Сексуальность и здоровье
Обеты целомудрия рвутся значительно чаще, чем презервативы.
Сексуальное здоровье и права человека
Один из важнейших параметров современной сексуальной культуры – сексуальное здоровье как составная часть здорового образа жизни (Кон, 2004). В XIX в. главным критерием здоровья считалась умеренность, врачи восхваляли пользу полового воздержания и предостерегали от сексуальных излишеств, которые ослабляют человека физически и духовно. В XX в. врачи и ученые заговорили о положительных сторонах сексуальной активности, опасностях полового воздержания и необходимости сексуального удовлетворения. Вместе с тем, особенно под влиянием эпидемии СПИДа, резко обострилась проблема безопасного секса.
Важнейшей теоретической новацией последней четверти XX в. стало разделение понятий сексуального и репродуктивного здоровья. Хотя люди всегда занимались сексом не столько ради деторождения, сколько ради удовольствия, антисексуальные культуры считали нерепродуктивную сексуальность ненормальной и «противоестественной». Лишь сравнительно недавно общественное сознание Запада приняло тот факт, что сексуальность не нуждается в оправдании и является самоценной. В конце XX в. под мотивационное разделение сексуальности и репродукции была подведена и материальная база: эффективная контрацепция позволяет людям заниматься сексом, не опасаясь нежелательного в данный момент зачатия, а вспомогательные репродуктивные технологии сделали возможным «непорочное зачатие» – без какого бы то ни было сексуального общения и даже личного контакта родителей.
Учитывая эти сдвиги, Всемирная организация здравоохранения начиная с 1975 г. разграничивает понятия репродуктивного и сексуального здоровья. Репродуктивное здоровье охватывает медицинские проблемы, относящиеся к зачатию, беременности, родам и выхаживанию младенцев, а сексуальное здоровье помогает людям эффективно контролировать и наслаждаться своей сексуальностью. Сексуальное здоровье – не просто отсутствие расстройств, дисфункций или болезней, а связанное с сексуальностью состояние физического, эмоционального, душевного и социального благополучия. Это предполагает положительный и уважительный подход к сексуальности, свободу от принуждения, дискриминации и насилия, а также свободный доступ к сексуальной информации, образованию и медицинскому обслуживанию (PAHO/ WHO, 2000).
Все эти явления тесно связаны с общим качеством жизни и правами человека. Всемирная сексологическая ассоциация на конгрессе в Валенсии (1997 г.) приняла специальную «Декларацию сексуальных прав», где говорится, что сексуальность – органическая часть личности любого человеческого существа, а сексуальные права принадлежат к числу фундаментальных и всеобщих прав человека. К ним относятся: право на сексуальную свободу, которая «включает возможность полностью выразить свой сексуальный потенциал, однако исключает все формы сексуального принуждения, эксплуатации и злоупотребления в любое время и в любых жизненных ситуациях»; право на сексуальную автономию, телесную неприкосновенность и безопасность; право на сексуальную интимность, чтобы никто не вторгался в сексуальные решения и действия личности, если только они не нарушают прав других лиц; право на сексуальную справедливость и равенство, предполагающее свободу от дискриминации; право на сексуальное удовольствие; право на эмоциональное самовыражение; право на свободное сексуальное общение, включая вступление в брак, развод и создание других ответственных сексуальных отношений; право на свободный и ответственный репродуктивный выбор (иметь или не иметь детей, пользоваться средствами контроля за рождаемостью и т. д.); право на сексуальную информацию, основанную на научных исследованиях; право на всеобъемлющее сексуальное образование; право на охрану сексуального здоровья.
Для России эти вопросы новы и непривычны. В советское время о них вовсе не говорили, а в 1990-х годах проблемы сексуального здоровья практически сводились к охране женского репродуктивного здоровья. О критическом состоянии мужского здоровья, также имеющего репродуктивные и сексуальные аспекты, российские медики заговорили лишь в конце 2003 г., когда окончательно стало ясно, что мужская сверхсмертность в России прочно держит мировой рекорд – разница продолжительности жизни мужчин и женщин превысила 13 лет.
Российские медики, как и остальное население, не имели даже элементарного сексологического образования. Между тем репродуктивное здоровье, как и безопасный секс, неотделимо от сексуальной культуры. Ошибочная стратегия в одном вопросе неизбежно аукнется в другом. Яснее всего это видно на таких примерах, как регулирование рождаемости и профилактика заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП).
Аборт или контрацепция?
Как было показано выше, советская власть пыталась решать проблемы рождаемости административными методами, и эта политика полностью провалилась. Вплоть до 1988 г. ее отличали следующие черты (Popov, David, 1999):
1. Хотя право на регулирование рождаемости формально признавалось, фактически оно было неосуществимо.
2. Соответствующие услуги были недоступны или вовсе не существовали из-за отсутствия информации, специализированных медицинских служб и квалифицированных кадров, а также современных контрацептивов.
3. Государство предписывало населению репродуктивное поведение, начиная с формулирования его мотивов и кончая выбором способов контроля за рождаемостью.
4. Единственным легко доступным методом регулирования рождаемости был искусственный аборт.
5. Способы регулирования рождаемости сильно варьировали по регионам, в зависимости от этнографических, демографических и социально-экономических реалий каждого региона.
Не имея ни необходимой научной информации, ни современных контрацептивов, не умея ими пользоваться, советские люди были обречены на применение традиционных, малоэффективных методов. У опрошенных в 1976 г. москвичек самыми распространенными методами контрацепции были календарный ритм (31,5 %) и механические средства (30 %). Пилюлями пользовались только 4 % женщин с неполным средним образованием и около 11 % женщин с высшим. Несмотря на высокий общеобразовательный уровень выборки, очень многие вообще не могли оценить ассортимент и качество доступных им противозачаточных средств. Половина женщин не могли даже ответить на вопрос, имеются ли в аптеке удобные и эффективные контрацептивы. При опросе 1978 г. на первом месте оказались механические средства, на втором – календарный ритм, на третьем – прерванное сношение. По заключению исследователей, это «свидетельствует о низкой контрацептивной культуре населения, что в значительной мере обусловлено малой возможностью пользования современными противозачаточными средствами» (Дзарасова, Медков, 1982). При изучении контрацептивного поведения супружеских пар в Москве, Саратове и Уфе (опрошено около 1000 совместно проживающих супружеских пар с одним или двумя детьми, возраст жены – до 35 лет) методом, свойства которого лучше всего известны москвичам, оказалось прерванное сношение. О свойствах остальных методах контрацепции от 11 % до 60 % мужчин и от 20 % до 75 % женщин ответили: «Не знаю». Особенно слабо люди были информированы о современных средствах. Мужчины и женщины по-разному оценивали одни и те же методы предохранения. Например, презерватив сочли неудобным 65 % мужчин и 45 % женщин, спринцевание же нашли удобным 77 % мужчин и только 44 % женщин (Бабин, 1986). При опросе 250 ленинградских супружеских пар на первом месте (42 % мужчин и 41 % женщин) оказался календарный метод; на втором месте у мужчин (39 %) стоял презерватив (его назвали также 18 % женщин), а у женщин – искусственный аборт (34 %, его назвали также 19 % мужчин); на третьем месте (22 % мужчин и 21 % женщин) – прерванное сношение. Гормональные средства упомянули лишь 3,6 % женщин и 4,6 % мужчин (Голод, 1984). В малых городах и, тем более, селах дело обстояло еще хуже.
Отсутствие эффективной контрацепции заставляло советских женщин прибегать к искусственным абортам, которые казались им наименьшим злом. Процедура эта была не только жестокой, но и унизительной. Вот как описывали свой «путь на Голгофу» молодые москвички 1980-х годов (Гайгес, Суворова, 1990. С. 49).
«Я была на третьем месяце, когда решилась на аборт. Лучше бы я родила! Это было ужасно: новокаин, местный наркоз, не помог – я чувствовала и как они инструменты меняли, и как скоблили… Сидишь в этом кресле, как на электрическом стуле, и ничего сделать не можешь. После аборта я потеряла 10 килограммов веса» (биолог, 27 лет).
«Когда я зашла в операционную, медсестра закричала: “Ты куда пришла, на дискотеку? Иди, обстриги свой маникюр”. А я целый час себя морально готовила… Вышла как оплеванная, – ножниц найти не могу, вся в слезах. Кто-то дал мне тупые щипцы, я ими все пальцы в кровь порезала» (студентка, 19 лет).
«Операция прошла без наркоза. В больнице была атмосфера, как в конюшне. С нами, женщинами, обращались, как со шлюхами. Такое впечатление, что сам факт прихода сюда – уже наказание: тебя наказывают за твое поведение, за секс. Невозможно описать мужчине эти переживания – нужно быть женщиной» (манекенщица, 23 года).
Очень часто аборты делались при первой беременности. В Перми в 1981 г. на каждую тысячу беременностей у ранее не рожавших женщин приходилось 272 аборта, 140 внебрачных рождений (матери-одиночки) и 271 рождение в первые месяцы брака (так называемые браки вдогонку, вынужденные или ускоренные беременностью) (Тольц, Оберг, Шишко, 1984).
Новые методы контрацепции, особенно гормональные, не только не внедрялись, но всячески дискредитировались. Приказом Минздрава СССР от 1 августа 1971 г. применение пилюль было разрешено только в лечебных целях, но не как средство предотвращения беременности, потому что долгосрочное применение пилюль якобы дает сильный канцерогенный эффект. Это мнение широко пропагандировалось среди практических врачей и в массовой печати, породив у населения крайне враждебное отношение к гормональной контрацепции, по сравнению с которой даже аборт казался безобидным.
Почему советская медицина заняла в этом вопросе такую реакционную позицию?
Первая очевидная причина – невежество и беспринципность медиков, пользовавшихся устаревшими сведениями и охотно принимавших любые «антизападные» установки, особенно если это соответствовало их корыстным ведомственным и личным интересам. Советская медицина, как и вся советская жизнь, была крайне инерционна, отказываться от налаженной абортной службы и создавать нечто новое чиновникам не хотелось, абортные клиники давали Минздраву немалые деньги, да и сами врачи извлекали из них «левые» доходы.
Были и причины более глубокого порядка. Власти боялись, что распространение пилюль может привести к значительному снижению рождаемости в стране. Кроме того, переход от абортной стратегии к контрацептивной означал существенное расширение прав личности и замену государственного контроля за репродуктивным поведением индивидуальным самоконтролем. Врач в этом случае остается только консультантом, решение принимает сама женщина. Это противоречило главным политическим установкам и всему историческому опыту советской власти. Тоталитарное государство не хотело отказаться от контроля за репродуктивным поведением своих подданных, обязанных поставлять ему дешевую рабочую силу и пушечное мясо.
Против этой реакционной стратегии резко выступали некоторые гинекологи (например, профессор Арчил Хомасуридзе) и многие демографы (А. А. Авдеев, М. С. Бедный, А. А. Попов, Л. И. Ременник, М. С. Тольц и др.). Так, Лариса Ременник, опираясь на мировые данные, показала полную несостоятельность мифа о канцерогенности пилюль и подчеркивала, что «из всего арсенала доступных средств ограничения деторождения оптимальными, как с позиций репродуктивных интересов семьи и общества, так и с точки зрения минимизации онкологического риска, вероятно, являются оральные контрацептивные препараты» (Ременник, 1986). Однако официальная медицина не обращала на эту критику внимания, а до широкой публики она не доходила, так как демографы печатали свои статьи в малотиражных научных изданиях. Да и с какой стати люди стали бы верить социологам и демографам, если специалисты-врачи, гинекологи и эндокринологи уверяли их в обратном?!
Когда в интервью «Аргументам и фактам» (Кон, 1987а) я сказал, что у нас очень низкая контрацептивная культура и нужно изменить отношение к гормональной контрацепции, пришло много негодующих писем, в частности от врачей. Вот как иронизировал по поводу моего осторожного высказывания, что, «может быть», следует знакомить старшеклассников с основами контрацепции, кандидат медицинских наук А. Сухарев:
«Профессор исходит из “объективной реальности”, т. е. из того, что “многие (интересно, какой, извините, процент?) подростки начинают интимную жизнь, не спрашивая родительского согласия”, и призывает добродетельную общественность помочь бедным детишкам с презервативами. (Гормональные средства все же вредны, уважаемый ученый.) Зачем же, почтенный профессор, возводить аномалии в ранг закономерности?»
Психологически поворотным пунктом в изменении общественного мнения в этом вопросе послужила телепередача известного американского тележурналиста Фила Донахью совместно с Владимиром Познером. Донахью приехал в Советский Союз в начале перестройки, на рубеже 1986-го и 1987 г., буквально в канун провозглашения гласности, и одна из его передач была посвящена встрече с семьями. Центральное телевидение пригласило меня на эту встречу в качестве эксперта: «Что там будет – мы сами не знаем, но вдруг вам захочется что-то сказать?» Я приехал на телестудию с твердым решением ничего не говорить, а только смотреть и слушать, чтобы лишний раз убедиться, как американцев (и нас вместе с ними) будут дурить: не может быть, чтобы люди на ТВ говорили правду, а потом ее показывали всему свету!
Вначале люди действительно повторяли в основном официальные, казенные слова, но постепенно расшевелились, оттаяли и стали говорить более откровенно. Зато, как только Донахью задал вопрос об абортах и контрацепции, наступило долгое мертвое молчание. Когда же одна женщина подняла наконец руку и обрадованный Донахью подошел к ней, она раздраженно заявила: «Почему вы задаете такие мелкие и незначительные вопросы?! Давайте лучше говорить о моральных идеалах и воспитании наших детей!» (Эта реплика в передачу не вошла.) Донахью был явно озадачен, а я подумал: «Может быть, советское телевидение пригласило меня для того, чтобы я сказал, что мы на самом деле – отсталая страна, но начинаем это понимать?»
Так я и сделал, сказав, что у нас не принято публично говорить на эти темы, что население невежественно относительно контрацептивов и потому предпочитает аборты пилюлям, что сами контрацептивы дефицитны и т. д. Одна из советских участниц передачи, работавшая в аптеке, тут же поспешила меня опровергнуть: все противозачаточные средства в аптеках есть, спрос на них полностью удовлетворяется! Я мог бы сказать гораздо больше: у меня в памяти были только что опубликованные цифры о внебольничных абортах, и я знал, что американское телевидение – лучший канал для информирования советского правительства. Но я боялся «перебрать» – ведь гласность только-только начиналась…
Сразу же после записи передачи, в холле телестудии Останкино, меня обступила толпа встревоженных москвичек с расширенными от удивления и ужаса глазами: «Как, вы полагаете, что пилюли лучше абортов? Но ведь вы не врач, а все знают, что от пилюль бывает рак и прочие неприятности?» Без американской телекамеры я, разумеется, сказал этим бедным женщинам, что я думаю о невежественных врачах и о Минздраве, а сам приготовился к неприятностям: это ведь действительно не моя область…
Программа Донахью была показана по первой программе Центрального телевидения, и ее смотрели буквально все. В первые дни до меня доходили в основном неблагоприятные отзывы: «И чего этот Кон лезет не в свое дело? Что он понимает в контрацепции?!»
Однако свое веское слово сказали демографы. В начале 1987 г. проблеме абортов и контрацепции был посвящен «круглый стол» в журнале «Работница». Консервативные медики вначале пытались защищать свои прежние позиции, но М. С. Бедный и М. С. Тольц прижали их к стене неопровержимыми фактами, а редакция подготовила целую подборку страшных писем своих читательниц. Заместитель министра здравоохранения А. А. Баранов вынужден был признать, что положение с абортами и контрацепцией в стране критическое, и профессора-гинекологи не могли с ним не согласиться. Все эти материалы редакция не только опубликовала, но и передала Р. М. Горбачевой, и, по слухам, М. С. Горбачев лично поручил новому министру здравоохранения Е. Н. Чазову принять самые срочные меры для охраны здоровья беременных женщин.
