– Геррит недавно прочёл книгу одной дамы, американского искусствоведа 1920-х, где говорилось о местных алтарях XV века, – объяснила Мириам, – и сразу же загорелся желанием посетить наши церкви и музеи. Он много путешествовал по другим областям Италии, но здесь ещё не бывал.
– Мириам сопротивлялась, ни за какие коврижки не желала возвращаться, – перебил её муж. – А мне так хотелось увидеть город, где она родилась, и поместье, где прошло её детство! Я мечтал об этом с тех пор, как мы познакомились! Тем более теперь, когда родители ушли в мир иной, почему бы не приехать?
«Лучше бы рассказали, почему она в пятнадцать лет уехала из дома и почему так враждебно относилась к собственной семье», – подумала Ада, когда разговор свернул на другую тему. Она вспомнила, что подростком сама бунтовала против бабушки, но до таких крайностей никогда не доходила, а потом, став взрослой, вернулась домой и все ей простила. Какими же похожими должны были вырасти дети дона Феррандо Феррелла, законная дочь и бастард-сын, чтобы вызывать у своих детей и внуков одинаково стойкую ненависть!
Её размышления прервал вопрос Геррита: голландец интересовался, читала ли Ада книгу Годдард Куин и можно ли сейчас увидеть алтарные росписи на золотом фоне в тех же церквях, где они располагались изначально, или они собраны в каком-то музее.
– Те, что я знаю, до сих пор на месте, в церквях, – ответила Ада. – По крайней мере, что касается окрестностей Доноры. Я знакома с одной молодой исследовательницей, которая уже несколько месяцев по поручению министерства проводит их инвентаризацию. Если хотите, попрошу её составить вам компанию, иначе рискуете найти большинство церквей закрытыми.
Она рассказала о Чечилии Маино и попытках установить имя «мастера из Ордале», который работал здесь через сто лет после создания тех росписей.
– Я помню огромный алтарный образ! – воскликнула Мириам. – И то, с какой гордостью донна Ада показывала нам портреты ваших предков!
«Наших общих предков», – подумала Ада, и в тот же миг с изумлением обнаружила у Мириам те же глаза – миндалевидные, с тяжёлыми веками, – что были ей так хорошо знакомы по образу Химены: насколько она знала, больше никто из Ферреллов эту черту не унаследовал.
– Слушайте, а почему бы нам вчетвером не съездить завтра утром в Ордале? – предложил дядя Тан. – Вы впервые за много лет разбудили во мне тягу осмотреть эти росписи. Поедем на моей машине. Попрошу Костантино, если он свободен, нас отвезти.
– Не нужно, дядя Тан! Я умею водить мерседес, – усмехнулась Ада, довольная тем, что у старика проснулись жажда действий и желание, удовлетворив своё любопытство беседой с экспертом, по-новому взглянуть на знакомые с детства образы. – Но сперва спросим у доктора Креспи, разрешит ли он тебе такую утомительную поездку.
– Видишь, Мириам? Я теперь под особой охраной, – с улыбкой вздохнул старик.
Доктор Креспи, с которым Ада проконсультировалась по телефону, разрешение дал:
– Но только при условии, что вам не взбредёт в голову возвращаться в город обедать. У самой деревни есть прекрасный ресторанчик. А поскольку доктору Танкреди лучше бы после еды не отказывается от сиесты, ты могла бы попросить затопить камины в большом доме?
Он имел в виду родовой особняк, поддерживать который в идеальном порядке Лауретта считала делом чести – ещё и потому, что вместе с мужем Джакомо и детьми частенько проводила там выходные.
Впрочем, Аду Лауретта и слушать бы не стала: она ужасно рассердилась, что та рассказала дяде о бумагах и медальоне Клары Евгении.
– Он ведь даже не Феррелл, а Бертран, – раздражённо выговаривала она кузине. – Дядя, конечно, не станет сплетничать, но эта история должна была остаться в семье. Надеюсь, хотя бы твой друг Лео станет держать язык за зубами.
Может, воспользоваться случаем и пригласить Лауретту в Ордале? Но как она отреагирует на теорию Чечилии о любви «мастера» к их славной прародительнице Химене? Слушать возмущённые комментарии кузины у Ады не было никакого желания.
Зато Геррит ван Ладинга с женой были счастливы.
– Я и надеяться не могла хоть разок посетить Ордале вместе с вами, – повторяла Мириам.
Ада немедленно позвонила Чечилии и спросила, не сможет ли та послужить им чичероне, впрочем, нисколько не сомневаясь в ответе: девушка была рада такой возможности похвастать «своими» росписями. А вот Лео остался вне игры: он собирался в Альбес, чтобы сверить кое-какие документы.
К тому времени пробило уже половину одиннадцатого, и Армеллина дала гостям понять, что пора уходить. Они договорились встретиться завтра в девять.
Когда супруги ван Ладинга ушли, экономка повела доктора наверх, чтобы помочь ему раздеться и совершить вечерний туалет. Проходя мимо Ады, она бросила, словно вдруг вспомнив:
– Пока вы были в кино, звонила твоя подруга из Болоньи – Дария, художница. Просила перезвонить.
Взглянув на часы, Ада решила, что до полуночи Дария вряд ли ляжет. Поэтому она пожелала дяде спокойной ночи, вернулась в гостиную и набрала номер подруги.
