– Все это меня, мягко говоря, не впечатляет, Лина. Все упирается в цифры. Я думала, ты сбросишь больше.
– Ну, я тоже думала…
Толстуха ни черта не поняла, кажется.
– Ты на диету села?
Та надула губы: поймали с поличным, схватили за пухлую руку в банке с печеньем!
– Я, я пытаюсь, я…
– Здесь не пытаются, а делают! Делать нужно, – говорю я и ловлю хитрый, ледяной взгляд Моны, которая явно оживилась. Иди-ка ты нахуй, пизда с ушами! Я снова поворачиваюсь к Соренсон. – Ну ладно, мне надо валить. – И я беру сумку. Выходя, спиной чувствую, что она глядит мне вслед, как брошенный ребенок.
На улице яркое солнце, я щурюсь и понимаю, что забыла рейбаны, но назад уже не пойду. Стараясь держаться в тени, я иду по Вашингтон в Клуб смешанных единоборств Майами на 5-й улице.
Когда входишь в КСЕМ, тебя обдает из кондиционера, но эти чудесные спортзальные ароматы пота, линиментов и адреналина не выветришь ничем. Слава богу за этот клуб, груши, турники, гири, кардиотренажеры, два полноценных боксерских ринга и октагон. Из-за ресепшена встает Эмилио (рост 178, вес 66) и крепко обнимает меня в знак приветствия:
– Ну, привет!
– Привет!
Он отскакивает от меня, как кенгуру на задней скорости:
– Хорошо выглядишь, Люси Би!
– Ты тоже, дорогой. – Я заставляю себя улыбнуться во весь свой отбеленный домашним средством рот, который, надеюсь, соответствует его профессионально сделанной дорогой улыбке.
У Эмилио солидный опыт в профессиональном боксе (24-2-8, 11 нокаутов). Одно время он был восьмым в рейтинге Международной федерации бокса и десятым в Мировом боксерском совете. Из восьми поражений три было во время последних трех боев, причем два – в результате остановки боя. Пора было закругляться: из перспективного спортсмена он превращался в легкую добычу для начинающих молодых волков, и ему хватило ума именно так и рассудить, что само по себе редкость в безмозглом мире мужского бокса. Нос ему пару раз ломали, но на его симпатичном мальчишеском лице этого почти не видно. Он всегда был скорее юрким бойцом, чем силачом. Теперь заведует клубом и старается сохранять свой полусредний вес.
– Все-таки хорошо, когда есть возможность потренироваться как надо, – говорю я, и Эмилио одобрительно кивает. У него у самого есть несколько толстых клиентов, с которыми он занимается ради заработка в какой-то фейковой конторе.
Я делаю растяжку полных двадцать минут. Чем ты старше, тем растяжка важнее, хотя это ужасно надоедает. Мышцу растянешь или, еще хуже, порвешь, и привет: заживать будет дольше, а отлеживаться вообще не вариант. Мне нужны тренировки. Без них я бы ёбнулась. Особенно теперь. Тренировки позволяют сосредоточиться. Чтобы сохранять хладнокровие, нужно еще больше заниматься. Меркандо права: надо заткнуться и не лезть на рожон.
Еще двадцать минут я делаю разножки, приседания, бурпи, немного прыжков – это, кстати, лучше, чем скакалка, поскольку иначе нарушаются процессы образования молочной кислоты в руках, а это плохо, если еще потом хочешь постучать по груше. Затем обматываю руки, беру полуторакилограммовые гантели и боксирую сама с собой три раунда, потом надеваю перчатки и четыре раунда работаю по грушам, чередуя типы ударов – по корпусу, прямой справа, хук слева, по корпусу, двойной по корпусу, справа, хук справа, кросс справа, апперкоты; нашла отличный ритм, который вводит меня в транс. Как всегда в момент удара, на кожаной груше материализуются грустные рожи врагов.
Р-РАЗ! Говнюк-фашист Квист.
Р-РАЗ! Гнусный елейный Торп.
Р-РАЗ! Ебучий трус Маккендлес.