После этого Минздрав радикально изменил свою позицию. В принятом в 1987 г. грандиозном десятилетнем плане развития советского здравоохранения был особый параграф о борьбе с абортами и развитии контрацепции, об этом стали писать в газетах, говорить по телевидению и т. д. Правда, сделать оказалось гораздо труднее, чем пообещать. Прежде всего, налицо был хронический дефицит всех контрацептивов, особенно современных, которых в СССР не производили, а для их закупки за рубежом не хватало валюты. К тому же современная контрацепция требует индивидуального подбора и систематического врачебного контроля. Для ее внедрения нужно было заново обучить или переподготовить практически всех врачей-гинекологов. В начале 1990-х годов в Петербурге 60 % опрошенных врачей считали гормональную контрацепцию опасной (Visser, Remennick, Bruyniks, 1994).
По данным всесоюзного опроса 1990 г., которым было охвачено 93 тыс. женщин репродуктивного возраста (Госкомстат СССР, 1991. С. 60), лишь 22 % россиянок пользовались контрацептивами регулярно, 19 % – от случая к случаю, 57 % не применяли их никогда, а 6 % даже не знали об их существовании. Еще хуже обстояло дело с подростками. Ничего не знали о контрацепции 30,5 % девушек младше 16 лет, 20,6 % 16–17-летних и 11 % 18–23-летних.
Главной формой регулирования рождаемости на всей территории бывшего СССР был искусственный аборт. Общее ежегодное число абортов в СССР в конце 1980-х годов, по официальным данным, составляло 6–7 млн. Это была почти пятая часть или даже четверть всех производимых в мире абортов. К этому надо добавить внебольничные, нелегальные аборты. По официальным данным, они составляли 12 %, а по некоторым экспертным оценкам – до 50 % зарегистрированных. Такие аборты, особенно при первой беременности, часто сопровождаются осложнениями.
Прислушавшись к мнению специалистов, в 1994 г. государство начало специальную президентскую программу «Планирование семьи». Чтобы законодательно оформить эту социальную политику, фракция «Женщины России» внесла в Госдуму законопроект «О репродуктивных правах граждан и гарантиях их осуществления», который предусматривал: право свободно и без принуждения решать вопрос, когда и сколько иметь детей в семье, право на предупреждение аборта путем использования современных средств контрацепции, право на получение качественных услуг в области планирования семьи и охраны репродуктивного здоровья, право на получение грамотной и доступной информации о безопасном сексуальном поведении и охране репродуктивного здоровья, получение образования в этой области в учебных учреждениях.
Хотя Государственная дума, большинство в которой принадлежало коммунистам, этот законопроект отклонила, «Планирование семьи» оказалось едва ли не единственной относительно успешной государственной программой. В 1990-е годы впервые была практически создана национальная служба планирования семьи. В результате совместных усилий медиков и социальных работников значительно больше женщин в России стали применять контрацепцию.
С 1990-го по 2007 г. абсолютное число абортов сократилось в 2,8 раза, а коэффициент абортов на 1 тыс. женщин репродуктивного возраста – в 3 раза («Население России», 2009. С. 148). Уменьшение числа абортов было достигнуто за счет того, что российские женщины стали больше пользоваться контрацептивами.
Международный проект «Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе» (РиДМиЖ) констатирует, что положительная тенденция снижения распространенности аборта, за которой стоит массовый переход к современным и эффективным контрацептивным средствам, в России продолжается. Доля женщин репродуктивного возраста, использующих гормональные и внутриматочные средства, приблизилась к 40 %. И хотя достигнутый уровень их использования соответствует уровню западных стран двадцатилетней давности, прогресс налицо («Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации», 2009. C. 52).
Запоздавшая на несколько десятилетий, по сравнению с развитыми странами Запада, контрацептивная революция – свершившийся факт. В 2007 г. число зарегистрированных абортов в РФ впервые стало меньше, чем число рождений.
Прерывание беременности (аборты) Годы
Источник: Семья в России, 2008. С. 150.
«Господствовавшая в советское время “абортная культура” регулирования деторождения ныне разрушена. Молодые поколения в России по сравнению с поколениями их родителей избирают не только иную стратегию репродуктивного поведения – рождения детей в более позднем возрасте и с увеличенными интервалами между рождениями, все чаще в незарегистрированных союзах, но избирают и новую стратегию регулирования деторождения и планирования семьи. Увеличивается число пар, использующих надежные и безопасные для здоровья средства контрацепции. Рождение желанных детей в оптимальные сроки при снижающемся числе неэффективных беременностей, т. е. рациональное репродуктивное поведение становится доминирующей практикой для большинства» (Захаров, Сакевич, 2007. С. 163).
Однако за положительными общими тенденциями и средними цифрами стоят громадные социально-групповые различия, которые особенно бросаются в глаза при сравнении России с Западом. Исследователи подчеркивают, что «переход к современному планированию семьи в России еще далек от завершения: пропорция использующих малоэффективные традиционные средства регулирования деторождения остается существенной, уровень провалов (неудач) при использовании разных методов контрацепции, вероятно, высок; в результате пропорция незапланированных беременностей все еще велика, что и сохраняет базу для высоких показателей абортов» (там же).
По числу абортов Россия остается среди мировых лидеров. В 2007 г., по данным Росстата, было зарегистрировано почти 1,7 млн абортов. Явно недостаточно используется гормональная контрацепция. Очень велики региональные различия. По-прежнему значительно число абортов у первобеременных.
Больной темой остаются подростки. Высокая сексуальная активность и ранний дебют не влекут для юных французов нежелательных беременностей и абортов, потому что они умеют предохраняться. Если в середине 1980-х годов меньше 5 % французских подростков использовали презервативы и больше половины первых сношений были незащищенными, то в 1999–2001 гг. защищенными стали от 85 % до 90 % первых сношений. В Германии в 2006 г. «всегда осторожны» были 77 % 14–17-летних девушек и 62 % юношей, не пользовались контрацепцией при «первом разе» лишь 10 % (Youth Sexuality, 2006).
У российских подростков дело обстоит иначе. По данным международного опроса студентов (2003 г.), при первом сношении предохранялись лишь около 60 % российских юношей и меньше половины девушек. Отсюда – высокий процент незапланированных беременностей. Чтобы никто не узнал об этом, беременные девочки-подростки часто обращаются не в медицинские учреждения, а к «умельцам» или стараются прервать беременность собственными усилиями, с помощью варварских методов, воспользовавшись советами подружек. Помимо материальных факторов, на поведение подростков отрицательно влияют стереотипы старшего поколения о вредном влиянии контрацепции на здоровье. Многие юные девушки думают, что проще сделать аборт, чем в течение длительного времени регулярно использовать контрацепцию (Каткова, 2002).
Признания юных респонденток Татьяны Гурко (Гурко, 2003. С. 117–122) мало чем отличаются от рассказов двадцатилетней давности:
«А о том, что я забеременею, мне просто, честно говоря, в голову не приходило. Нет, у меня были в жизни примеры, и подружки с этим мыкались, с этими абортами, но я как бы считала, что со мной этого произойти не может» (дебют в 16 лет).
В больнице «ужасно обращаются. Со мной девушка лежала, лет 16, как и мне… Они ей так и говорят, ну что, проститутка, пришла сюда. Вот если по знакомству, совсем по-другому» (аборт в 16 лет).
«Я уже не думала о ребенке, я думала об этом как об операции, как аппендицит. Мне же нужно было и в институт поступать, учиться» (аборт в 16 лет).
«В тот момент я боялась родителей больше, чем аборта. А рожать – нет, это такая ответственность» (аборт в 16 лет).
Главный практический вывод проекта РиДМиЖ: «Основной путь снижения числа абортов – развитие службы планирования семьи и системы сексуального образования» (Захаров, Сакевич, 2007. С. 164).
Но его в России, увы, не существует.
Активную кампанию за полный запрет абортов ведет РПЦ, и в этом ее поддерживают, из популистских соображений, многие политики. Разумеется, их мнение противоречит общественному. Люди, которые помнят советские времена, понимают, как это было ужасно. При недавнем национальном опросе Левада-Центра был задан вопрос: «В последнее время и у нас, и за рубежом бурно обсуждается проблема абортов. Должна ли женщина иметь право на аборт?» 70 % (в 1999 г. – 69 %) опрошенных женщин определенно ответили «да» и лишь 16 % (в 1999 г. – 21 %) – «нет» (Волков, 2008). Но никаких гарантий, что запрета не будет, у народа нет. К тому же современная контрацепция требует определенных знаний, объем и содержание которых все время меняются. Это значит, что сексуальное образование должно быть обязательным, систематическим и постоянно обновляющимся. Без помощи государства это неосуществимо.
ЗППП и ВИЧ
Один из важнейших показателей сексуальной безопасности общества – статистика заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП).
В советском публичном дискурсе, как и в XIX в., эти болезни считались постыдными и замалчивались. Это мешало санитарному просвещению, особенно когда речь шла о новых инфекциях, о которых люди ничего не знали. Однако бесплатная государственная медицина, сочетавшая лечение в специализированных кожно-венерологических диспансерах и клиниках с принуждением – все случаи венерических заболеваний официально регистрировались, больных брали на специальный учет, источники заражения выяснялись, и врачи, с помощью милиции, старались проследить всю цепочку опасных связей, лечение было принудительным, уклонение от него и заведомое заражение кого-либо венерической болезнью подлежало уголовной ответственности (статья 115 Уголовного кодекса РСФСР), – позволяла блокировать опасность, удерживая ее в определенных рамках.
Заболеваемость сифилисом и гонореей даже снижалась. По официальной статистике, в 1987 г. в СССР на 100 тыс. населения было 5,6 больных сифилисом (в 1985 г. – 9,6), в 2,2 раза меньше, чем в США, и 86 больных гонореей (в 1985 г. – 113), в 6 раз меньше, чем в США. В 1988–1989 гг. уровень заболеваемости сифилисом достиг наименьшего показателя – 4,3 на 100 тыс. населения. Даже с учетом ненадежности подобной статистики это можно было считать достижением.
Тем не менее уже в начале 1980-х годов врачи отмечали значительный рост среди молодежи и подростков так называемых малых венерических заболеваний, которые часто протекают бессимптомно и при неупорядоченных сексуальных связях образуют запущенный «букет», с которым потом трудно сладить. Никакой сколько-нибудь серьезной профилактической работы среди населения не велось. Например, о генитальном герпесе и хламидиозе люди практически ничего не знали, пока не сталкивались с ними на личном опыте. Особенно много проблем было у молодых людей, которые не знали, что они больны и чем именно. Вместо того чтобы сразу обратиться в вендиспансер, юноши занимались самолечением, наживая в результате новые болезни. У урологов даже появился новый диагноз «хронический юношеский простатит».
Развал советской системы резко ухудшил эпидемиологическую ситуацию. Экстенсивная половая жизнь с меняющимися партнерами, при незнании и несоблюдении элементарных правил безопасности и гигиены, сама по себе опасна. Кроме того, государственная медицина ослабела, а то и вовсе рухнула из-за отсутствия средств, лекарств и оборудования, а частная медицина не всем доступна и к тому же, когда дело касается заболеваний, требующих длительного лечения и последующего контроля, менее эффективна. Ослабел и административный контроль, а официальная статистика стала еще менее надежной.
Это вызвало быстрый рост всех ЗППП, особенно среди молодежи и подростков. С 1990-го по 1996 г. заболеваемость сифилисом в России возросла в 48 раз, а у детей – в 68 раз. По числу зараженных сифилисом на 100 тыс. населения Россия в 50 раз опередила США и Западную Европу. В 1997 г. по заболеваемости сифилисом Россия заняла первое место в Европе (277,3 на 100 тыс. населения, по сравнению с 0,7 в западных странах) (Чубенко, Рябцева, 2007; Kontula, 2004).
В связи с более ранним началом и экстенсивностью сексуальной жизни и, особенно, с ростом детской проституции жертвами ЗППП все чаще становились дети и подростки 12–14 лет. Показатели по ЗППП и ВИЧ-инфекции у российских подростков в 1990-х годах были в 100 раз выше, чем в странах Западной Европы. При этом, по данным известного московского эпидемиолога О. К. Лосевой, заболеваемость среди девочек была в 2–2,5 раза выше, чем среди мальчиков.
В результате героических усилий медиков и использования новых, более эффективных препаратов в самом конце 1990-х годов эту тенденцию удалось переломить. Но хотя последние 10 лет показатели заболеваемости сифилисом в России снижаются, уровень его распространенности остается очень высоким. В 2007 г., по данным Всемирной организации здравоохранения, в стране было зарегистрировано 88 178 случаев заболеванием сифилисом или 62, 14 в расчете на 100 тыс. населения. Это почти в 15 раз больше, чем в странах Европейского Союза. По уровню заболеваемости сифилисом среди европейских стран Россия занимает 2-е место (уступая лишь Молдове). ЗППП являются второй по значимости причиной утраты здоровья женщин в возрасте от 15 до 45 лет (после заболеваемости и смертности, связанной с беременностью и родами) (Каткова, 2002).
Самый убедительный пример неэффективности командно-административных методов «управления» сексуальностью – провал профилактики ВИЧ-инфекции.
Благодаря социальной и сексуальной изоляции страны, ВИЧ пришел в СССР значительно позже, чем на Запад и в более мягкой форме. Мы имели несколько лет форы для подготовки к нему, но все это время было потрачено впустую. Сначала советская пресса, при участии чиновных эпидемиологов и руководителей Минздрава, использовала эпидемию для грязной антиамериканской пропагандистской кампании, утверждая, будто ВИЧ изобретен Пентагоном в военных целях. Одновременно уверяли, что нам бояться совершенно нечего, потому что вирус поражает гомосексуалов и наркоманов, против которых у нас есть такое мощное средство, как уголовный кодекс (Бургасов, 1986). Когда инфекция в СССР всетаки пришла и был диагностирован первый больной, начали создавать специализированную службу диагностики, но все цифры держали в секрете. Лишь в 1987 г., не столько в связи с осознанием опасности ВИЧ, сколько в результате гласности, о СПИДе начали говорить публично, однако все внимание было сосредоточено на так называемых «группах риска» – проститутках, наркоманах и, особенно, гомосексуалах, которых малевали самой черной краской. Что касается сексуально благонадежных граждан, то им рекомендовали просто придерживаться норм традиционной моногамии, не нарушать супружеской верности, а при случайных связях, «которых, впрочем, быть не должно», применять, как выразился в своем первом телевизионном интервью заведующий первой лабораторией по диагностике и лечению СПИДа Вадим Покровский, – «извините, презерватив». Так это неприличное слово впервые прозвучало с непорочного советского телеэкрана. Все это скорее развлекало, чем пугало.
Что же касается самых решительных людей, то им все было ясно. В «Комсомольской правде» 1 августа 1987 г. было процитировано письмо 16 студентов-медиков, рассматривавших СПИД как средство нравственного очищения общества и призывавших к физическому уничтожению всех проституток, наркоманов и гомосексуалов. С этим мнением, разумеется, не согласились. Президент Академии медицинских наук В. И. Покровский сказал, что такие люди просто недостойны быть врачами. Однако социальные и психологические аспекты эпидемии замалчивались и недоосознавались.
