Diego filius» он ничего поделать не мог, поскольку она обнаружилась сразу на двух картинах, что и стало основополагающим фактором для идентификации «мастера».
Скорее всего, журналист не имел намерения кого-то оскорблять или, паче чаяния, связывать эту романтическую историю о рогоносце с кем-то из ныне живущих горожан. Он, вероятно, не подумал, что в городе могли ещё остаться Ферреллы, считающие себя потомками легендарных персонажей. Носителей этой фамилии по всей провинции было пруд пруди, но только в семье донны Ады культ предков сохранился в таком смехотворно анахроничном виде, хотя те, кто нечасто навещал Ферреллов, могли этого не заметить.
«Какая глупость! Просто буря в стакане воды», – пришла к выводу Ада, решив не поощрять кузину в её благородном негодовании.
Той ночью ей приснилось, что они с Лауреттой отправились в переулок Красного Цветка, чтобы проконсультироваться с сомнамбулой. Сопровождаемые Армеллиной, они поднялись по узкой полутёмной лестнице, провонявшей плесенью. Им было восемнадцать и двадцать, а консультация имела первостепенное значение. Медиум оказалась пожилой дамой, хотя щеголяла копной восхитительных огненно-рыжих волос, уложенных в сложную причёску из тонких косичек, закрученных в пышный узел. Именем её (ни разу не упомянутым, но известным обеим кузинам, как часто бывает во сне, когда что-то ясно без слов) было Симонетта Веспуччи.
– С каким духом ты бы хотела поговорить, юная Лаура? – спросила она Лауретту.
– С любым, кроме этой дрянной лесбиянки, Клары Евгении.
– Мне жаль, но в этом случае все прочие духи не пожелают с тобой общаться, – сурово сказала сомнамбула. – А ты, малышка Ада?
– Я бы хотела поговорить с дядей Таном.
– Он не хочет приходить: обиделся на все ваше семейство, потому что вы его забыли.
– Забыли! Нет! – возмутилась Ада. – Я всё время о нем думаю!
– Попробуй позвать другую душу, – сказала медиум.
– Позови Клоринду, – предложила Армеллина.
– Она ещё не готова: только что прибыла и ещё не умеет возвращаться, – ответила Симонетта Веспуччи. – Пришла другая, у которой было много времени, чтобы подготовиться.
– Мама? – взволнованно спросила Ада.
– Я сказала «много времени». Четыре века.
И тогда, по яркому свету с металлическими отблесками, осветившему заднюю часть комнаты, и по вибрации воздуха, Ада поняла, что на зов явилась Химена.
Невидимая рука в один момент расплела все косы медиума, и огненно-рыжие волосы взметнулись вокруг её головы, словно огромный веер, а потом вуалью опали на лицо. Из-под завесы волос послышался женский голос, чужой, незнакомый:
– Ты та, кого не знаешь, малышка Ада. Любовь – начало всего.
Наутро Ада тщательно записала сон, который прекрасно запомнила, в блокнот для разбора у психоаналитика. Дойдя до последней фразы, прозвучавшей так знакомо, она спросила себя, где могла её слышать, и вспомнила бабушкин дневник, уничтоженный всего пару месяцев назад.
Ты та, кого не знаешь. Чего же ты не знала, бабушка Ада? Что принадлежишь к роду Бисдомини, а вовсе не к Ферреллам? В основе генеалогии, которой ты так гордилась, у самых истоков твоей семьи лежит запретная любовь, прелюбодеяние, в тебе тычет кровь бездомных бродяг, пьяниц и дебоширов. Но как Метильда Порелли, пусть даже никакая не шарлатанка, а самая настоящая сомнамбула из переулка Красного цветка, могла узнать о столь тщательно скрываемых грехах Химены?
6
В тот же день из Лондона ей позвонила Джиневра. У племянницы всё складывалось как нельзя удачнее: она нашла неплохое жилье у самого факультетского корпуса, разделив квартиру ещё с четырьмя студентками.
– Две австралийки, американка и англичанка из Манчестера. Я решила, что лучше с ними, тётечка, чем с итальянцами, даже если там будет дешевле: хотя бы язык подтяну.
– Неплохая мысль. А мою подругу Эстеллу найти не удалось?
– Пока нет. Университет такой большой, а со всеми этими лекциями и бумажной волокитой у меня остаётся не так много времени. Я даже не поняла, где взять списки дипломников. И кстати, тётя, профессора Палевского среди преподавателей нет.
– Очень странно. Может, его предмет просто не стоит в твоём учебном плане? Попробуй поискать среди курсов этнографии или истории религий.
– Попробую, как только выкрою время.
Стараясь говорить коротко, чтобы не истратить всё наследство на междугородные переговоры, Ада упомянула племяннице о приведшей Лауретту в отчаяние статье в газете.
– Говорит, твоя бабушка и тётя Консуэло из дома и носу не кажут. Разве мама тебе не говорила?
– Нет. Мы общались только вчера вечером, но она мне ничего не сказала. Но ты же знаешь, как это бывает. К счастью, помешательство бабушки Санчи нас не касается. Так что не волнуйся, тётя Адита.
