– Тогда скажут, что он завещал мне большую часть имущества, потому что я много лет его шантажировала.
– Какой идиотизм! Как будто он не мог показать тебе завещание, а потом написать у нотариуса другое, с более поздней датой, особенно после того как ты переехала в Болонью. Те, кого шантажируют, обычно именно так и делают. Да и к чему заботиться о посмертной репутации? Всё равно никакие обвинения в непристойности уже ничего не изменят: наоборот, тебе же будет хуже. Чем, кстати, и пытаются воспользоваться эти ублюдки, распространяя о вас слухи. Хочешь, поймаем их на этом и подадим в суд за клевету?
– Ну нет, ещё не хватало, у меня в Доноре и так дурная репутация: безнравственная бунтарка, недобиток 1968-го – такую замуж не возьмут (хотя никто, по-моему, и не собирался). Их не переделаешь.
– Думаю, Лауретта не сильно обрадуется, если память вашего дяди будет запятнана подобным обвинением.
– Скорее уж Армеллина.
– И всё-таки подумай. Но это в любом случае только следующий шаг. Сперва нужно доказать, что завещание действительно. И мы этого добьёмся, не сомневаюсь.
Ада вернулась домой совершенно измученная, но успокоенная и утешенная тем, что сказал Джулиано и как он это сказал – с готовностью отменив сеанс физиотерапии и совещание с коллегами, даже не отругав за истерику, а, наоборот, показав, что она действительно может на него рассчитывать. И теперь Ада больше не чувствовала себя совершенно беспомощной и одинокой.
А ещё больше, хотя и совсем по-другому, утешала глупая мыслишка, ничтожная дань собственному тщеславию: «Марсель» ведь правда хотел пригласить её на свидание.
В отличие от предыдущей ночи, на этот раз она спала очень крепко, и снился ей незнакомец из спортивного центра. Она видела себя в борделе из «Дневной красавицы» на месте блондинки Северины, а «Марсель», сбросив лакированные сапоги, тёрся ногой в дырявом носке о её обнажённую лодыжку. Сон был удивительно подробным, словно сам Бунюэль следил за ними через объектив кинокамеры, наблюдая, как она занимается любовью и испытывает сильнейший оргазм, совсем как в ту ночь в Кембридже.
Проснувшись, Ада попыталась вспомнить и записать сюжетную линию сна в блокнот: вечером её как раз ждал очередной сеанс у психоаналитика. Специально ради этого она отложила отъезд ещё на день – доктор считал, что в последнее время Ада и так слишком много пропустила, да и ей самой хотелось почаще иметь возможность выговориться и привести в порядок мысли.
Пообедать она на этот раз решила не в университете, а в пансионе.
– Вам тут кое-что принесли, доктор. Похоже на торт, – встретил её портье.
И действительно, на крышке высокой квадратной коробки красовался золотой вензель одной из кондитерских в самом центре города. Ада понятия не имела, кто мог послать ей торт – в последнее время её не за что было благодарить и не с чем поздравлять: ни именин, ни дня рождения.
«Отдам Дарии, – подумала она. – Завтра утром самолёт в Донору, я просто физически не успею столько съесть».
Но любопытство заставило Аду всё-таки заглянуть внутрь. Она поставила коробку на стол, разрезала ленточку, отогнула стенки... и почувствовала тошнотворный запах. На дне лежала дохлая кошка. Похоже, она была мертва уже несколько дней и совершенно одеревенела, хотя ни следов от ударов, ни отверстий от пуль не наблюдалось. «По крайней мере, несчастное создание, ты умерла не из-за меня, – мелькнула мысль, – тебя просто подобрали на какой-то помойке. Но кому это могло понадобиться?»
Возле кошачьего трупа обнаружился большой конверт, в какие кладут поздравительные открытки. Сдерживая отвращение и стараясь касаться бумаги только кончиками пальцев, Ада достала его. На открытке кривыми печатными буквами, чтобы скрыть почерк, было написано:
ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ СВАЛИТЬ ОТСЮДА ПОДАЛЬШЕ, СУКА ДРАНАЯ? ЧЕГО ТЫ ДОБИВАЕШЬСЯ, УВИВАЯСЬ ЗА НИМ, КАК МАРТОВСКАЯ КОШКА? ПОГЛЯДИ, ЧТО БЫВАЕТ С КОШКАМИ, КОТОРЫЕ НЕ ЗНАЮТ СВОЕГО МЕСТА! ОН ТЕПЕРЬ МОЙ. И ДОМ ТОЖЕ МОЙ, УБИРАЙСЯ ОТТУДА НЕМЕДЛЕННО! ИЛИ НУЖНО РАЗНЕСТИ ТВОЮ ТУПУЮ БАШКУ, ЧТОБЫ ТЫ ПОНЯЛА?
Ада задохнулась от негодования, ей даже пришлось присесть на край кровати. Как Джулиано мог впутаться во все это, как мог бросить её ради столь жестокой и наглой хамки? Откуда ей вообще знать, что Ада была в конторе? Неужели следила? А Джулиано она тоже закатила сцену ревности или для него у неё только нежность да ласка? Стоит ли его предупредить? С другой стороны, а он поверит? Может, решит, что я из мести хочу оклеветать соперницу?
Она решила смолчать. Коробка со всем содержимым отправилась в мусорное ведро, – хорошо ещё, Ада заглянула внутрь, а ведь могла просто отвезти Дарии.
Похоже, несчастья так и сыплются на неё, словно ей мало дядиной смерти! Сколько вокруг агрессии, сколько жестокости! Сперва воры, потом иск кузенов, теперь вот ревность и угрозы какой-то бабы – а ведь она даже имени её не знает!