Р-РАЗ! Ублюдок-педофил Винтер.
Р-РАЗ! Коварная тварь Мона.
Р-РАЗ! Пидор Тоби с накачанными губами.
Р-РАЗ! Ботоксная пизда Тельма.
Р-РАЗ! Ботоксная пизда Валери.
Р-РАЗ! ПИДАРАС В ПАРКЕ… ЁБАНЫЙ КЛИНТ ОС… НА, СУКА! НА, СУКА! НА, СУКА! ХВАТИТ УЖЕ, БЛЯДЬ!
Р-РАЗ! Жирная лузерша Соренсон. Р-РАЗ! Жирная лузерша Соренсон. Р-РАЗ! Соренсон. РАЗ! Соренсон. НА, ЁБАНАЯ СОРЕНСОН…
Я запыхалась и вся покрылась потом. После груши делаю четыре раза по десять подтягиваний на перекладине. Падаю на мат и, чувствуя приятное жжение и зуд в мышцах, долго пью ледяную воду. Приходит Грейс Карильо из МДПД, здоровается своей крокодильей улыбкой. Походка у нее красивая, надменная такая, как на подиуме, но сейчас я ее порву. Красиво растянувшись, как пантера, она обматывает руки, я снова надеваю перчатки, капу и шлем, и мы вместе с Эмилио забираемся через канаты на ринг. На мне защитный спортивный бюстгальтер «Тайтл» с усиленной защитой груди, самое то для спарринга, и я замечаю, что Грейс вышла в полной выкладке – в женском грудном протекторе. Она выглядит по-настоящему круто: смуглую кожу оттеняют черный шлем, перчатки, грудной, паховый и брюшной протекторы и боксерки до колен. Как-то чересчур для спарринга: чувствуется какая-то неуверенность.
Эмилио бьет в гонг, мы с Грейс соприкасаемся перчатками и начинаем танец. У нее длинные мускулистые руки, из-за которых она выглядит грубой и неуклюжей; можно пропустить жесткий удар по корпусу слева. Если дать ей держать дистанцию, она тебя загоняет и в итоге забьет. Я вижу капельки влаги у нее на лице между планками шлема, мысленно спускаюсь к ее гениталиям и думаю, какие они сейчас, наверно, потные и какие сладкие…
БАХ!
Вот пизда! От жесткого прямого справа у меня посыпались искры из глаз, которые вернули меня на ринг. Que perra se determina…[22] Сучка настроена на борьбу… Так дело не пойдет, я качаю головой и двигаюсь вперед, очень хочется вломить этой твари. Еще удар, но я его отбиваю, «потому что стою где хочу», и отвечаю злым ударом по корпусу в стиле Микки Ворда[23]. Есть контакт – довольно отмечаю я про себя, глядя, как из ее корпуса, согнувшегося, как гармошка, со свистом выходит воздух.
– Прости, солнышко, – говорю я; она отшатывается и втягивает воздух, согнувшись пополам.
– Полегче, дамы, – предупреждает Эмилио; Грейс, покачиваясь, распрямляется, и мы продолжаем.
Но дальше идет чистая отработка техники, поскольку вся сила из Грейс уже вышла. Эмилио возвещает, что время кончилось. Мы, потные, обнимаемся, и я вдыхаю ее мускусный запах, смешанный с парфюмом.
Мы идем в душевую, где Грейс раздевается без всяких стеснений. Ох черт, вот это тело.
– Ништяк ты меня поймала, – улыбается она, заходит в кабинку и начинает тереть свой упругий, стройный торс.
Не будь у нее бойфренда, богом клянусь, изъебала бы эту полицейскую сучку до золотого дождя! Я швартуюсь в соседней кабинке и, трогая себя, думаю, что могу просто сейчас зайти к ней с мочалкой и намылить ей между ног…
Я мысленно делаю этот шаг, впиваюсь губами в большие губы Грейс, беру ее за ягодицы, и мы начинаем тереться промежностями, потом я опускаюсь на колени и ласкаю ртом ее сладкое сокровище… Нет телочек слаще, чем помесь латинских и афро-американских кровей…
– О-о-о-о…
– Ты в порядке, Люси? – Грейс высунулась из-за угла кабинки.