Первой серьезной тревожной публикацией о СПИДе в массовой печати стала составленная из серии интервью статья Аллы Аловой «Жизнь при СПИДе: готовы ли мы?» в популярнейшем в то время еженедельнике «Огонек» (Алова, 1988).
Отвечая на вопросы этой журналистки, я сказал, что меня крайне беспокоят «настойчивые разговоры о группах риска. Мы как бы отгородились от проблемы СПИДа этими группами: мол, СПИД – это там, у них, за непроницаемой стеной, а тут у нас все спокойно. Но стены нет, группы риска обитают не на Луне, а здесь, среди нас. И простите, половой жизнью живут не только группы риска. Вполне добропорядочные люди тоже занимаются сексом, и не только со своими супругами, хотя бы потому, что не у всех есть семьи… Опасность заразиться СПИДом уже давно вышла из “резерваций” групп риска… Зоной риска стал вообще секс. И внебрачные, и добрачные, и даже брачные связи». Но секс как таковой устранить нельзя. На опыте борьбы американской армии с венерическими заболеваниями были показаны преимущества «оппортунистической» тактики перед «радикальным» требованием воздерживаться от случайных сексуальных связей, объяснялось, что эффективное использование презервативов зависит не только от их наличия и качества, но и от общей сексуальной культуры населения.
Это были элементарные вещи, но в советской печати они сообщались впервые. Страну предупреждали также об опасности морализации и спидофобии:
«В XIX веке сифилис был не опаснее, чем туберкулез. Однако отношение к больным сифилисом и к больным туберкулезом было разное. В случае туберкулеза инфекция порождала страх, но сами больные вызывали сочувствие. В случае венерического заболевания, поскольку оно было связано с нарушением религиозных и моральных запретов, отвращение и страх перед болезнью переносились на жертву. Конец XX века – вроде бы совсем иное отношение к сексу, совсем другие моральные критерии, но по отношению к больным СПИДом люди снова превращаются в беспощадных моралистов, в средневековых инквизиторов…
СПИД – своего рода экзамен для человечества на гуманность и здравый смысл… Вообще, если мораль данного общества выдает разрешение дискриминировать людей по одному признаку (зараженность СПИДом), это означает разрешение дискриминировать и по всем другим признакам. Как сухая трава от искры, вспыхнут национальные вопросы, расовые… Все общество превратится в систему гетто, которые будут ненавидеть друг друга.
– То, что безнравственно, негуманно, – оно и невыгодно?..
– Вот именно! Но нас-то десятилетиями учили абстрагироваться от понятия гуманности, уметь противопоставлять суровую историческую необходимость нравственным порывам, «слюнявому либерализму», подавлять в себе жалость, элементарное человеческое сочувствие. Хорошо учили, и многие научились. Прибавьте в этому навыку вдолбленное в наши души четвертьвековым поиском «врагов народа», отточенное до автоматизма, до рефлекса умение переносить борьбу с недостатками с самих недостатков на любого имеющегося под рукой козла отпущения. Главное – всегда иметь козла».
Однако для чиновников это были пустые слова, необычность которых только шокировала. Даже технические вопросы – одноразовые шприцы, презервативы – не решались. «Огонек» получил письмо из Риги, что там целый месяц не было презервативов. Алла Алова позвонила начальнику Главного аптечного управления Минздрава СССР:
«– Вас интересует изделие № 2? (Догадываюсь, что это своеобразный министерский эвфемизм).
– Изготовитель изделия № 2 – Миннефтехимпром СССР Мы заказали ему на 1988 год 600 миллионов штук. Такова потребность населения в изделии № 2 для предупреждения заражения вирусом СПИДа.
– Простите, а каким образом вычислена эта потребность?
– Ученые подсчитали.
– Какие ученые? Из какого института?
– Я затрудняюсь сказать, не знаю… Но Миннефтехимпром отказался от такого плана, снизил план поставок на 1988 год до 220 миллионов, объяснив это отсутствием необходимых мощностей. А 220 миллионов проблему, конечно, не решат. Но все вопросы – к Миннефтехимпрому. Мы и так с ними бьемся, бьемся…
– Может быть, пока наша промышленность не справляется, в связи с ожидаемой эпидемией СПИДа надо закупить импортные… изделия?
– Нет, закупать мы не будем – валюты не хватает.
– А не намечается выпуск презервативов более высокого качества?
– Нет, зачем же – сейчас у нас изделия нормального качества. Их производят на импортной линии, они прочные, не рвутся. Так что в смысле предупреждения заражения СПИДом они высококачественные, не уступают импортным. Ну, а в смысле удовольствия, удовлетворения женщин – это, знаете, нас не волнует.
Вообще мое мнение – презерватив погоды не сделает. Не должно быть случайных связей – вот главное! Тогда и презервативы не нужны будут. Если мужчина спит только с женой, зачем ему презервативы?..
– А как же быть молодежи и вообще всем тем, кто еще не вступил в брак?
– Ну, это случайные связи…»
С тех пор утекло много воды. Первые панические прогнозы о быстром распространении СПИДа в России, слава богу, не оправдались, зато притупили у людей чувство опасности. Между тем число больных и инфицированных неуклонно растет.
В отличие от западных стран, первой самой многочисленной группой риска – 286 чел. в России оказались не гомосексуалы, наркоманы и проститутки, а новорожденные дети, которых заразили в родильных домах из-за отсутствия одноразовых шприцов и небрежности медицинского персонала. После этого сами дети и их семьи стали жертвами не только страшной болезни, но и спидофобии: медицинский персонал боялся их лечить, сослуживцы не хотели вместе работать, зараженных детей требовали убрать из общих школ и т. д.
Когда распространение СПИДа оказалось не таким быстрым, спидофобия несколько уменьшилась. При опросе ВЦИОМ в 1989 г. 13 % опрошенных высказывались за «ликвидацию» больных СПИДом и 24 % – за их изоляцию. Как видно из приведенной таблицы, обобщающей данные опросов 1989, 1994, 1999 и 2003 гг., в дальнейшем отношение к этим людям стало более гуманным, хотя общее число сторонников репрессивных мер составляет 32 % (Левада, 2004). Но одно дело – ответ на общий вопрос, другое – реальное поведение в конкретной ситуации.
Как следовало бы поступить с больными СПИДом? (ответы в % от числа опрошенных)
Источник: Левада, 2004.
Все государственные средства по борьбе со СПИДом были сосредоточены в руках президента Академии медицинских наук В. И. Покровского и его сына, директора Центра по борьбе со СПИДом В. В. Покровского. Для массового тестирования населения в бывшем СССР было создано 748 диагностических лабораторий, 6 региональных и 73 территориальных центра, 128 консультаций для анонимного тестирования. В России делалось больше тестов, чем где бы то ни было в мире. Медицинские меры были дополнены карательно-административными. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 августа 1987 г. «О мерах профилактики заражения вирусом СПИД» и затем статьей 115.2 УК РСФСР была предусмотрена уголовная ответственность за «заведомое поставление другого лица в опасность заражения заболеванием СПИД». Позже был принят закон о проверке на ВИЧ всех приезжающих в страну иностранцев, который, впрочем, оказался мертворожденным.
Пропагандой безопасного секса, которой в Европе придавали решающее значение, государственные антиспидовские организации практически не занимались. Непонимание того, что мы имеем дело с социальной проблемой, которой наряду с медиками должны заниматься и обществоведы, и желание сохранить монополию на решение всех вопросов СПИДа привели к тому, что страна не сумела выработать продуманную социальную политику в этом вопросе.
Поняв, что с государственной медициной кашу не сваришь, общественность попыталась взять антиспидовскую пропаганду и помощь ВИЧ-инфицированным в собственные руки, создав для этого ряд добровольных общественных фондов и ассоциаций. Но, как и в остальных сферах постсоветской общественной деятельности, антиспидовские некоммерческие организации были разобщены и не всегда достаточно профессиональны, для некоторых людей борьба со СПИДом стала удобной кормушкой. В 1995 г. В. В. Покровский косвенно признал ошибочность прежней стратегии и стал доказывать необходимость «срочно, специальным образом, готовить или переподготавливать кадры, перебрасывая их на профилактику… Нужны люди, способные не только читать лекции студентам, но и соответствующим образом беседовать с гомосексуалистами, проститутками, наркоманами, бродягами». Однако тут же делалась оговорка, что обучать россиян безопасному сексу нужно «в формах, соответствующих традиционным представлениям наших народов, а не заимствованным у других культур» (Покровский, 1995). Где искать эти древние, но вечно живые формы? В боярской думе или крестьянской общине? Или имеются в виду холерные бунты?
В новом столетии ситуация не улучшилась. По официальным данным ООН, в 2007 г. оценочное число людей, живущих с ВИЧ в Восточной Европе и Центральной Азии, увеличилось до 1,5 млн чел.; почти 90 % из них живут либо в Российской Федерации (69 %), либо в Украине (29 %). По оценкам, в 2007 г. число людей, заразившихся ВИЧ в этом регионе, составило 110 тыс., в то время как от СПИДа умерли около 58 тыс. человек. Эпидемия ВИЧ в Российской Федерации, самая крупная на данный момент в этом регионе, продолжает нарастать.
Выступая на Третьей конференции по вопросам ВИЧ/ СПИДа в Восточной Европе и Центральной Азии (Москва, 28–30 октября 2009 г.), главный государственный санитарный врач РФ Геннадий Онищенко сообщил, что на сегодняшний день в России зарегистрировано более полумиллиона случаев ВИЧ-инфекции, только за 2008 г. было зарегистрировано более 54 тыс. больных (на 20,6 % больше, чем в 2007 г.). По данным за первое полугодие 2009 г., число новых случаев также превышает показатели аналогичного периода прошлого года на 13 %. Пораженность ВИЧ-инфекцией населения России составляет 326,3 зараженных ВИЧ на каждые 100 тыс. населения. Среди граждан в возрасте от 15 до 49 лет вирусом заражены 0,6 %. Одной из главных проблем в профилактике и борьбе с ВИЧ/СПИДом, по мнению Онищенко, является неприятие обществом таких больных, поэтому необходимо расширить доступ к адекватной информации, что позволит обществу пересмотреть свое отношение к ВИЧ-инфицированным. «Попытка отгородиться от ВИЧ-инфекции приводит к тому, что инфекция загоняется в подполье», – отметил он, напомнив, что «распространение ВИЧ-инфекции является социальной проблемой».
Международные организации, включая Объединенную программу ООН по ВИЧ/ СПИДу (UNAIDS) эту цифру как минимум удваивают (Feshbach, 2008). По подсчетам В. В. Покровского, в России с ВИЧ живут 1,5–2 млн граждан, причем 75 % новых случаев заражения приходится на молодежь от 15 до 29 лет. В ряде регионов рост инфекции принял эпидемический характер.
Кто прав в споре эпидемиологов, который часто носит межведомственный и даже идеологический характер, – судить не мне. Хотя некоторые пессимистические прогнозы В. В. Покровского в прошлом не оправдывались, верить более спокойным оценкам государственных чиновников мой жизненный опыт не позволяет. К тому же и они нерадостны.
Сегодня ВИЧ-инфекция распространяется в России, как и на Западе, главным образом половым путем. Если в 1998–1999 гг. 90 % инфицированных составляли наркоманы, то сейчас 30–40 % инфицированных – люди, никогда не употреблявшие наркотики, в том числе женщины и дети. А из тех, кто уже заболел СПИДом, необходимое по международным нормам лечение получают далеко не все.
Главная беда – отсутствие эффективной профилактики. По словам заместителя начальника отдела Роспотребнадзора по надзору за ВИЧ/СПИДом Ларисы Дементьевой (пресс-конференция 4 сентября 2009 г.), в настоящее время в России действуют более 400 программ по борьбе с ВИЧ, половина из которых направлена на профилактику инфекции. На профилактику, выявление и диагностику ВИЧ в этом году выделено в общей сложности 7,8 млрд руб. Тем не менее, уровень знаний населения о ВИЧ по-прежнему остается крайне низким. Например, в результате последних социологических опросов, проведенных по заказу Роспотребнадзора, установлено, что 40 % россиян по-прежнему уверены в том, что СПИД передается с укусами комаров. В последнее время толерантность в отношении ВИЧ-инфицированных снизилась в России на 7 %. «Отмечаются негативные, более дискриминационные настроения. Сегодня сесть за стол с человеком с ВИЧ-инфекцией откажутся больше людей, чем в прошлом году», – подчеркнула Дементьева.
Нетерпимость сложившегося положения вещей начинают понимать даже отдельные политики. Первый зампред комитета Госдумы по безопасности Михаил Гришанков сообщил, что в федеральном бюджете на 2010 г. не предусмотрены средства на профилактику ВИЧ среди уязвимых групп.
«Одна из причин этого – искаженные, а подчас и ложные данные по эффективности программ снижения вреда, предоставляемые руководству страны, Минздравсоцразвития РФ и руководству Москвы со стороны ряда лиц», – заявил депутат. В частности, Гришанков назвал опасными действия и информацию главы комиссии Мосгордумы по здравоохранению и охране общественного здоровья Людмилы Стебенковой (см. о ней Кон, 2006).
«Они ввергают государство в стагнацию, теряется время на сдерживание эпидемии, вместо работы происходят по иски внешнего врага, вместо использования эффективного опыта, уже зарекомендовавшего себя в десятках государств, звучат декларативные призывы к поискам особого пути для России». Гришанков заявил, что не видит смысла в агитации за прочность семьи среди проституток и не может понять, как смогут сдерживать ВИЧ программы против ожирения и табакокурения.
По его мнению, происходит подмена понятий и подтасовка данных, расходящихся с выводами эпидемиологов об оценке ситуации по распространению ВИЧ в тех регионах, где действуют программы снижения вреда. По словам парламентария, самое печальное – что региональным центрам по борьбе со СПИДом из Москвы советуют забыть о таких программах, а реальная ситуация медиками даже не обсуждается (Власова, 2009).
Социально-правовые аспекты сексуальной культуры
Сексуальное здоровье и сексуальные права личности требуют соответствующей правовой защиты. Демократическое законодательство, в отличие от авторитарного, основывается на нескольких общих принципах:
1. Поскольку интересы и права человека стоят выше интересов государства и его чиновников, вмешательство государства в личную жизнь граждан должно быть минимальным.
2. Ограничения прав личности допускаются, только если реализация ее желаний и потребностей нарушает законные права и интересы других людей.
3. Чрезмерное расширение сферы правового, особенно уголовно-правового, регулирования не только нарушает права граждан и свободу их личной жизни, но и подрывает правовую систему в целом. Предписания слишком общего характера невозможно эффективно контролировать, а если применение закона становится избирательным, это неизбежно порождает произвол, злоупотребление властью и коррупцию правоохранительных органов.
4. Предусмотренные законом наказания должны быть адекватны правонарушению, чтобы не увеличивать число преступников и не создавать в обществе атмосферу страха и паники.
С конца 1980-х годов российское законодательство развивалось принципиально в том же направлении, что и мировое. Многие элементы авторитаризма и произвола, вроде уголовного преследования гомосексуальности, были законодательно устранены. Разногласия и споры относительно возможных способов социального контроля за сексуальностью касаются тех же вопросов, что и в остальном мире (охрана сексуальной неприкосновенности личности, защита от сексуальной эксплуатации детей и подростков, обеспечение гендерного равенства, отношение к платным сексуальным услугам, коммерческой эротике и т. д.), и при этом используются те же самые теоретические и моральные аргументы. Тотальное противопоставление современной России «цивилизованному миру» по этим признакам уже неосновательно. Тем не менее у страны есть своя печальная специфика, которая в новом столетии даже усилилась.