Видимо, скандал в Доноре не был таким чудовищным, как утверждала Лауретта, если уж Грация о нем не знала или не посчитала достаточно важным, чтобы обсуждать с дочерью. Ада решила не перезванивать кузине, как обещала, чтобы рассказать о своих впечатлениях от статьи: «А то мне своих неприятностей мало! – мысленно возмущалась она. – Ещё и эта истеричка на мою голову! Посмотрим, хватит ли ей наглости позвонить самой. Пошлю её лесом, клянусь!»
Когда позвонила Дария, чтобы, как обычно, поболтать перед сном, они от души посмеялись над предполагаемым скандалом.
– Твои родственники будто вчера из Средневековья вышли, – заметила подруга. – Вот уж фанатики! Только знаешь что? Мне вдруг захотелось вернуться в Ордале, чтобы получше рассмотреть эти картины. Никогда бы не подумала о них в связи с тосканским маньеризмом или фламандцами.
После ужина, когда Ада, уже в пижаме, смотрела по телевизору старый черно-белый детектив, снова зазвонил телефон.
– Лауретта, кончай уже! – воскликнула Ада, услышав срывающийся от слез голос кузины. – Завязывай. Я не собираюсь поддерживать твою экзальтированную паранойю.
Кузина на другом конце провода всхлипнула, не в силах произнести ни слова.
– Чего ты хочешь и зачем все время названиваешь, если не можешь сказать хоть что-нибудь разумное? Что ты за дурища, если из-за такого пустяка трагедию устроила? Делать больше нечего?
– Ада, Адита, понимаешь... – бормотала Лауретта. Потом послышался приглушенный мужской баритон, шумное движение, сдавленные рыдания, и в трубке раздался строгий голос Джакомо Досси:
– Ада, на этот раз дело серьёзное, и вопрос не в паранойе моей жены. У вас большие проблемы. Мне нужно как можно скорее поговорить с Джулиано.
– Прости, Джакомо, я не понимаю. Из-за чего у нас проблемы?
– Не из-за чего, а из-за кого. Из-за ваших кузенов – обоих Аликандиа, Джулио Артузи и молодого Дессарта. Они подали в суд о признании вашего дяди недееспособным. На вас двоих, доктора Креспи и экономку. Пытаются оспорить завещание.
– Прости, но они уже делали это – в кабинете нотариуса. Повозмущались, конечно, только Олдани сказал, что все по закону.
– Они утверждают, что вы промыли старику мозги. Что Армеллина и доктор, при молчаливом соучастии Лауретты, долгое время давали ему лекарства, чтобы одурманить и лишить беднягу воли. Вот почему в июне, когда у него был инсульт, его не отвезли в больницу – опасались, что там их выведут на чистую воду. И ещё кузены намекают, что дядя Тан, возможно, умер от передозировки психотропных препаратов.
– Они там что, с ума посходили? Да кому это нужно?
– Твои тётки и их мужья готовы это засвидетельствовать. И кое-кто из кузин – они, наверное, ожидали получить долю, равную вашей, а их вставили в завещание между горничными и привратником.
– А что насчёт моего участия в этом заговоре?
– О тебе они пишут совершенно чудовищные вещи, Ада, мне даже стыдно читать. Может, нашему адвокату лучше поговорить с Джулиано?
– Я уже взрослая, Джакомо, мне почти сорок лет, я способна решать сама. А потом, извини, что я могла сделать такого, что хуже отравления?
– Слушай, я в это не верю, а упоминаю только потому, что тебе лучше об этом знать, когда придётся защищаться. Они говорят, что между тобой и вашим дядей, ещё когда ты была девчонкой, началась кровосмесительная связь. Вот почему он так никогда не женился: ты его шантажировала, могла погубить его репутацию. И вроде как эта история началась, когда тебе было двенадцать.
– Двенадцать! Вот ведь свиньи! И главное, они ведь сами тогда пытались нас лапать, меня и Лауретту. Особенно Романо.
– Подожди, это ещё не конец. Они утверждают, что дядя был у тебя в руках, потому что ты до совершеннолетия четыре или пять раз сделала аборт.
– Поверить не могу...
– Я тоже. Но я читал копию искового заявления, написанного их адвокатом.
– Бабушка Ада была жива: она умерла, когда я уже уехала в Болонью. Значит, всё это происходило у неё на глазах? Возможно, даже с её согласия?
– Вы часто путешествовали вместе с дядей, ты и Лауретта.
– А зачем нам нужна была твоя жена? Свечку держать?
– Не шути так, Ада.
– Я не шучу, но это какой-то абсурд. Кто поверит в такую ерунду?
– Я не закончил. Кузены требуют эксгумацию тела вашего дяди. Они хотят доказать, что он был отравлен, накачан психотропными препаратами и не мог мыслить здраво. Что вы заставили его написать завещание и следовать вашим указаниям, словно зомби, даже если не были с ним, когда он ходил к нотариусу. Я уже говорил с адвокатом, и он сказал, что мы должны разрешить вскрытие.
– Бедный дядя Тан... выкопать его из могилы...
– Мне тоже очень жаль. Но это единственный способ доказать вашу невиновность.
– Но не мою, не коварной шантажистки-нимфетки. Я одна останусь виноватой.
– Если мыслить логически, в таком случае ты бы потребовала, чтобы он оставил все тебе. Но раздел имущества, а именно это и было сделано, предполагает соучастие нескольких людей. Нам только было интересно, почему иск не касается Мириам Арреста. Но адвокат сказал, что трудно привлечь по этому делу человека, который тр