8
Дария ответила сразу же, словно ждала звонка.
– Слушай, – начала она без предисловий. – У меня есть кое-какие новости о Джулиано. Его коллеги и друзья уже не знают, что думать: он, похоже, рехнулся.
– Что он такого натворил? – спросила Ада с тревогой, вспомнив отчаяние, которое в последнюю их встречу прочитала в глазах бывшего партнёра.
– Он машину сменил. И ещё купил квартиру.
– Вот уж ничего странного, как мне кажется. У него же теперь новая жизнь. Вот я, например...
– Ада, заткнись и слушай! Он купил виллу на холме, огромную – с садом, гаражом и даже бассейном на крыше; это убиться сколько стоит. И обставляет её безумно дорогой дизайнер по интерьерам из Милана. А насчёт машины – не помню, какой марки, никогда не разбиралась в автомобилях, но Микеле говорит, самая дорогая из тех, что можно достать. Спортивная модель, длинная, приземистая, на торпеду похожа. Кажется, он потратил на эту сладкую жизнь все свои сбережения. Пришлось даже занять в банке – не в том, где служит Микеле, но ты же знаешь, в определённых кругах слухи быстро расходятся... Вот уж действительно новая жизнь!
– Видимо, у его новой подружки большие запросы.
– Похоже, что так. Не иначе как дочь брунейского шейха или наследница американского миллиардера. Круто она за него взялась! Впрочем, пускай себе платит. Ты узнала что-нибудь новое? Джулиано случайно не сказал тебе...
– Ничего он не сказал, мы с ним вообще не разговаривали. И мне, если честно, плевать. Сколько раз я должна тебе повторить, что для меня эта тема закрыта?
– Я что-то не пойму. Болонья – не такой большой город, рано или поздно вы встретитесь. Неужели ты не хочешь быть к этому готова?
– Нет. Мне плевать, он может делать все, что хочет.
– Даже в порыве безумного счастья исполнять прихоти какой-то там шлюхи, словно поганый нувориш, хотя тебе и гроша лишнего не давал? Микеле говорит...
– Дария, вот теперь ты заткнись и слушай! Хватит! Кончай меня мучить! Меня не волнует, что там говорит Микеле. И тем более не волнует, что, с кем и для кого делает Джулиано. Мне-на-пле-вать, ясно? Ещё раз позвонишь мне поболтать на эту тему – сброшу звонок. Спокойной ночи.
И, не дожидаясь ответа, положила трубку. Дария может обижаться – ничего, переживёт.
Но она соврала, ей не было наплевать. Джулиано, которого она знала, считался здравомыслящим, скромным, бережливым человеком, не упускавшим случая иронично пройтись по поводу моды и напрасной траты денег. Долгов он боялся больше всего на свете, наотрез отказываясь покупать что-либо в рассрочку, не говоря уже о кредитах или ипотеке. Неужели он мог так измениться? Что там сказала Дария, «в порыве безумного счастья»? Ей вспомнилось, каким измученным, сломленным выглядел Джулиано, какими холодными были его пальцы, судорожно сжавшие край скатерти. Счастье?
Она поднялась наверх, снова пожелала дяде, который уже лёг в постель, спокойной ночи и сама пошла спать. Но сон всё не шёл. И когда только эта бестолковая сплетница Дария научится не совать нос в чужие дела?
9
Гости оказались пунктуальнее некуда: они явились ровно без пяти девять. Ада и дядя Тан к тому времени уже позавтракали, а Костантино вывел мерседес из гаража, проверил шины, фары и бензин, и теперь сидел за рулём, прогревая мотор.
Мириам сразу вручила Аде изящную бумажную коробочку, перевязанную атласной лентой.
– Это так, чепуха, ничего не значащая мелочь – просто чтобы ты понимала, чем занимается моя мастерская.
Внутри оказалось крайне необычное, но весьма изысканное ажурное колье, свитое из шёлковой тесьмы (типа той, что обычно идёт на отделку штор) и тонкой бархатной ленты трёх разных оттенков фиолетового, тут и там завязанных простыми и сложными, плоскими и объёмными узлами, в переплетении которых, словно в клетке, прятались мелкие белые ракушки и перламутровые жемчужинки.
Ада боялась, что Мириам может подарить ей серьги или ожерелье с камнями, пусть даже крохотными, но от этого не менее дорогими – их пришлось бы надеть, хотя бы из вежливости. Но увидев, что её опасения напрасны, сразу же примерила колье. Оно ей очень понравилось: такое изящное, элегантное.
– У тебя хороший вкус, – сказала она, обняв Мириам в знак благодарности. Дядя Тан так и расцвёл, будто бы вкус Мириам был целиком и полностью его заслугой.
Однако, увидев крошечные жемчужины, Ады вдруг вспомнила о колечке, которое отдала в ремонт. «Сегодня четверг, – подумала она, – тот самый день, когда, по словам Лауретты, оно должно быть готово». Поэтому, сделав вид, что хочет продемонстрировать Герриту живописные закоулочки средневекового квартала, она решила выехать из города не по окружной, а мимо ювелирной лавки.
– Простите, я буквально на минуточку.
Кольцо уже было готово, хотя и не упаковано, чтобы владелица могла проверить качество реставраци