Социально-экономическая отсталость делает многие формально провозглашенные, в том числе и сексуальные права фиктивными, люди не могут их реализовать. Культура бедности неизбежно является культурой насилия, в том числе сексуального. В российских тюрьмах до сих пор содержится около одного миллиона заключенных. Сказываются и особенности традиционной ментальности. Из-за «притерпелости» россиян к насилию, сексизму и гендерному неравенству соответствующие факты не только не вызывают протеста, но воспринимаются как нормальные, естественные и неустранимые. По многим вопросам российское общественное мнение консервативнее законодательства.
При отсутствии демократических традиций это сказывается на стиле поведения политической элиты.
Вместо того чтобы воспринимать сексуальность как положительный элемент общественной и личной жизни (так чувствует каждый здоровый человек), российские политики и чиновники относятся к ней негативно и настороженно (сексофобия), как к постоянной угрозе, требующей жесткого административного регулирования.
Доверенных их попечению людей чиновники воспринимают не как равноправных и разумных сограждан, способных принимать самостоятельные решения, а как безответственных малолетних несмышленышей, которых охраняет и дисциплинирует авторитарная и, по возможности, несменяемая вертикаль власти. Лишенное социологического реализма бюрократическое мышление не способно предвидеть долгосрочные и побочные результаты собственных действий и склонно к радикальным административно-силовым решениям.
Отношение российского чиновничества к мировому опыту избирательно и произвольно. Почтительно цитируя выгодные им международно-правовые документы, чиновники полностью игнорируют или высокомерно отвергают другие, не менее важные требования, особенно если речь идет о защите прав человека. Вопросы сексуального здоровья и культуры часто ставятся не ради решения конкретных проблем, а в качестве разменной монеты в политических играх, причем так поступают не только отдельные политики и ведомства, но и все четыре, включая прессу, ветви власти.
Это хорошо видно на примере таких сюжетов, как платные сексуальные услуги (проституция), коммерческая эротика и порнография, сексуальное насилие и особенно – сексуальная неприкосновенность детей.
Проституция
До середины 1980-х годов существование в СССР проституции, как и бедности, официально отрицали. Немногочисленные исследования, проводившиеся юристами и социологами, были закрытыми и печатались под грифом «Для служебного пользования».
Заговор молчания был прорван в ноябре 1986 г. сенсационным очерком журналиста Евгения Додолева «Белый танец» в газете «Московский комсомолец» о райской жизни валютных проституток. За первой статьей последовали другие, столь же сенсационные (Дьяченко, 1991а). Хотя проституция в них морально осуждалась, у бедных советских женщин, живших на скромную зарплату и не имевших возможности покупать дорогие модные наряды, этот образ жизни невольно вызывал жгучую зависть. Настоящим бестселлером стала повесть Владимира Кунина «Интердевочка» (1988 г.) и снятый по его сценарию одноименный фильм. Кстати, могу засвидетельствовать, что в отличие от большинства литераторов, делавших деньги на «неприличной» теме, Кунин начал серьезно исследовать ее, когда она была еще абсолютно запретной и шансы на создание фильма были ничтожными. В Доме творчества кинематографистов в Репино, где писатель жил и работал, на стене его номера висел «Список консультантов», в одной колонке были телефоны путан, а в другой – офицеров милиции. Это вызывало юмористические ассоциации.
При анонимном анкетировании старших школьников в Риге и Ленинграде в 1989 г. валютная проституция оказалась в десятке наиболее престижных профессий. При опросе московских школьников и учащихся ПТУ относительно наиболее престижных и доходных профессий, проведенном «Литературной газетой», проститутки разделили с «директорами» и «продавцами» 9–11 места, опередив журналистов, дипломатов и таксистов, не говоря уж о профессорах и академиках. Правда, вскоре выяснилось, что журналисты, как всегда, многое упростили. Интердевочки, «путаны», работавшие только за валюту, оказались лишь верхушкой айсберга, немногочисленным аристократическим слоем; чтобы попасть туда, нужны внешние данные, квалификация и, главное, как всегда и везде, связи. Гораздо более многочисленная категория проституток, работавших за советские «деревянные» рубли, рисковала гораздо больше, а зарабатывала неизмеримо меньше.
Первые выступления прессы по этому вопросу были окрашены, с одной стороны, завистью, а с другой – ненавистью («Их, проституток, надо обливать бензином и поджигать». «Я бы всех проституток уничтожал»).
По мере развала советской экономики проституток становилось все больше, а отношение к ним – терпимее. Появились и социологические исследования (Габиани, Мануильский, 1987; Проституция и преступность, 1991; Гилинский, Афанасьев, 1993; Афанасьев, Скоробогатов, 1994; Голосенко, Голод, 1998), правда, не всегда сопоставимые и подчас с сильным ведомственным милицейским душком.
Советская идеология не любила рассматривать «отрицательные» явления как социально обусловленные, предпочитая объяснять их индивидуальными склонностями. Применительно к проституции это означало, что «шлюха», работающая за деньги, обязательно должна быть также «блядью», получающей от своей работы удовольствие. Отсюда – повышенный интерес к сексуальной жизни секс-работниц. Однако предположения о «повышенной сексуальности» проституток, как и в дореволюционной России, не подтвердились, их главные мотивы оказались экономическими. Причем если раньше их деятельность была более или менее индивидуальной, то в 1980–1990х гг. они попали в зависимость от организованной преступности.
Современная городская проституция в основном профессиональна и четко стратифицирована. Самая организованная форма сексуальной коммерции – гостиничная проституция полностью контролируется преступными группировками, которые не пускают в «свою» гостиницу посторонних. На втором месте – многочисленные «агентства» по предоставлению интимных услуг, функционирующие под видом клубов, саун, массажных кабинетов, бюро знакомств и т. п. Существуют и агентства по вербовке или продаже молодых женщин и девушек за границу. Этот криминальный бизнес дает огромный доход. Ступенькой ниже стоит «квартирная» проституция, которой занимаются женщины, имеющие собственную сеть клиентов и старающиеся избежать внимания милиции и рэкетиров.
Особая разновидность проституток – «кидалы», работающие в тесном контакте с водителями такси или владельцами частных автомобилей. Они подбирают клиентов в ресторанах, барах и кафе, расположенных в центре города, получают деньги за будущие услуги, водитель везет их якобы на квартиру, а на самом деле останавливается у проходного двора или подъезда, где женщина скрывается. Бывает и хуже: доверчивого клиента избивают, грабят и даже убивают.
Самая низшая категория – уличная проституция, рассчитанная в основном на приезжих. Ею обычно занимаются опустившиеся, спившиеся женщины. Ни о каких мерах противоэпидемической безопасности тут нет и речи. Кроме профессиональных проституток существуют любительницы, продающие свое тело ради дополнительного дохода, чтобы приодеться, а то и просто для пополнения семейного бюджета.
На фоне общего разорения страны и роста детской безнадзорности в 1990-х годах сильно выросла детская проституция. Дети и подростки идут на панель вследствие бездомности, спасаясь от пьянства и жестокости родителей, а иногда их попросту продают. Сильно выросла мужская проституция, как гетеро-, так и гомосексуальная. Для некоторых иностранцев Россия стала привлекательным местом сексуального туризма, вроде Таиланда (но значительно более опасным). Широко распространилась также практика продажи молодых российских женщин и несовершеннолетних девушек в зарубежные бордели. Одни идут на это сознательно, а другие даже не подозревают, что будет с ними дальше. Разыскать таких нелегальных иммигранток, живущих под фальшивыми паспортами, когда о них начинают беспокоиться родственники, практически невозможно.
Все это сделало в 1990-х годах проституцию серьезной социальной проблемой и одновременно способствовало изменению отношения к ней. Последнее связано как с расширением понятия социально приемлемой экономической активности, так и с ростом сексуальной терпимости.
В 1992 г. каждый десятый молодой, до 25 лет, петербуржец уже считал проституцию законной формой зарабатывания денег (Афанасьев, Скоробогатов, 1994). В нашем опросе 1995 г. с мнением, что «занятие сексом ради денег не должно осуждаться в современном обществе», согласились 37 % 16–19-летних девушек и 46 % юношей; не согласились соответственно 41 % и 34 %. При опросе в 1997 г. школьников 7–9-х классов, доля полностью согласившихся с этим суждением юношей почти вчетверо, а доля девушек в 2,5 раза превысила аналогичные ответы их учителей и родителей.
Судя по данным массовых опросов, большинство россиян морально осуждает проституцию. При опросе Левада-Центром 20–45-летних москвичей (март 2002 г.) на вопрос: «Как вы считаете, это нормально, допустимо – заниматься сексом за деньги?» – утвердительно ответили 25 %, отрицательно – 55 %, затруднились с ответом 20 % опрошенных. Впрочем, респонденты осуждают скорее секс-работниц, чем их клиентов.
В эффективность репрессивных мер большинство россиян не верит и их не одобряет. Отвечая на вопрос ВЦИОМ (осень 1997 г.): «Как вы считаете, что следовало бы предпринять в отношении проституции?» – 47,4 % опрошенных выбрали вариант «легализовать и взять под контроль».
Это мнение разделяют более молодые (60 % 18–24-летних) и более образованные (62 % людей с высшим образованием) люди. Напротив, 32 % опрошенных (27 % мужчин и 36 % женщин) считают нужным «ужесточить меры наказания» (это особенно поддерживают пожилые люди, старше 55 лет), 9 % считают, что в это дело нужно «не вмешиваться», а 11 % затруднились с ответом. Как показывают данные четырех национальных опросов ВЦИОМ/ Левада-Центра, общая терпимость к платному сексу с 1989-го до 2003 г. заметно выросла (см. таблицу).
Как следовало бы поступить с проститутками (ответы в % от числа опрошенных)
Источник: Левада, 2004
Расходятся и позиции законодателей.
Хотя платное сексуальное обслуживание имеет достаточно глубокие социальные, психологические и сексуальные причины и функции (см. Кон, 2004), его издержки не менее очевидны.
Во-первых, проституция угрожает здоровью населения, будучи рассадником ЗППП и ВИЧ.
Во-вторых, она основана на угнетении женщин. Обмен сексуальности на ресурсы, то есть превращение ее в товар, включает секс в систему отношений господства и подчинения. Сексуальность продает та часть человечества (женщины, молодые мужчины, дети), у которой меньше власти, а покупает та, у которой ее больше.
В-третьих, как всякий коммерческий секс, она безнравственна.
В-четвертых, она тесно связана с отечественной и международной преступностью.
В-пятых, несмотря ни на какие запреты, в нее постоянно вовлекаются несовершеннолетние и даже маленькие дети. Международная торговля женщинами, особенно в странах СНГ, приобрела настолько широкий размах, что это вызывает озабоченность многих гуманитарных организаций и ООН. По данным российского МВД, среди лиц, занимающихся проституцией, до 20 % составляют несовершеннолетние, пятая часть из которых 12–13-летние дети (Цветков, 2004).
Что с этим можно сделать?
Органы МВД и некоторые политики предлагают усилить наказания за проституцию, полагая, что это позволит заметно уменьшить уличную проституцию, рекламу сексуслуг в СМИ и, возможно, вовлечение в эту сферу несовершеннолетних. Их противники резонно указывают, что проституция не столько исчезнет, сколько переместится в сферу незапрещенных сексуслуг: ночных клубов, эротических шоу-программ, эскорт-услуг, секса по телефону, массажных салонов и т. д. Контроль за соблюдением этих запретов потребует значительных бюджетных средств и неизбежно обернется новыми теневыми доходами для правоохранительных органов. «Меры, направленные на борьбу с нелегальной проституцией путем, например, увеличения денежного штрафа, могут приводить к обратному эффекту – увеличивать проституцию, а не сокращать ее» (Левин, Покатович, 2006).
Позиции сторон являются в значительной мере ведомственными. При опросе в 1989 г. 154 сотрудников органов внутренних дел и 42 ученых-экспертов 72 % сотрудников МВД высказались за введение уголовной ответственности за проституцию, а 77 % хотели бы распространить какую-то административную ответственность также на клиентов проституток. Эксперты-ученые были значительно либеральнее.
83,3 % их убеждены, что проституция неизбежна, а 52,3 % думают, что она не обязательно ведет к преступной деятельности. На вопрос: «Целесообразно ли установление уголовной ответственности за проституцию?» – 83,3 % экспертов ответили отрицательно, причем весьма категорично («Боже упаси!» «Я абсолютно против!»). 64,2 % экспертов высказались и против привлечения к ответственности клиентов (Дьяченко, 1991б).
Противоположная стратегия – легализация и превращение проституции в разрешенный вид предпринимательской деятельности, вплоть до создания официальных домов терпимости, как в ряде западных стран, выглядит более рациональной (Дьяченко, Синельникова, Шлык, 1999). Однако это возможно только в условиях сильной экономики и стабильного правопорядка. Если российское государство не в состоянии защитить богатых предпринимателей, то гарантировать безопасность и вырвать из криминальной среды сексуальных работниц оно подавно не сможет. Тогда какой смысл им платить государству дополнительные налоги?
Аргументы обеих сторон зачастую не вполне реалистичны. Сотрудники МВД говорят, что брать налог с проституток безнравственно, потому что тогда школьная учительница, получающая зарплату из бюджета, будет заинтересована в том, чтобы ее ученики ходили к проституткам. Но водочные акцизы, на которых держится часть государственного бюджета, не говоря уж о доходах от продажи оружия, еще более безнравственны, тем не менее никто не предлагает от них отказаться. Столь же абстрактны аргументы либералов. Предлагая легализовать секс-обслуживание как индивидуальное предпринимательство, некоторые при этом подчеркивают, что не должно быть никаких борделей, «это – эксплуатация». Но разве Газпром, который рекламирует себя как национальное достояние, или даже маленькая шляпная мастерская обходятся без эксплуатации? Если узаконить только индивидуальное сексуальное обслуживание, секс-работнице придется приводить клиентов к себе домой.
А если у нее ребенок? Да и вообще таких клиентов домой лучше не водить. Не получится ли, что прилично организованный бордель, имеющий помещение, охрану, врача и т. д., при всей его моральной неприглядности будет выгоднее и для клиента, и для секс-работницы? Боюсь, что к радикальным решениям в этом вопросе Россия ни экономически, ни социально-психологически не готова, придется искать компромиссные варианты, хотя они никому не нравятся.
Коммерческая эротика
Сложная ситуация сложилась вокруг коммерческой эротики и «продукции сексуального характера». В 1990-х – начале 2000-х годов Государственная дума приняла ряд законов, направленных на урегулирование этой сферы жизни. Некоторые из этих актов, категорически запрещающие вовлечение несовершеннолетних в производство и распространение сексуальной продукции, а также распространение, публичную демонстрацию или рекламирование материалов или предметов «с порнографическими изображениями заведомо несовершеннолетних» (статья 242. 1 УК РФ) были абсолютно необходимы.
Но как отличить «законную» эротику, которая давно уже стала частью повседневной жизни россиян, от запрещенной порнографии? Многие западные теоретики признали эту задачу неразрешимой, согласившись с известным французским писателем Аленом Роб-Грийе, что «порнография – это эротика других». В научной литературе «порнографией» чаще всего называют любые медиа, созданные и рассчитанные на то, чтобы развлекать или возбуждать эротическое желание (Diamond, 2009). В одном популярном американском учебнике сексологии «эротика» иронически определяется как сексуально откровенные материалы, приемлемые для зрителя, а порнография – как сексуально откровенные материалы, неприемлемые для зрителя.
