делает, что я прошу? Ну почему никто никогда не делает то что я прошу я спрашиваю? Почему, почему, почему?! Виктор, Виктор, принеси мне бананового сока! Виктор! Виктор!
Виктор в Риме? Господи, какая прекрасная новость! Но почему он не сообщил мне, что приезжает?
Дику удалось наконец ослабить узел галстука и скрипуче выдохнуть прощальное «Виктор», и только тут до меня дошло, что Виктор и близко к Риму не подъезжал и никак не может расхаживать по павильону, предлагая гостям банановый сок и пребывая в полной боевой готовности. Дик в приступе истерии прибег к привычному набору символов, который всегда приводил к появлению целительного бананового сока, подносимого красивым парнем. Не придумав ничего лучшего, я сходила в бар в противоположном конце «ангара» посмотреть, какие фруктовые соки там есть, и вернулась с апельсиновым, за который Дик меня не поблагодарил.
Остаток вечера я чувствовала себя так, словно переместилась обратно во времени: на дворе сентябрь и я еще в Нью-Йорке. Обладай я способностью путешествовать во времени, с удовольствием отправилась бы посмотреть, как Лео Кастелли впервые встретил Джаспер Джонс, посетила бы вечеринки Энди Уорхола, но вот куда нипочем не вернулась бы, так это в свой черный сентябрь. На этот раз никому не нужных конфет не было даже в подсобке, поэтому я прибегла ко второму варианту самозащиты — встала в сторонке у входа в павильон, где мне наверняка не придется ни с кем говорить.
— …и Джейн, — услышала я слова Йена, как мне показалось, через несколько часов. Я обернулась в надежде, что продолжением станет: «И Джейн, и я ждем не дождемся, когда вы, Дик, уедете отсюда, мерзкий, злобный коротышка!» — Джейн, — вместо этого сказал скульптор. — Мы с Диком едем обедать в «Никое», это один из лучших ресторанов в Риме. Пожалуйста, поедемте с нами.
Как ни противна была мысль обедать с Диком и терпеть его мерзкое отношение ко мне, его манеру держаться так, словно я невидимка, приличия требовали принять приглашение.
— Спасибо, с удовольствием, — решительно ответила я, боясь взглянуть на шефа.
В автомобиле с шофером мы вернулись к лестнице на площади Испании, восхитились установленной под открытым небом скульптурой Йена и заняли места за столиком «Никоса». Йен сказал Дику, что очень любит этот ресторан. Тот отечески похлопал скульптора по плечу.
— Вы же Йен Рис-Фицсиммонс и достойны самого лучшего, — сказал он сладким, как сироп, голосом. — И вправе требовать точного исполнения ваших желаний, ибо эти два понятия обычно идут рука об руку. — На этом Дик удовлетворенно откинулся на спинку кресла, словно изрек что-то неимоверно умное.
Еда оказалась превосходной. Для начала мне принесли вкуснейший артишок, а затем — восхитительные спагетти. Вино было просто сказочным; решительно все в Риме казалось вкуснее, чем в других городах мира. Я с удовольствием уплетала принесенные блюда, не обращая внимания на то, что во время трапезы Дик подчеркнуто общается только с Йеном, и буквально ушам не поверила, когда шеф вдруг обратился ко мне как к обычному человеку во плоти, сидящему в ресторане рядом с ним:
— Джейн, я хочу поговорить о графике отпусков.
— Хорошо, — согласилась я.
Он шумно засопел:
— Джейн, разве частью твоих обязанностей не является отслеживать, когда сотрудники галереи идут в отпуск?
— Да, это часть моей работы, — подтвердила я и прибавила: — Дик.
Шеф беспомощно взглянул на Йена в поисках сочувствия, но тот смотрел на него без всякого выражения. Вновь обернувшись ко мне, Дик с нажимом произнес:
— Ну так могу я посмотреть?
— Посмотреть что?
— Как я устал! — в отчаянии взвыл он. — Ты что, не ведешь таблицу или список отпусков? Кто держит подобные данные в голове, ну кто?! Такие вещи за-пи-сы-ва-ют! Вносят в таблицу! Когда я начинал бизнес, то всегда вел списки, делал таблицы, графики и никогда не пренебрегал этим!
— Дик, — перебила я, — у меня есть таблица.
— Дай ее сюда!
— Она в компьютере.
— Даййеесда!!!
— К сожалению, прямо сейчас я не могу этого сделать. Компью…
— Где компьютер? У тебя с собой нет компьютера? Где компьютер? — Он завертел головой, словно и впрямь ища, куда я пристроила ноутбук. — Галерея приобрела для тебя компьютер, Джейн. Я надеялся, ты оценишь хорошее отношение и будешь носить его с собой, для чего он и куплен. Я думал, ты это понимаешь! Где компьютер? Где он?
— Ноутбук заперт в подсобке в павильоне, но я…
— А мне необходимо прямо сейчас узнать, в какое время текущего года каждый из моих сотрудников пойдет в отпуск, так что отправляйся за компьютером! Распечатай документ, и чтобы таблица была у меня на столе в отеле!
У меня язык чесался напомнить боссу, что галерея закрылась сорок минут назад. Я хотела ядовито поинтересоваться, почему нужно говорить о графике отпусков в ресторане. Так и подмывало сообщить Дику, что если в мире есть справедливость, однажды все содеянное им зло к нему же и вернется, ибо карма, Дик, — жутко стервозный феномен, а немедленное воздаяние и того хуже… Но я лишь сказала:
— Сейчас в галерее пять сотрудников, и я легко могу ответить, когда каждый уходит в отпуск.
— Я желаю видеть документ, — безапелляционно сказал босс и снова повернулся к Йену. Язвительное выражение лица сменилось сладчайшей миной: — Итак, Йен, какие у вас планы насчет Тосканы?
— Дик, должен заметить, Джейн только впустую прокатится в пригород на ночь глядя. Не может ли дело подождать до завтра?
На мгновение приторности в глазах Дика поубавилось, но в змеином мозгу начальника, видимо, мелькнула мысль, что с Йеном надо дружить, и Дик повернулся ко мне, скривившись:
— Джейн, расскажи, как можешь, о графике отпусков.
Я едва не сплюнула от злости. Очень хотелось встать и уйти, но Йен только что тактично вмешался и заступился за меня, и я не желала показаться неблагодарной. Глубоко вздохнув, я повернулась к Дику:
— Кларисса брала неделю в конце февраля, Сэм отдыхал неделю в марте, Виктор был в отпуске в апреле, Аманда — в июле, я собираюсь взять семь дней между Рождеством и Новым годом.
Мои родители обычно проводят Рождество в Колорадо: собачья родня Фиделис проживает в Теллурайде[21]. Лыжи я ненавижу, но Теллурайд находится как раз между Чикаго, где мы с выставкой будем в декабре, и Санта-Фе, куда поедем в январе, поэтому вариант казался очень удачным. Идеальному Рождеству в Нью-Йорке мешала привычка шнауцеров навещать щенков по праздникам, но в любом случае я с нетерпением ожидала отпуска.
— Джейн, — начал босс, с трудом скрывая злорадную усмешку, дергая губами, словно его бил нервный тик. — Политика галереи в отношении отпусков сейчас меняется. Недельный отдых можно брать только в июле и августе, в период наибольшего затишья в бизнесе. Как Аманда в этом году. Надеюсь, ты скорректируешь свои планы в соответствии с новыми правилами.