– Вода вдруг холодная пошла, – говорю я, делая в ужасе шаг назад.
– Да, бывает, – улыбается она и выходит из душа, обернувшись в большое желтое пляжное полотенце, в котором она похожа на сладкую молочную шоколадку в обертке.
Я обломалась, поэтому молча вытираюсь и натягиваю одежду.
Иногда мы с Грейс съедаем вместе по сэндвичу или выпиваем по чашке чая, но сегодня ей на службу, поэтому до Линкольн я иду одна. На улице жарко, термометр на «Банк-оф-Америка» показывает 27, но по ощущениям – так все 32. Я рассматриваю товары в витринах и, чтобы убить время, захожу в «Букз-энд-букз». Смотрю на альбомы по искусству, хотя никогда раньше не обращала на них внимания. Но вдруг понимаю, почему зашла, – вижу надпись на корешке.
ЛИНА СОРЕНСОН. БУДУЩИЙ ЧЕЛОВЕК
Я беру книгу, пролистываю: много иллюстраций, на них маленькие человеческие фигурки из птичьих костей, с ярко-зеленой прозрачной кожей, которые я видела в полуразобранном состоянии у Соренсон в мастерской. Я периодически посматриваю по сторонам, боюсь, что моя лузерша за мной следит и сейчас сюда зайдет, застукает и решит, что я такая же, как она. Несу книгу на кассу и плачу 48 долларов – цена, конечно, невероятная. Продавец кладет книгу в бумажный пакет; я чувствую одновременно облегчение и что купилась на какое-то фуфло. Интересно, сколько Соренсон или фотограф и (или) авторы Мэтью Голдберг и Джулиус Карноби получили за эту книжку.
Я выхожу на улицу и иду дальше по Вашингтон. На углу 14-й мое внимание привлекает какой-то чувак с засаленными светлыми, выжженными солнцем волосами; кожа у него покрыта коркой глубоко въевшейся грязи, на нем неряшливая гавайская рубашка и бежевые шорты в пятнах – униформа всех здешних сексуальных маньяков среднего возраста. Не могу поверить: это же Винтер. Тимоти Винтер. Тот ёбаный педофил, маньяк, которого я имела глупость спасти! С ним какой-то лысеющий жирный тип с прыщавым лицом, покрытым слоем грязи и пота. Жилетка от костюма застегнута на все пуговицы, сверху ничего нет. Из-под жилетки торчит загорелое брюхо, свисающее поверх торчащих трусов с вышитой надписью «Дэвид Бекхэм» на поясе. Бродяге на вид лет сорок, но его штаны сползли с грязной жопы и отвисают, как у юного хипхопера. Но Винтер все равно мерзотнее. С самодовольной ухмылкой он пытается стрельнуть сигарету у курящих перед ирландским пабом. Когда мы встретились взглядами, он меня даже не узнал! Они с гнусным жирдяем идут дальше, их провожает взглядом вышибала, сидящий на высоком стуле перед входом в паб.
Я за ними: Винтер, подстрекаемый жирным дружком, выпрашивает мелочь у группы юных туристок, те в ужасе. Еще бы. Очень хочется уебать это чудовище по самодовольной роже. Но мы на Вашингтон-авеню средь бела дня, и этот ублюдок уже достаточно причинил мне хлопот. Хороша ложка к обеду, пусть живет.
Дома я выкладываю купленную книгу на маленький журнальный столик и начинаю листать. К чему вся эта фантастика и монстры? Соренсон, наверное, была когда-то толстой готкой, страдала без любви и шлялась с такими же неудачниками и маргиналами, которые ходят на слеты любителей фантастики и комик-коны. В принципе, все сходится. Я переворачиваю страницы, заставляя себя прочесть тошнотворные тексты к картинкам, и прям вижу, как она трогательно сюсюкает с этими фриками-аутистами. Почему-то мне захотелось проверить телефон. Так и есть: два вкрадчивых сообщения от Соренсон.