Потребление порнографии (или «сексуально откровенных материалов») – явление массовое. По данным разных исследований, это делают от 86 % до 98 % мужчин и от 56 % до 85 % женщин (см. обзор Кон, 2006). Из 10 тыс. опрошенных норвежцев от 18 до 49 лет порнографические журналы читали 82 %, фильмы смотрели 84 %, а Интернетом пользовались 34 %. После того как Дания легализовала продажу порнографических текстов (в 1967 г.) и рисунков (в 1969 г.), количество некоторых сексуальных преступлений в стране заметно снизилось. Аналогичный эффект легализация порнографии дала в Швеции, Западной Германии, Японии и еще нескольких странах (Diamond, 2009).
В 2004 г. датские сексологи обследовали репрезентативную выборку из 316 мужчин и 372 женщин от 18 до 30 лет. «Порнография» была определена как любой материал, направленный на создание или усиление сексуальных чувств или мыслей реципиента, причем обязательно содержащий явную демонстрацию и/или изображение а) гениталий и б) ясных и открытых сексуальных действий, таких как вагинальное сношение, анальное сношение, оральный секс, мастурбацию, связывание, садомазохизм, изнасилование, обливание мочой, секс с животными и т. п. Было подчеркнуто, что образы позирующих или действующих обнаженных мужчин и женщин, какие можно видеть в журналах «Плейбой» или «Плейгерл», не содержат ясных и открытых сексуальных действий и поэтому не должны оцениваться как порнографические. Оказалось, что даже при таком строгом понимании порнографии 97,8 % мужчин и 79,5 % женщин признали, что когда-либо смотрели ее; в последние полгода это делали 92,2 % мужчин и 60 % женщин, в последнюю неделю – 63,4 % и 13,6 %, в последние сутки – 26,2 % и 3,1 %. Средний молодой датчанин тратит на просмотр порнографии 80,8 минут в неделю, а женщина – 21,9 минуты. Мужчины приобщаются к порнографии в 13,2 года, а женщины – в 14,9 года. Существенной разницы в характере сексуального поведения любителей порно и тех, кто им не интересуется, кроме частоты мастурбации, ученые не обнаружили (Hald, 2006).
Вместо того чтобы бесплодно спорить о разграничении эротики и порнографии, законодатели некоторых стран пошли по пути тематических и возрастных ограничений. Тематическим запретам или ограничениям, как правило, подвергаются изображения насильственного секса, сексуальных действий с трупами, с животными и особенно – с детьми.
Особенно опасна так называемая детская порнография, то есть натуралистическое изображение несовершеннолетних в качестве объектов или соучастников действий сексуального характера. Для создания таких визуальных образов детей нередко вовлекают в реальные сексуальные действия, что вредно для ребенка и запрещено законом. Кроме того, свободное распространение таких образов молчаливо допускает, что ребенок может быть «законным» объектом сексуальных посягательств и секс-индустрии. Эта проблема особенно обострилась с появлением Интернета, где детское порно распространяется бесконтрольно и часто связано с международными центрами детской проституции и торговли детьми. Борьба с ним – одна из главных задач Интерпола.
Другой путь защиты детей и подростков от нежелательной и потенциально опасной для них сексуальной информации – возрастные ограничения (как правило, 18 лет) на посещение соответствующих развлекательных заведений, приобретение сексуально-эротических материалов и т. п.
В целом, российское законодательство в этих вопросах развивается в том же направлении, что и мировое. К сожалению, с самого начала обсуждения темы депутаты безнадежно зациклились на разграничении «эротики» и «порнографии». 73 % судей и 88 % адвокатов, опрошенных в начале 1990-х годов, не смогли ответить на вопрос, чем порнография отличается от эротики, а определения, которые дали остальные, оказались расплывчатыми и субъективными (Дьяченко, 1995. С. 63). Не справилась с этой задачей и так называемая комиссия Говорухина, готовившая проект закона «Об ограничениях оборота продукции, услуг и зрелищных мероприятий сексуального характера в Российской Федерации» (1997 г.).
Вместо полного запрещения сексуально-эротических материалов, которого добивались религиозные фундаменталисты, законопроект предусматривал жесткие ограничения и контроль за их распространением: локализация в специально отведенных для этого местах, лицензирование соответствующей коммерческой деятельности, обложение ее дополнительным налогом и т. п. Но многие формулировки законопроекта, начиная с определения ключевого понятия «продукция сексуального характера», оказались неудовлетворительными.
Согласно статье 4, «продукция сексуального характера – продукция средств массовой информации, иная печатная и аудиовизуальная продукция, в том числе реклама, сообщения и материалы, передаваемые и получаемые по компьютерным сетям, а также различные изделия и средства, удовлетворяющие потребности, связанные с сексуальным влечением, за исключением лекарственных средств и изделий медицинского назначения».
С научной точки зрения, это бессмысленно (Кон, 1997 г.). Хотя топор может быть орудием убийства, он не является оружием, а тут речь идет о человеческих чувствах. «Потребности, связанные с сексуальным влечением», и способы их удовлетворения неотделимы от общего психического и духовного мира личности и сугубо индивидуальны. В древней Греции был случай, когда юноша, плененный красотой статуи Афродиты, тайно совокупился с ней, оставив на мраморе несмываемые пятна. Для него статуя богини явно была «продукцией сексуального характера». Значит ли это, что фотографии этой скульптуры можно показывать только в специально отведенных для этого местах? В случае принятия этого закона Эрмитаж, Музей изобразительных искусств им. Пушкина и Третьяковская галерея срочно должны купить предусмотренные законом лицензии, но даже после этого школьников туда водить не следует. Классическое искусство от этих новаций как-нибудь отобьется, но новое искусство обречено уйти в подполье, дополнительные налоги ему не под силу.
Либеральные критики усматривали опасность закона в том, что он практически отдает всю сексуально-эротическую культуру общества во власть коррумпированных и безграмотных чиновников и ими же назначенных экспертов. Напротив, консервативные критики деятели РПЦ, депутаты от КПРФ и аграрии – утверждали, что закон слишком либерален и практически открывает дорогу порнографии. У стен Государственной думы были организованы пикеты и демонстрации под лозунгами «Говорухин – вождь сексуальной революции» и «Закон составлен врагами народа». Новый вариант закона, принятый в первом чтении в январе 1998 г., стал еще более консервативным и охранительным, чем первый.
Правда, комиссия прислушалась к голосу защитников эротического искусства. По новой версии закона, различаются три типа сексуально-эротических материалов:
1) научные и художественные материалы, которые могут распространяться свободно;
2) порнография, оборот которой на территории Российской Федерации «не допускается»;
3) продукция сексуального характера, оборот которой регулируется данным законом.
С сексологической точки зрения, все принятые в законе определения были безграмотными.
«Сексуальное влечение» определялось как «совокупность переживаний, присущих человеку как носителю генов определенного пола». Оставляя в стороне философский вопрос о соотношении генов и воспитания, согласно этому определению, материнские чувства придется безоговорочно признать сексуальными, а их проявления отнести к числу сексуальных действий, со всеми вытекающими отсюда ограничениями. Зато гомоэротические переживания и действия, явно не типичные для человека «как носителя генов определенного пола», сексуальными не являются, и их изображение под действие закона не подпадает.
Содержание разрешенной эротики практически ограничивалось сферой искусства: «Эротические произведения – отображение в художественной форме и произведениях литературы, искусства и иных областях культурной деятельности сексуального влечения и сексуальных действий». А как быть с коммерческими материалами и рекламой, «художественность» которых проблематична?
Столь же противоречиво и некорректно определение порнографии: «Порнографическая продукция – любая печатная и аудиовизуальная продукция, в том числе реклама, переданные и полученные по коммуникационным линиям сообщения и материалы, целью которых является натуралистическое, циничное изображение и(или) описание сексуальных действий с несовершеннолетними, насильственных действий сексуального характера, а также сексуальных действий, связанных с надругательством над телами умерших или совершаемых в отношении животных».
В этом определении присутствуют три разных критерия: 1) предмет изображения (секс с несовершеннолетними, насильственные действия, некрофилия и зоофилия), 2) способ изображения (натуралистическое, циничное изображение, кстати, это совершенно разные вещи – детский или крестьянский натурализм не бывает циничным) и 3) предполагаемые цели изображения, сформулированные вовсе непонятно. Достаточно ли для запрета продукта любого из этих признаков или только всех их в совокупности?
«Продукция сексуального характера», стоящая между разрешенной эротикой и запрещенной порнографией, определяется как «любая печатная и аудиовизуальная продукция, в том числе реклама, переданные и полученные по компьютерным сетям сообщения и материалы, целью которых является изображение и (или) описание сексуальных действий и которые служат удовлетворению сексуального влечения, а также изделия и средства, предназначенные для удовлетворения сексуального влечения». Но цель рекламы вовсе не «удовлетворение сексуального влечения» потребителя, а привлечение его внимания к рекламируемым товарам, которые сами по себе могут и не быть эротическими (спортивные машины, жевательная резинка).
Демократические СМИ отнеслись к законопроекту и к парламентской дискуссии иронически. Популярная телеведущая Мария Арбатова озаглавила свою статью о думских чтениях: «Дума запретила первичные половые признаки. Как не имеющие “культурной и научной ценности”», а закончила цитатой из кинофильма Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта»: «Руди, ты верующий? Значит, ты веришь в то, что Бог создал мужчину и женщину? Значит, именно тот же Бог создал их гениталии? И кто ты такой, чтобы пренебрегать Божьим творением?» (Арбатова, 1998). Клерикально-коммунистическая оппозиция, напротив, осудила законопроект как «наглую попытку порнодельцов узаконить свой грязный бизнес». Как бы то ни было, законопроект в Думе застрял.
Свое отношение к этой и аналогичным дискуссиям я выразил в виде юморески:
Закон о защите нравственности и о запрещении секса
Преамбула
Вдохновленный законодательной инициативой депутатов Горячевой, Райкова, Митрофанова и иже с ними, я хочу продолжить их дело, предложив более радикальный и всеобъемлющий законопроект, опирающийся на древние народные традиции.
Текст законопроекта
Статья 1. Запретить гражданам России какую бы то ни было сексуальную активность иначе как в законном браке, ради деторождения и только в предусмотренных настоящим законом формах.
Статья 2. Для осуществления этой цели, а также для защиты детей обязать всех россиян обоего пола до 18-летнего возраста постоянно носить специальные пояса добродетели (рисунок американского образца прилагается). Ответственность за соблюдение этой нормы возлагается на родителей и воспитателей.
Статья 3. Лица, достигшие 18-летнего возраста, могут обходиться без пояса добродетели, но только после вступления в законный брак. Поскольку женское целомудрие важнее, чем мужское, муж, уезжая в командировку, имеет право запирать пояс своей супруги на замок и увозить ключ с собой.
Статья 4. Нарушительниц супружеской верности подвергать публичной порке или, вымазав дегтем и вываляв в пуху и перьях, торжественно водить по улицам.
Примечание 1. Чтобы не нарушать правил целомудрия, в соответствии с древними народными обычаями, половые органы наказываемых должны быть при этом обязательно прикрыты.
Статья 5. Все формы сексуальной активности, от которых не рождаются дети (мастурбация, анальный и оральный секс и т. д.), равно как и однополая любовь, безусловно запрещаются. Виновные в нарушении этого запрета наказываются публичной поркой и тюремным заключением от 1 до 5 лет, а в случае повторного преступления – кастрацией.
Статья 6. Чтобы не вызывать у россиян полового возбуждения или его удовлетворения, признать человеческое тело как таковое порнографическим и запретить его обнажение не только публично, но и наедине с самим собой.
Примечание 1. Убрать зеркала в банях и ванных комнатах. Мыться люди обязаны впредь в нижнем белье. Бани, где это правило нарушается, подлежат закрытию.
Статья 7. В средствах массовой информации и в искусстве разрешается изображать и показывать человека только так, как это делалось на старинных иконах. Поскольку перечислять все запретные части тела слишком долго, перечислим то, что разрешено. У женских образов может быть открыто лицо, ступни и кисти рук. У мужчин ноги могут быть открыты до колен, а руки – по локоть. Все лица должны быть строгими, без смеха и улыбок.
Примечание 1. В субъектах Федерации с преобладающим мусульманским населением местные власти имеют право запретить женщинам появляться вне дома с открытыми лицами, а художникам – вообще изображать человеческие лица.
Примечание 2. Безнравственные произведения прошлых эпох (античные статуи, мадонны эпохи Возрождения, «Давид» Микеланджело, картины А. Иванова и Петрова-Водкина, садово-парковая скульптура, Аполлон на фронтоне Большого театра и т. п.) должны быть либо уничтожены, по примеру афганских талибов, либо помещены в отделы специального хранения, посещать которые могут только депутаты Государственной думы по специальному разрешению благочинного, заверенному вице-спикером и домуправом.
Статья 8. Запретить россиянам говорить о проблемах пола и сексуальности на любом языке, кроме исконного – матерного. Нарушение этого запрета приравнять к оскорблению государственного гимна и иных национальных святынь.
Бюджетные расходы по внедрению и осуществлению законопроекта
Подобно законопроектам Горячевой, Райкова и Митрофанова, принятие и реализация данного Закона, который подымет нравственный уровень нашего народа на недосягаемый уровень, не потребует ни копейки бюджетных денег. Более того. Благодаря этому Закону в стране полностью и навсегда исчезнет безработица. После принятия наших законов весь народ разделится на две части: молодые и сексуально активные будут сидеть в тюрьме, а остальные будут их сторожить. Кроме того, понадобится огромное количество следователей и дознавателей – вот уж кому будет на Руси жить хорошо! Впрочем, многие займутся этим на общественных началах. Если же работать станет вовсе некому и некогда, можно открыть свободный доступ в страну инородцам. Поскольку инородцы, особенно «черные», как и представители сексуальных меньшинств, – «нелюди», закон о защите нравственности на них не распространяется. Были бы сыты законодатели и правоохранители, а смерды всегда найдутся.
В отличие от законодателей, приглашающих на парламентские чтения преимущественно своих друзей и единомышленников, я помещаю свой законопроект для всенародного обсуждения в Интернете и разрешаю размножать его всем желающим.
Приложение. Фотография американских антимастурбационных приспособлений XIX в. для мальчиков. Поскольку авторские права на них утратили юридическую силу, их можно запатентовать и внедрить в производство немедленно. Для женщин есть отличные средневековые образцы. Их производство будет мощным стимулом для отечественных товаропроизводителей. Никакой иностранной конкуренции нет и не предвидится. Американцы сдохнут от зависти.
В декабре 2009 г. Дума вернулась к старому спору при обсуждении обновленного законопроекта «Об ограничении оборота продукции эротического и порнографического характера». Главное для депутатов, как всегда, – «защитить общественную нравственность». Многие старые нелепости из текста исчезли. Стал ли он яснее? Порнография теперь определяется как «детализированное, натуралистическое изображение, словесное описание или демонстрация полового акта, половых органов, имеющие целью сексуальное возбуждение», а эротика – как «изображение, словесное описание или демонстрация сексуальных отношений людей, интимных частей человеческого тела (частично или полностью обнаженных), имеющие целью сексуальное возбуждение». Главной угрозой по-прежнему остается сексуальное возбуждение, однако понятно, что в эротике не содержится порнографии, и наоборот, а разница между ними состоит в «детализированности и натуралистичности». Зато появилась новая эстетическая (или анатомическая?) проблема соотношения «половых органов» и «интимных частей человеческого тела». Кто и как все это будет определять – пока неизвестно, но ученые, художники и врачи могут не волноваться: на научно-просветительские, медицинские и образовательные материалы и произведения литературы и искусства, «содержащие эротику в качестве одного из элементов идейно-художественного замысла и не эксплуатирующие в качестве основной идеи интерес к сексу», закон не распространяется.