– Вы не задавались вопросом, откуда у Вас комплекс жертвы? – спросил Аду психоаналитик.
– Думаете, я сама во всем виновата? – возмутилась она. – Всё это действительно со мной произошло, я ничего не придумываю. Я вообще стараюсь не нарываться на неприятности.
– А Вы в этом уверены?
Часть девятаяКораблекрушения и каннибалы (плот «Медузы»)
1
Спускаясь по трапу на взлётно-посадочную полосу аэропорта Доноры, Ада с дрожью в коленях поняла, что впервые возвращается домой, точно зная, что дядя Тан её не ждёт. В последние годы она часто думала об этом, но в реальности чувство одиночества и опустошённости оказалось совсем другим, далёким, словно речь шла о ком-то другом, словно та, былая Ада, глядевшая в будущее, уверенно стоя на вершине прошлого, исчезла, а новая с трудом удерживала равновесие на колышущемся и постоянно меняющем очертания сгустке тумана.
Её встречал доктор Креспи.
– Лауретта пока не может сесть за руль, – объяснил он. – Я думал, дня через три после той статьи она немного успокоится, но со всеми этими перипетиями один истерический кризис сразу перешёл у неё в другой. Сейчас на вилле не лучшая атмосфера. Вот ведь незадача, а?..
– Сперва я хотела бы увидеть, о чём именно говорят наши кузены в исковом заявлении. Полагаю, у Вас дома есть копия?
– Уверена, что хочешь читать его полностью? Может, пусть лучше адвокат сделает краткое резюме по основным обвинениям?
– Нет, доктор, я хочу знать точно и во всех подробностях, что они посмели написать. И нужно немедленно отправить копию Джулиано.
– Предупреждаю, они так и пышут бессмысленной злобой. Приплели даже довоенные воспоминания твоих тёток Санчи и Консуэло. Боже мой, сколько яда! Вытаскивают наружу всякую грязь, от которой и пользы никакой, и вспоминать незачем. В городе обо всём этом, скорее всего, давно забыли, но теперь... Стоило кому-то из прокуратуры проболтаться об иске одному бульварному писаке, как на следующий день наше дело было во всех газетах.
– Вы здесь, в провинции, придаёте слишком большое значение тому, что скажут люди. Такое ощущение, что в Доноре до сих пор пятидесятые, когда кругом царило лицемерное морализаторство христианских демократов. Но времена изменились, людей больше не интересует чужое грязное белье, за него давно никого не осуждают. Даже сама мораль теперь совсем другая. И потом, досужие сплетни меня не волнуют.
– Ада, твой дядя был храбрецом, каких мало, но и он боялся скандалов. Всю жизнь старался от них беречься. И вас берёг.
«Выходит, тётки знали об Армеллине?.. – подумала Ада. – Но разве адвокат не предупредил их, что лучше молчать? Если дядя Тан тоже знал, что Армеллина приходится им старшей сестрой, у него была веская причина внести её в завещание безо всяких там наркотиков и шантажа».
Однако злопыхательство тёток касалось вовсе не экономки: видимо, кроме Джиневры никто в семье так и не узнал о бабушкином дневнике. Чего Ада никак не ожидала найти в исковом заявлении, так это откровенного рассказа о смерти Инес во время бомбардировки – ещё и потому, что та, как справедливо заметил Креспи, не имела ничего общего с завещанием. Чистый выплеск злобы: тётки и кузены не просто позарились на деньги покойного – они решили отомстить тем, кого он предпочёл, причинить им боль, заставить страдать. Ей и Лауретте. Пусть даже Инес приходилась им родной сестрой, любимой младшей сестричкой, пусть они горько скорбели по ней, но без колебаний описали её гибель в доме любовника-фермера. Конечно, откровенных намёков на то, что Лауретта может быть незаконнорождённой, не было – в ней в любом случае текла кровь Ферреллов, mater semper certa est[87], но вот что касается отца...
Рассказ о её собственном рождении тоже застал Аду врасплох: у неё даже перехватило дыхание. О любвеобильности тётки она слышала с детства, о безумии матери – никогда. И теперь, когда обе они были мертвы, никто не смог бы её успокоить, объяснить, что эта чудовищная история от начала до конца была ложью, чистейшей выдумкой двух мерзких ведьм. Из свидетелей тех времён в живых оставалась только Армеллина, но в 1942 году она была в Цюрихе с дядей Таном. Бабушка при внучках некоторых тем предпочитала не касаться, письма из Доноры давно затерялись... Да и кто теперь скажет: может, изгнанников попросту не поставили в известность о произошедшем или они тоже решили молчать. Но в городе, по словам тёток, об этом скандале знали все: он был настолько грандиозным, что даже попал в газеты.
Старые карги вспоминали, что Маддалена Пратези в принципе не желала иметь детей. Ей не хотелось портить свою изящную фигурку беременностью и кормлением, не хотелось терпеть родовые муки. И тем более не хотелось отказываться от полной удовольствий жизни, променяв её на выводок сопливых щенят, пусть даже ей пришли бы на помощь сотни нянь и служанок. Так и заявляла Диего: мол, выйдет за него замуж только на этих условиях. А он, влюблённый и уверенный, что она передумает, притворился, что согласен. Какой эгоизм! Танкреди с началом войны и след простыл, да и в любом случае он был уже слишком стар и не принадлежал к роду Ферреллов. Так что Диего оставался единственным человеком, способным продолжить в веках их кровь и их двойную фамилию. Как он мог отказаться от наследника (или даже нескольких)?