Если законопроект будет принят, госбюджету придется раскошелиться на увеличение числа чиновников Роскомнадзора, которые будут проводить экспертизу порнографии и эротики, на что потребуется не менее 83 человек: двое в центральном аппарате Роскомнадзора и по одному в каждом регионе. Итого, по расчетам авторов законопроекта, на содержание нового штата чиновников придется потратить в год 20,8 млн рублей налогоплательщиков. Впрочем, вряд ли дело этим ограничится.
Экспертное сообщество восприняло документ скептически. По словам члена Независимого экспертно-правового совета (НЭПС) адвоката Сергея Насонова, «такой закон должен быть предельно корректным. Но предложенный депутатами проект полон неясностей и не пройдет тест на коррупциогенность, он оставляет безграничные возможности для злоупотреблений…»
Если закон примут в том виде, в каком его предложили депутаты, изменения коснутся и существующего законодательства, в частности уголовного. Например, предлагается ввести уголовную ответственность не только за изготовление или распространение порнографии, включающей в себя секс с животными, трупами или сцены изнасилования, но и ее хранение. «Допустим, лежит у вас дома книга со сценами изнасилования. Вы ее не писали, не продаете, просто лежит, может, для научных или образовательных целей – какая разница. Теперь милиционеры ее смогут у вас изъять, а вас посадить на срок до шести лет. Такого наказания нет даже за хранение холодного оружия, ношение которого запрещено» (Шмараева, 2009).
Что ж, поживем – увидим. Главное, чтобы следователям было легче работать. Подкинуть человеку при обыске порнографическую открытку проще, чем наркотики. Похоже, что у публики этот сюжет ни сексуального, ни какого-либо иного возбуждения уже не вызывает.
Сексуальное насилие и защита сексуальной неприкосновенности детей
Одно из главных требований, предъявляемых современным обществом к сексуальным отношениям, – добровольность и уважение личной неприкосновенности. Любое нарушение этой нормы является сексуальным злоупотреблением (sex abuse).
Сексуальное домогательство (sexual harrassment) – навязчивое приставание вопреки ясно выраженному нежеланию лица; чаще всего от него страдают женщины.
Сексуальное принуждение, или, говоря юридическим языком, «понуждение к действиям сексуального характера» (статья 133 УК РФ), имеет место, когда один человек добивается сексуальной близости с другим вопреки его воле. Это преступление наказывается большим штрафом, либо исправительными работами, либо лишением свободы.
Крайняя форма сексуального принуждения – изнасилование, определяется статьей 131 УК как половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного положения потерпевшей. Другие насильственные действия сексуального характера (статья 132 УК) под эту категорию не подходят, но наказываются так же, от трех до шести лет лишения свободы, а при отягощающих обстоятельствах – значительно строже.
Главная трудность в применении этих статей – в том, как отличить реальное принуждение от игрового, условного. Мужская сексуальность часто содержит элементы агрессивности, что отражается в соответствующих стереотипах: мужчина должен «завоевать» женщину, быть настойчивым, отказ и сопротивление возбуждают его. Разница мужских и женских сексуальных сценариев усугубляется принятым ритуалом ухаживания. Кроме социального неравенства и отношений власти важную роль при этом играет неодинаковая оценка участниками одних и тех же действий. Нежелательное сексуальное домогательство не всегда можно отличить от настойчивого ухаживания. Настойчивость ухажера, который ей нравится, женщина воспринимает как знак любви и верности, а точно такое же поведение нелюбимого мужчины кажется назойливым домогательством.
Можно ли сделать так, чтобы в любовной игре мужчина и женщина говорили друг другу правду и только правду, когда «нет» всегда означает «нет», а «да» – всегда «да»? Неопределенность и недосказанность – необходимые элементы флирта, любовной игры. Если все ее условия сформулировать заранее, как в брачном контракте, от романа останется скучная рациональная схема. Чтобы уменьшить вероятность недоразумений, определение сексуального домогательства часто дополняют указанием на то, что оно происходит в служебной обстановке (на работе, в армии или в учебном заведении) и при этом используется статус или власть.
Оценивая факты сексуального принуждения, мужчины и женщины зачастую неодинаково интерпретируют одну и ту же ситуацию. В глазах мужчины, который думает, что женщина возражает и сопротивляется лишь для виду, а на самом деле хочет того же, что и он, принуждение выглядит продолжением ухаживания, он считает себя не насильником, а соблазнителем. Так же настроено и общественное мнение: «Сама виновата». «Сама дала повод». «С порядочными девушками такого случиться не может». Такая установка благоприятствует терпимости к насилию.
В России, где традиционные гендерные стереотипы сильнее, чем на Западе, притворное сопротивление встречается особенно часто. На вопрос, случалось им когда-нибудь сказать «нет», «хотя они сами намеревались и хотели вступить в сексуальные отношения», утвердительно ответили 59 % опрошенных студенток Владимирского политехнического института, по сравнению с 38 % американок и 37 % японок; причем 30 % россиянок поступали так дважды или трижды, а 12 % – больше четырех раз (Sprecher et al., 1994). Поэтому статья 133 УК РФ наказывает за понуждение к действиям сексуального характера только если оно осуществлялось «путем шантажа, угрозы уничтожением, повреждением или изъятием имущества либо с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей)».
Реальная распространенность сексуальных посягательств и насилований в России значительно выше, чем можно судить по криминальной статистике (см. Здравомыслова, 2002). Правоохранительные органы, прежде всего милиция, неохотно заводят уголовные дела по этим статьям, предвзято относятся к заявлениям пострадавших женщин, ставя их в заведомо неблагоприятное и неловкое положение. Это улучшает милицейскую статистику, но отнюдь не повышает безопасность граждан. Только правовыми методами, без массовой воспитательной работы, эта проблема не решается.
Еще сложнее выглядит защита сексуальной (в российском правовом дискурсе употребляется слово «половой») неприкосновенности детей и несовершеннолетних. Когда речь идет о взрослых, государство обязано охранять только их свободу. Каким бы необычным ни было их сексуальное поведение, если оно реализуется по обоюдному согласию и не нарушает законных прав третьих лиц, государство не смеет в него вторгаться.
С детьми дело обстоит иначе. Во-первых, они зависят от взрослых. Во-вторых, они зачастую не осознают того, что делают, их «добровольность» может быть фиктивной. В-третьих, обществу не безразличны долгосрочные последствия ранних сексуальных контактов. Поэтому, если взрослых закон охраняет только от сексуального принуждения и насилия, то детей (до 18 лет) он защищает от любых покушений со стороны взрослых.
Любые насильственные действия сексуального характера, жертвой которых становится несовершеннолетний, наказываются значительно строже, чем когда речь идет о взрослом (статьи 131 и 132 УК РФ). Этот принцип распространяется также на понуждение к действиям сексуального характера (статья 134) и совершение развратных действий без применения насилия (статья 135).
Дополнительной правовой гарантией сексуальной неприкосновенности детей является легальный возраст согласия, то есть минимальный возраст, по достижении которого согласие подростка на сексуальные отношения с взрослым, старше 18 лет, человеком становится юридически действительным. Понятие это сравнительно новое, и не все страны им пользуются (Graupner, 2000). Как правило, возраст согласия ниже принятого в данной стране брачного возраста.
Легальный возраст согласия в странах Европы колеблется от 13 до 18 лет и на 2009 г. выглядит следующим образом (см. http://www.avert.org/age-of-consent.htm; http://www. interpol.int/Public/Children/SexualAbuse/NationalLaws):
13 лет – Испания.
14 лет – Австрия, Албания, Болгария, Германия, Венгрия, Италия, Латвия, Литва, Лихтенштейн, Сан-Марино, Сербия, Хорватия, Черногория, Эстония.
15 лет – Греция, Дания, Исландия, Молдова, Монако, Польша, Румыния, Словения, Словакия, Франция, Чехия, Швеция.
16 лет – Андорра, Армения, Беларусь, Бельгия, Босния, Великобритания, Грузия, Люксембург, Финляндия, Македония, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Россия, Украина, Швейцария.
17 лет – Ирландия и Кипр.
18 лет – Мальта.
В Канаде и в Китае возраст согласия 14 лет, в США (по разным штатам) – от 16 до 18 лет.
В некоторых странах закон допускает вариации. Например, в Австрии общий возраст согласия 14 лет, но секс с лицом моложе 16 лет, «с использованием его незрелости», уголовно наказуем. В Португалии карается секс с несовершеннолетними от 14 до 16 лет, если имеет место «злоупотребление их неопытностью». В Германии возраст согласия в большинстве случаев составляет 14 лет, но если старшему партнеру больше 18 лет и он использует принуждение или предлагает плату, его действия уголовно наказуемы; в подобных случаях правом дать согласие наделено лишь лицо старше 16 лет. Кроме того, лицам старше 21 года запрещено заниматься сексом с лицами моложе 16 лет, если старший пользуется неспособностью жертвы к сексуальному самоопределению. В Финляндии возраст согласия 16 лет, но секс с лицом младше этого возраста не считается уголовным преступлением, если между участниками нет большой разницы в возрасте и умственной и физической зрелости. Сходные уточнения содержит норвежское право. В некоторых странах существуют дополнительные ограничения на сексуальные контакты между несовершеннолетними и теми взрослыми, которые ответственны за их воспитание и могут допустить злоупотребление властью (например, школьные учителя). Все это направлено на то, чтобы уменьшить количество возможных злоупотреблений законом со стороны правоохранительных органов.
Непременное требование Евросоюза – чтобы возраст согласия был одинаковым для гетеро– и гомосексуальных отношений (раньше в некоторых странах он был разным).
В первом варианте Уголовного кодекса РФ возраст согласия был установлен в 16 лет, затем его понизили до 14, а в 2003 г. снова повысили до 16 лет (статья 134 УК).
В России охраной сексуальной неприкосновенности детей всерьез практически никогда не занимались. Даже когда в 1990-х годах наша страна стала одним из мировых центров производства и распространения самой циничной детской порнографии, мы узнали об этом лишь после того, как фрагменты этих фильмов показали по итальянскому телевидению, что вызвало громкий международный скандал.
Разумеется, в МВД и медицинских учреждениях работали эксперты по этим вопросам, но их было мало и на широкую публику они не выходили. Считалось, что таких грязных вещей в нашей стране быть не может. Первой тревожной публикацией по этому поводу стала моя статья «Осторожно: дети. Жертва сексуальной агрессии – ребенок» в самой многотиражной советской газете «Труд» (Кон, 1991).
«К сожалению, в этой области бытует очень много ложных представлений.
Миф первый. Принято считать, что сексуальные покушения на детей редки и являются признаком морального распада и деградации общества. На самом же деле они были всегда. Уже древнейшие законодательства пытались положить им конец путем высоких штрафов и иных наказаний. Вместе с тем некоторые действия, которые мы сегодня строго осуждаем, в прошлом вообще не принимались всерьез. Сегодня сексуальные покушения на детей и подростков осуждаются и морально и юридически, тем не менее они очень часты. И не только у нас, как это представляется иным борцам с падением нравов.
Так, по американским данным, каждая четвертая или пятая девочка и каждый седьмой или девятый мальчик моложе 18 лет подвергались каким-либо сексуальным покушениям. Чаще всего это происходит с подростками, но четверть случаев приходится на возраст до семи лет.
Миф второй. Бытует мнение, что большинство сексуальных покушений совершают посторонние. На самом же деле в четырех случаях из пяти это делает кто-то, кого ребенок хорошо знает. Очень часто (29 % случаев!) этот “кто-то” один из старших членов его собственной семьи. К сожалению, в нашей стране такая статистика не ведется – этим просто никто не интересовался, но сексуальное насилие в семьях наблюдается нередко. Несколько лет назад в Артеке один 14-летний мальчик “совратил” добрую половину отряда, научив и девочек, и мальчиков таким вещам, которые знает далеко не каждый взрослый. Когда же скандальная история получила огласку, выяснилось, что его самого научили отец, мать и старшая сестра. Сначала они проделывали это с ним насильно, а потом он сам “пристрастился” и начал пробовать на других…
Миф третий – полагать, что все взрослые, развращающие детей, – люди с психическими отклонениями или сексуально больные. На самом деле педофилы, т. е. люди, которых сексуально влечет исключительно к детям, составляют в этой группе меньшинство. Большинство же, как ни странно это покажется непосвященному и как это ни режет слух, – мужчины, имеющие нормальную психику, часто женатые и имеющие собственных детей.
Четвертый миф исходит из предположения, что сексуальные покушения на детей бытуют главным образом в бедной среде и в неполных семьях. На деле же они случаются во всех слоях общества, с разными уровнями дохода, во всех этнических и религиозных группах.
И последнее весьма распространенное заблуждение – считать, что, рассказывая о сексуальных покушениях, дети, как правило, лгут, выдавая воображаемое за действительное. Увы, большей частью дети говорят правду. Но нередко они молчат – из страха, что им не поверят, из боязни наказания или из чувства любви к совратившему их человеку, особенно если это близкий родственник. Из этого следует, что нам известна лишь очень малая часть подобных фактов.
Субъективные реакции детей на сексуальные совращения также неоднозначны. Если грубое насилие и причинение боли вызывают страх и стойкое – на долгие годы – отвращение, то эротические игры воспринимаются совсем иначе. Ведь для ребенка куда важнее психологическая атмосфера контакта, нежели его сексуальное содержание, которого ребенок не осознает.
Следует также иметь в виду, что некоторые, рано созревшие в этом отношении дети иногда сами провоцируют и поощряют взрослых к сексуальным контактам, начиная приятные им эротические игры, добиваясь соответствующих прикосновений, ласк и т. д. Чаще всего это делается бессознательно, но иногда, особенно подростками, и сознательно. Так что слово “совращение” не всегда правильно отражает характер таких взаимоотношений.
Тем не менее подобный “опыт” влияет на всю последующую жизнь ребенка. Не говоря уже о нравственных аспектах проблемы, многие сексуальные и общепсихологические трудности взрослого человека нередко коренятся именно в сексуальных переживаниях его детства. И хотя детские травматические переживания часто полностью вытесняются из памяти, сохранившись лишь в подсознании, они проявляются в различных неврозах. Многие женщины, которые в детстве были жертвами сексуального насилия или совращения, испытывают трудности в установлении интимных отношений с мужчинами. Их сексуальные контакты лишены эмоциональной полноты и не приносят чувственного удовлетворения. Некоторые сексуально травмированные дети, став взрослыми, отличаются пониженным самоуважением, гипертрофированными чувствами вины и стыда, чувством отчуждения от других, отвращением к прикосновениям, склонностью к пьянству и наркомании. Наконец, среди них очень высок процент самоубийств, предрасположенности к наркомании, они нередко становятся жертвами всякого рода злоупотреблений.
Какова профилактика сексуальной эксплуатации детей и несовершеннолетних? Меры правовой защиты известны. Однако и здесь много трудностей.
Прежде всего, проблематичны юридические рамки, так сказать, сексуального совершеннолетия – то есть определение того, с какого возраста можно легально вступать в половые отношения. Если эта норма формулируется в понятиях абсолютного возраста, скажем 15 или 17 лет, то не учитываются индивидуальные различия в сроках полового созревания. Если же закон говорит о половой зрелости, понятие это кажется недостаточно определенным. Для судебной же практики любые нюансы в этом деликатном деле очень важны.
И все-таки даже самая идеальная система права не в состояния охватить полностью столь тонкую сферу человеческих отношений, особенно в семье. Здесь важен не столько контроль, сколько просвещение. Взрослые, в первую очередь родители и учителя, должны обладать хотя бы самыми элементарными знаниями в этой области. Раздевая, купая, наказывая или лаская детей, родители невольно могут вызвать у ребенка эротические чувства. В этом нет ничего противоестественного, однако нужно быть внимательным к физиологическим и психологическим реакциям ребенка, избегать стимулирования его эрогенных зон, уважать право ребенка контролировать собственное тело. Особенно опасны в этом смысле телесные наказания, которые вызывают у некоторых детей острые и болезненные эротические переживания. И девочек, и мальчиков необходимо предупреждать в доступной им форме, что определенных контактов со взрослыми им следует избегать. Однако делать это нужно в высшей степени осторожно, не запугивая ребенка и не пробуждая в нем болезненной подозрительности к окружающим людям и страха перед собственной сексуальностью.
Здесь как нигде требуются сдержанность и такт, ибо это палка о двух концах: плохо, когда родители, учителя, общество не знают, что такое сексуальная эксплуатация детей, но не менее опасно, если об этом говорят слишком много и чересчур публично. В 1988 году, когда я был в США, меня поразило обилие телепередач на тему о совращении детей и инцесте (кровосмешении). Женщины и мужчины, ставшие в детстве жертвами сексуальной эксплуатации, в том числе и в собственной семье, детально рассказывают о своем опыте, об интимных подробностях, выворачивая наизнанку свою прошлую и настоящую жизнь. Смотреть и слушать это было с точки зрения научной познавательности поучительно, но вместе с тем неприятно – слишком уж велики “дозы”.
Я подумал: не получится ли так, что некоторые родители, напуганные этой информацией, станут – от греха подальше – вообще избегать телесных контактов с детьми? Это было бы настоящей катастрофой. Ибо прикосновение – важнейший способ передачи эмоционального тепла, в котором человек вообще, а ребенок в особенности остро нуждается. Можно ли представить себе, чтобы любящая мать, заботливый отец не обняли своего ребенка, не прижали к груди, не приласкали? Разве это не обеднило, не обесцветило бы жизнь? С другой стороны, поток информации о том, что детей совращают буквально все – родители, родственники, учителя, священники, даже сексотерапевты, – способен вызвать волну подозрительности и даже паники, которая отравит жизнь и взрослых, и детей. Массовая истерия по этому поводу может только породить “охоту на ведьм”. Кстати, в 1990 году, вторично посетив США, я обнаружил, что американская пресса почувствовала эту опасность, и мои коллеги-сексологи уже не обвиняли меня, как тогда, в перестраховке…
Убежден, что и у нас эту проблему надо обсуждать спокойно и взвешенно, не делая вид, что “этого” у нас нет, но и не запугивая себя и других.
Но что же все-таки делать, если ваш ребенок подвергся сексуальному нападению? Вот несколько простых правил.
Прежде всего, сохраняйте самообладание. От вашей реакции во многом будет зависеть, как ребенок переживет вызванное инцидентом потрясение.
Поговорите с ребенком доверительно. Постарайтесь узнать точные факты, но не давите, не вымогайте исповедь насильно, а лишь помогайте быть откровенным, внимательно вслушиваясь в то, что он расскажет вам сам, добровольно. Не оскорбляйте ребенка недоверием, но учитывайте и то, что он может фантазировать, придумать то, чего не было, или по-своему интерпретировать события.
Успокойте ребенка, избавьте его от чувства вины. Дайте ему понять, что вы не перестали его любить и ни в чем не обвиняете. Не заставляйте делать то, к чему он не готов, зато помогите ему как можно скорее вернуться к привычному ритму жизни.
И наконец, последнее. Обратитесь за профессиональной помощью – не только правовой, но и психологической, и медицинской.
В зарубежных учебниках (да, есть многочисленные учебники на эту тему) и в массовых брошюрах обычно указываются адреса и телефоны, по которым следует обращаться в таких случаях. Увы, я не могу последовать этому доброму примеру по той простой причине, что у нас, насколько мне известно, таких телефонов доверия и специализированных центров попросту нет и никто не готовит кадры для них. Впрочем, телефон доверия для взрослых жертв изнасилования, о необходимости которого я писал в “Труде” (01.07.90 г.) тоже, конечно, нужен. К сожалению, никто не обратил на этот призыв внимания. Что ж, обличать падение нравов и “охранять нравственность” средствами цензуры куда как проще, чем сделать что-то конкретное для пользы дела. Только нужна ли такая “бумажная нравственность?”»
В моей первой (и единственной в то время) массовой книге по сексологии «совращению детей и подростков» посвящен специальный параграф (Кон, 1992. С. 260–263), во втором издании книги он был расширен, а затем, как и вся книга, помещен в Интернет. Официальный, издаваемый Общественной палатой и другими уважаемыми организациями при поддержке Совета Федерации, Госдумы и МВД, «Национальный узел Интернет-безопасности в России» называет его в числе двух первых отечественных Интернет-ресурсов по данному вопросу http://www.detivrunete.ru/nedopusti/expluatacia/index.php?ELEMENT_ID=536.
В 1997 г., по просьбе Ассоциации детских психиатров и психологов, я выступал на Всероссийской конференции «Дети России: насилие и защита» с докладом «Совращение детей и сексуальное насилие в междисциплинарной перспективе», который был затем опубликован параллельно в двух научных журналах, «Социальная и клиническая психиатрия» и «Педагогика» (Кон, 1998а, 1998б).
В своих статьях и учебных пособиях по сексологии, опираясь на мировые научные данные, я подчеркивал социальные факторы сексуальных посягательств на детей и одновременно – крайнюю мифологизированность массового сознания в этих вопросах, которую используют в своекорыстных целях недобросовестные политики.
«В США, Англии и других странах было немало случаев, когда родителей и воспитателей осуждали на основании детских показаний, а потом обвинение оказывалось ложным. Иногда под флагом защиты детей выступают малограмотные и сексуально озабоченные лица, вызывающие в обществе массовую истерию, когда люди начинают подозревать в педофилии всех и каждого.
Во время одной такой кампании в Англии в 1990-х годах трехлетнюю Эми застали в детском саду за изготовлением пластилиновых игрушек, напоминавших по форме сосиску или змею (воспитательница усмотрела в них пенисы). В придачу девочка рассказывала о каких-то предметах, из которых “вытекает белая жидкость”. Объяснения родителей, что таинственным предметом с белой жидкостью был пузырек со спреем от носового кровотечения, а предметы в форме сосисок – копии любимых желейных конфет Эми, во внимание не приняли. Девочку внесли в список “детей группы риска”, а ее родителям пришлось долго бороться, чтобы снять с себя страшные подозрения. В июне 1997 г. суд в Майнце оправдал всех обвиняемых по самому громкому в истории Германии процессу, в ходе которого 24 мужчин обвиняли в совращении 16 детей. “Несомненно, все эти дети – жертвы, – заключил председатель суда. – Они жертвы этого процесса и тех, кто его затеял”.
В связи с этим психологи призывают к осторожности. 3–5-летние дети очень внушаемы. Если взрослый несколько раз задает им один и тот же вопрос, они начинают отвечать по его подсказке. В одном эксперименте в Корнельском университете трехлетние дети подвергались медицинскому осмотру, врач их раздевал, но не трогал их половые органы. Все это было снято на видео. Но когда потом детей спрашивали, показывая половые органы на кукле: “А тут доктор тебя трогал?” – 38 % детей ответили “да”. Без куклы, при вопросе на “детском” языке, количество ложных ответов достигло 70 %. Расследовать подобные дела нужно очень осторожно, спрашивать должен не простой следователь, а квалифицированный детский психолог. Следователи, судьи и эксперты могут находиться за стеклом, невидимо для ребенка, и контролировать ход допроса, который записывается на видеопленку, чтобы не опрашивать ребенка вторично» (Кон, 1999. С. 222–223; 2004. С. 278–280).[10]
«Никакой закон сам по себе не может защитить детей от сексуальных посягательств и злоупотреблений. Очень многое зависит от таких социально-экономических факторов, как бедность и детская беспризорность. Дети, о которых ни семья, ни государство не заботится, неизбежно становятся предметами купли-продажи и объектами сексуальной эксплуатации. Кстати, официальная ведомственная статистика по этим вопросам совершенно недостоверна. Когда правоохранительные органы должны рапортовать об успехах, преступность занижается, а когда хотят увеличить штаты или провести выгодный ведомству закон, “изнасилованные”, “совращенные” и “соблазненные” дети любого возраста сваливаются в одну кучу и число их сразу же возрастает до небес» (Кон, 2004. С. 275).
В 2002 г. вопрос о защите «половой безопасности» детей и подростков стал наконец предметом обсуждения Государственной думы. В рамках предложенной президентом В. В. Путиным «гуманизации уголовного права» была введена уголовная ответственность взрослых за коммерческую сексуальную эксплуатацию несовершеннолетних, вовлечение их в порнобизнес, а также в оборот продукции, оказание услуг и зрелищные мероприятия сексуального характера, за оборот детской порнографии и использование детей в качестве моделей для изготовления продукции порнографического характера. Была повышена уголовная ответственность за совершение преступлений против несовершеннолетних родителями, педагогами и иными взрослыми, на которых законом возложены обязанности по воспитанию детей и надзору над ними, за вовлечение несовершеннолетних в занятие проституцией и т. д. Все эти меры были необходимы.
Спор вызвало повышение возраста согласия до 16 лет. Главным доводом в пользу этой меры является то, что раннее, до 16 лет, начало сексуальной жизни нежелательно, а пробуждающейся подростковой сексуальностью нередко злоупотребляют взрослые. Закон не криминализирует сексуальных отношений между подростками, но взрослым предлагает держаться от них подальше. Однако важно учитывать, что половое созревание протекает неодинаково у юношей и девушек и к тому же крайне неравномерно. 18-летний юноша в сексуальном отношении может быть ровесником 15-летней девушки, криминализация их любовных отношений может обернуться неоправданной жестокостью, не говоря уж о возможности шантажа. Кроме того, сексуальная активность сегодняшних 14–16-летних настолько высока, что контролировать ее общество физически не может. Если правоохранительные органы не справляются с охраной безопасности детей до 14 лет, смогут ли они выполнить гораздо более объемную задачу, и не обернется ли это ростом коррупции и злоупотреблений? Как выглядит конкретная статистика по разным составам преступлений, половозрастным группам, типам учебных заведений, семей и т. п.?
Думцев конкретика не интересовала. Обсуждение законопроекта было крайне политизировано. Депутатов просто ошарашили цифрами чудовищного роста числа сексуальных покушений на детей и несовершеннолетних, уверили, будто европейские страны дружно повысили легальный возраст согласия, а всех критиков и несогласных заранее обвинили в пособничестве педофилам. Пресса даже требовала поименного голосования.
Между тем приведенная статистика выглядела несколько странно. Депутатов уверяли, что жертвами сексуальной эксплуатации детей и подростков в России являются многие тысячи и даже десятки тысяч несовершеннолетних, что в одном только 2001 г. было возбуждено 20 тыс. уголовных дел. Между тем, по официальным данным МВД, максимальное за год число «половых сношений и иных действий сексуального характера с лицом, не достигшим 16-летнего возраста» с 1992-го по 1997 г. составило 542 случая. После снижения в 1998 г. возраста согласия до 14 лет число возбужденных уголовных дел уменьшилось с 349 в 1998 г. до 160 в 2000 г. Максимальное число зарегистрированных «развратных действий в отношении несовершеннолетних» – 2588 случаев – зафиксировано в 1994 г., в 2000 г. цифра снизилась до 697 случаев (Мир детства. 2001. № 1. С. 3). А всего лишь год спустя, хотя закон остался неизменным, количество возбужденных по этой статье дел якобы выросло до 20 тыс. Как такое возможно?
«Интересную динамику» отмечает и Национальный узел Интернет-безопасности: «Число регистрируемых сексуальных преступлений против несовершеннолетних, к примеру, будучи достаточно большим в 1997 г., резко снижается на рубеже веков и далее демонстрирует устойчивый рост с 2003 г. по настоящее время. К примеру, если в 1997 г. было зарегистрировано 542 случая полового сношения с несовершеннолетним лицом, то в следующем году – 349, последующие четыре года колебания происходят в диапазоне 145–194, и с 2003 г. идет резкий рост: 751 в 2004-м, 1632 в 2005-м и так далее. Развратные действия описали подобную же “синусоиду” – 1169 в 97-м, 1653 в кризисном 98-м, затем резкое снижение до 583 случаев в 2001-м и взлет до 1562 в 2005-м и т. д. (http://www.saferunet.ru/rumec/stories/detail.php?SECTION_ID=123&ID=509).
Может быть, эта «интересная динамика» отражает не столько абсолютный рост числа преступлений, сколько изменения в законодательстве? Чем строже закон, тем больше его нарушений фиксируют правоохранительные органы. После того как возраст согласия понизили до 14 лет, количество зарегистрированных ненасильственных половых сношений взрослых с несовершеннолетними не могло не снизиться (они перестали быть противоправными), а когда в 2003 г. его снова повысили до 16 лет, их число не могло не вырасти в разы. Но зарегистрированный казус и доведенное до суда уголовное дело совсем не одно и то же. Чтобы разобраться в реальных тенденциях развития, нужно анализировать каждый состав преступления отдельно, с учетом соотношения пола и возраста жертв и обвиняемых, характера имевших место сексуальных действий, их последствий и т. д. и т. п. К сожалению, российская криминальная статистика непрозрачна и часто служит политическим целям.[11]
Созданный в сентябре 2007 г. Следственный комитет при Прокуратуре поначалу выглядел не особенно успешным: ни одно громкое политическое убийство не раскрыто, возбужденные дела одно за другим рассыпаются в суде, плюс внутренние коррупционные скандалы, напряженные отношения с Генпрокураторой и т. д. и т. п. Казалось, еще немного – и начнутся кадровые чистки. Но все провалы и неудачи полностью компенсировала забота о детях. Следственный комитет озвучивает и кладет на стол президенту Д. А. Медведеву страшные цифры:
«Уголовная статистика свидетельствует о крайне неблагоприятных тенденциях криминальной ситуации в этой сфере. В 2007 г. 26 055 несовершеннолетних находились в розыске, в отношении детей и подростков было совершено 8 805 преступлений, сопряженных с насильственными действиями сексуального характера. Каждая четвертая жертва изнасилований и почти каждая вторая жертва (42 %) насильственных действий сексуального характера – несовершеннолетняя. С 2003 г. более чем в семь раз (до 5 405 чел. в 2007 г.) возросло число детей, потерпевших от ненасильственных половых преступлений (статьи 134, 135 Уголовного кодекса Российской Федерации), в частности от полового сношения, мужеложства или лесбиянства их число увеличилось в 28,8 раз, достигнув в 2007 г. 3692 детей. В стране распространяется гомосексуальная педофилия. В период с 2003-го по 2007 г. число мальчиков, пострадавших от ненасильственного мужеложства (статья 134 Уголовного кодекса Российской Федерации), возросло в 23 раза (со 129 до 3692 чел.). 820 мальчиков пострадали в 2007 г. от развратных действий со стороны взрослых лиц (статья 135 Уголовного кодекса Российской Федерации).
Действующие нормы главы 18 Уголовного кодекса Российской Федерации “Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности” не отвечают в полной мере требованиям международного права о приоритетной охране прав и законных интересов детей, прежде всего статье 34 Конвенции ООН о правах ребенка, обязывающей государства принимать все необходимые меры “для предотвращения склонения или принуждения ребенка к любой незаконной сексуальной деятельности”» (Пояснительная записка., 2008).
Встревоженный Президент, естественно, тут же вносит в Думу законопроект «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации в целях усиления уголовной ответственности за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних», а Дума его сразу же одобряет.
Казалось бы, замечательно? Что сексуальная, как и всякая прочая, безопасность детей охраняется в РФ из рук вон плохо, и этим нужно заниматься всерьез, я твержу уже много лет. Но что делали правоохранительные органы после того, как в 2003 г. им дали дополнительные полномочия и задания? Какова судьба 20 тыс. дел, возбужденных в 2001 г.? Допустим, что наказания за эти преступления слишком мягки, высок уровень рецидивизма и т. п. Но все-таки – сколько уголовных дел было открыто и доведено до суда, по каким именно статьям, чем эти дела завершились и чем, в частности, обусловлен всплеск преступности в 2007-м?
Я не сомневаюсь в том, что российская криминальная статистика не менее достоверна, чем результаты московских выборов 2009 г., и не пытаюсь ее проверять. Я лишь внимательно прочитал официальные цифры.
По официальным данным МВД, в 2007 г. число зарегистрированных преступлений по статье 134 увеличилось, зато по статье 135 заметно снизилось, с 3070 в 2006 г. до 1783 (Преступность., 2008. С. 338; Экстремизм., 2008. С. 218). Не странно ли это? А данные Следственного комитета – вообще мировая сенсация: число мальчиков, пострадавших от «ненасильственного мужеложства», равняется общему числу всех детей, потерпевших «от полового сношения, мужеложства или лесбиянства», – 3692. Что, девочками в России уже никто не интересуется?! До чего довели народ! По мировым данным, соотношение сексуальных посягательств на девочек и мальчиков составляет в среднем, как и раньше 3:1 (Pereda, Guilera, Forns, Gymez-Benito, 2009), а Россия за несколько лет совсем поголубела.
У депутатов и населения ни эти цифры, ни предложение резко ужесточить наказания за соответствующие преступления сомнений не вызвали. Дети – это наше все! Кто же не знает, что покушения на детей неизмеримо опаснее заказных убийств и коррупции в высших эшелонах власти, да и раскрывать эти преступления гораздо труднее; по сравнению с педофильской мафией, оборотни в погонах просто божьи коровки.
Дума резко ужесточила уголовные наказания по статьям 131, 132, 134 и 135. Кроме увеличения тюремных сроков (по некоторым пунктам – до 20 лет), за эти преступления в ряде случаев предусмотрен запрет занимать определенные должности или заниматься определенными видами деятельности, уменьшена возможность условно-досрочного освобождения и т. д., причем строгость наказания непосредственно зависит от возраста потерпевшего(ей). Теперь обсуждают вопрос о введении химической кастрации.
Но всегда ли эффективны радикальные решения? Серьезные российские криминологи (Гилинский, 2007, 2009), как и зарубежные, утверждают, что нет, к подобным правонарушениям требуется дифференцированный подход.
По статье 135, «совершение развратных действий без применения насилия лицом, достигшим восемнадцатилетнего возраста, в отношении лица, заведомо не достигшего шестнадцатилетнего возраста, – наказывается штрафом в размере до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет либо лишением свободы на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет или без такового». По букве этого закона, 18-летний парень, который по взаимному согласию займется петтингом со своей 15-летней подружкой, рискует получить до трех лет тюрьмы.
Вы скажете, что правоохранительная практика не допустит такого абсурда? Ошибаетесь. Закон есть закон, в США такие случаи не раз бывали, а российская «правоохранительная» практика зависит не столько от обстоятельств дела, сколько от суммы взятки судье или следователю, чтобы дела не открывал. С учетом приведенных в предыдущей главе данных о снижении возраста сексуального дебюта российских подростков таких казусов будет много, так что закон придется применять избирательно. Кто от этого выиграет? Правильно – взяточник!
По статье 134, «половое сношение, мужеложство или лесбиянство, совершенные лицом, достигшим восемнадцатилетнего возраста, с лицом, заведомо не достигшим шестнадцатилетнего возраста, – наказываются лишением свободы на срок до четырех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет или без такового». Однако «лицо, впервые совершившее преступление, предусмотренное частью первой настоящей статьи, освобождается судом от наказания, если будет установлено, что это лицо и совершенное им преступление перестали быть общественно опасными в связи со вступлением в брак с потерпевшим».
Не кажется ли вам, что это не столько укрепляет институт брака, сколько открывает широчайшие возможности для коррупции и шантажа? И заодно дискриминирует те социальные группы, для которых в России законного брака не существует.
Обсуждение поправок в Думе и за ее пределами проходило по классическим канонам моральной паники. Некоторые депутаты открыто сожалели, что в России нет смертной казни, утешаясь лишь тем, что на зоне уголовники сами разберутся с педофилами, так что в конечном итоге справедливость восторжествует. Кстати, на парламентских слушаниях 2002 г. известный православный священник прямо призывал всех «настоящих родителей» «вершить самосуд над растлителями», заверяя, что «Церковь благословит этот самосуд» (позиция столь же гражданственная, сколь и христианская!). В 2008 г. подобный случай реально произошел в Санкт-Петербурге (Мовсесян, 2008):
Неспортивный режим
Суд вынес приговор жителю Санкт-Петербурга, который забил насмерть человека, напавшего на его пасынка. Бывший боксер Александр Кузнецов был признан виновным в нанесении тяжких телесных повреждений и приговорен к двум с половиной годам лишения свободы в колонии строгого режима.
Это странное убийство произошло в подъезде одного из петербургских домов в новогоднюю ночь, 1 января 2008 г. Как рассказал следствию сам Александр Кузнецов, он вместе с восьмилетним пасынком Мишей – сыном его жены – собирался пойти гулять во двор. Однако ребенок выбежал из квартиры один, а отчим замешкался. Затем, как рассказывал Кузнецов, он вышел на улицу. Там он долго и безуспешно искал мальчика, а потом решил зайти домой, чтобы посмотреть, не вернулся ли ребенок.
Зайдя в подъезд и почти дойдя до квартиры, Кузнецов, по его словам, увидел своего пасынка, избитого и раздетого, а рядом с ним – незнакомого мужчину. Боксер решил, что незнакомец пытается изнасиловать его сына. Напав на незнакомца, Кузнецов нанес ему несколько сильных ударов. Когда тот потерял сознание, боксер позвонил в милицию. К приезду милиционеров избитый мужчина был уже мертв. Им оказался 20-летний Бахтишод Хайриллаев, уроженец Узбекистана. Как выяснили потом журналисты, у юноши было российское гражданство, а в Петербурге он жил с сестрой, работал и учился.
Дело в результате получилось довольно громким и было замечено не только журналистами, но и петербургскими депутатами, и Русской православной церковью. В частности, представители Законодательного собрания Санкт-Петербурга обратились к прокурору города, попросив провести Кузнецову психиатрическую экспертизу. Депутаты, как оказалось, посмотрели по телевизору интервью подозреваемого и пришли к выводу, что он совершил убийство в состоянии аффекта. К слову, экспертиза установила, что никакого аффекта у Кузнецова не было…
Впрочем, неясным осталось многое. Журналисты, расследовавшие это дело, сообщали самые разные детали: якобы погибшего Хайриллаева все знакомые характеризовали как положительного человека, который практически не пил (из показаний Кузнецова следовало, что насильник был сильно пьян), соседи Кузнецова давали противоречивые показания (то подтверждали его слова, то говорили, что ничего не видели). Наконец, друзья Хайриллаева, с которыми он отмечал Новый год, утверждали, что он ушел от них с незнакомой женщиной, а когда его нашли мертвым, оказалось, что у него пропали деньги и ценности.
В любом случае, сделать из Кузнецова героя как-то не получилось: в ходе расследования выяснилось, что уроженец Омска к своим 30 годам уже был судим несколько раз: за разбойное нападение и хранение наркотиков. Более того, буквально за два месяца до убийства боксера приговорили к году условного лишения свободы за хранение героина.
Учитывая все это – отсутствие аффекта, непогашенную судимость и недоказанность попытки сексуального насилия над ребенком (единственным свидетельством этой попытки являются показания самого осужденного), – Кузнецов отделался достаточно легко. Его признали виновным по части 4 статьи 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего) и приговорили к двум с половиной годам лишения свободы. Таким образом, суд назначил Кузнецову наказание ниже нижнего предела: минимальный срок, предусмотренный указанной статьей, составляет пять лет.
Этот случай не единственный, есть и другие подобные факты.
Спрашивается, что это – защита детей, политические игры или разжигание ненависти?
Как и в 2002 г., в нагнетании моральной паники активно участвуют электронные СМИ, демонстрирующие жуткие сцены сексуального насилия и издевательств над детьми. В популярной телепрограмме было показано, как два учителя физкультуры грубо нарушают половую неприкосновенность маленьких детей. В том, что материал подлинный и основания для возбуждения уголовного дела налицо, у меня сомнений не возникло. Но в фильме несколько раз крупным планом показывали лицо маленького мальчика, который рассказывал, что с ним делали. Теперь этот ребенок, даже если его фамилия и все прочие координаты изменены, обречен. Ни перевод в другую школу, что обычно делают в таких случаях, ни даже переезд семьи в другой город не спасут его от травли, мальчика всюду узнают. Между тем есть закон, по которому лица несовершеннолетних правонарушителей на ТВ обязаны закрывать, и тележурналисты это делают. Или кто-то думает, что жертвам сексуальных посягательств легче, чем преступникам?
А где же профессиональные эксперты? В большинстве своем они идут на поводу у массовых настроений. Если добросовестный психиатр делает какие-то оговорки, его зашикают или пропустят его слова мимо ушей. Я читал и видел добрый десяток подобных интервью. Протестов против распространения заведомо тенденциозной, непрофессиональной и взрывоопасной сексуальной информации не слышно. Кому охота прослыть «защитником педофилов»?
Некоторые люди, позиционирующие себя в качестве экспертов, даже не понимают разницы между юридической категорией «сексуальных посягательств на детей» и медицинским термином «педофилия», который обозначает постоянное или преобладающее сексуальное влечение к детям моложе 13 лет, причем возрастной интервал между субъектом и объектом влечения должен быть не меньше 5 лет. «Нейтрализация педофилов», что бы под этим ни подразумевалось, – лишь небольшая часть задачи обеспечения сексуальной безопасности детей и подростков. По российским, как и по мировым, данным, львиная доля сексуального насилия и посягательств на детей происходит в их собственных семьях. Недавний (2009 г.) социологический опрос, проведенный по заказу Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, еще раз это подтвердил.
Слепое подражание американским законам тоже идет не от большого ума. Общеизвестно, что многие из этих законов принимаются из популистских соображений и абсолютно неэффективны. В высшей степени солидный британский журнал «Экономист», который никто не заподозрит в симпатии к педофилам, 8 августа 2009 г. посвятил этой теме передовую статью (America’s unjust sex laws, 2009).
Помимо вопиющей сексологической безграмотности российских законодателей, на их позицию в этом, как и в других вопросах сильно влияет их привычный авторитаризм. Они думают, что «охранять» ребенка нужно так же, как чемодан с валютой. Чемодан, чтобы его не «увели» лихие люди, можно пристегнуть к собственной руке или поместить в сейф. С ребенком это не получится, от нежелательных и опасных поступков его удерживают главным образом родительское понимание и забота, предполагающие уважение к его личности.
Российские законодатели и правоохранители охотно цитируют статью 34 Конвенции ООН о правах ребенка:
«Государства-участники обязуются защищать ребенка от всех форм сексуальной эксплуатации и сексуального совращения. В этих целях государства-участники, в частности, принимают на национальном, двустороннем и многостороннем уровнях все необходимые меры для предотвращения:
a) склонения или принуждения ребенка к любой незаконной сексуальной деятельности;
b) использования в целях эксплуатации детей в проституции или в другой незаконной сексуальной практике;
c) использования в целях эксплуатации детей в порнографии и порнографических материалах».
Но Конвенция ООН содержит также статьи, защищающие права ребенка как личности.
Статья 12: «1. Государства-участники обеспечивают ребенку, способному сформулировать свои собственные взгляды, право свободно выражать эти взгляды по всем вопросам, затрагивающим ребенка, причем взглядам ребенка уделяется должное внимание в соответствии с возрастом и зрелостью ребенка».
Статья 16: «1. Ни один ребенок не может быть объектом произвольного или незаконного вмешательства в осуществление его права на личную жизнь, семейную жизнь, неприкосновенность жилища или тайну корреспонденции, или незаконного посягательства на его честь и репутацию.
2. Ребенок имеет право на защиту закона от такого вмешательства или посягательства».
В понятие «личная жизнь», безусловно, включаются эмоциональные, любовные и сексуально-эротические переживания подростка, а также его право на получение информации, без которой он не сможет распоряжаться этой сферой собственной жизни.
При обсуждении Третьего периодического доклада правительства Российской Федерации о мерах по выполнению Конвенции о правах ребенка Комитет по правам ребенка ООН особо подчеркнул, что «статья 12 Конвенции недостаточно соблюдается в семьях, школах и других учреждениях и не полностью учитывается на практике в судебных и административных решениях, а также в процессе разработки и осуществления законов, стратегий и программ», и рекомендовал стране «приложить дополнительные усилия с целью обеспечения соблюдения принципа уважения взглядов ребенка» (Заключительные замечания Комитета по правам ребенка, 2006).
Российские чиновники, для которых «свобода» равнозначна «послушанию», эти статьи игнорируют, а православные фундаменталисты прямо называют их подрывными и «антисемейными».
В выступлениях президента Д. А. Медведева преступления против половой безопасности детей рассматриваются не изолированно, а в контексте общей борьбы с насилием над детьми, предполагающей не только и не столько устрожение карательной политики, сколько радикальное качественное улучшение всей социально-воспитательной работы в семье и обществе. Все правильные слова там вроде бы сказаны. Но боюсь, что, как уже не раз бывало в истории, позитивная часть этой программы сорвется – на одно не хватит денег, другое превратят в фарс нерадивые чиновники, и вся эта громкая кампания останется очередной «двухминуткой ненависти».
В антиутопии Джорджа Оруэлла «1984» так назывались обязательные ежедневные собрания, на которых трудящиеся ритуально доводили себя и друг друга до исступления, выражая ненависть к очередным внешним и внутренним врагам любимого государства. Многие заседания Госдумы, и не только по «сексуальным» поводам, сильно смахивают на подобные мероприятия. Смотреть их неприятно и вредно для здоровья: страх и ненависть чрезвычайно заразны и легко переносятся с одних объектов на другие.
Но если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно.
Общеизвестно, что среди российских законодателей, не говоря уж об исполнительной власти, абсолютно преобладают «силовики», с характерным для них командно-административным стилем мышления. Если обозреть российскую сексуальную политику в целом, нельзя не заметить, что она носит преимущественно карательно-запретительный характер. Рассматриваемые по отдельности, многие принимаемые меры разумны и необходимы. Однако взятые в целом они систематически суживают сферу прав и свобод граждан в пользу управляющих ими чиновников. Естественный результат этого – рост социальной безответственности на одном полюсе, произвола и коррупции – на другом.