Я подхожу к ней. Она, кажется, не замечает мою неловкую походку. Смотрю на нее.
– Вопрос на самом деле в том, схуя ли это ты мной озаботилась, да так, что устроила мне весь этот ад и вдобавок завалила, блядь, моего бывшего бойфренда?
Люси начинает быстро моргать, как будто что-то попало в глаз.
– Ну, вот озаботилась! А ты теперь хочешь меня за это наказать! Посмотри на себя! – Она показывает на мой торс рукой в наручнике. – Это все благодаря мне!
– Ну так я и хочу, чтобы ты мне рассказала, с чего это вдруг. Рискну предположить, что ты обычно не лишаешь своих клиентов свободы и не держишь их взаперти, с чего вдруг я? Или объясняешь, или набираешь девяносто килограммов. Решать тебе, – говорю я ей. – У тебя два варианта выйти на свободу: меня устроят оба.
– Девяносто наберу, – хмыкает она, – потом за два месяца сброшу до пятидесяти пяти!
Я подхожу ближе:
– Просто скажи: зачем ты посадила меня на цепь?
Она делает шаг назад, не сводя с меня горящих глаз:
– Что ты хочешь со мной сделать?
Я протягиваю руку и откидываю назад волосы с ее лица. Она с интересом и как будто с обидой смотрит на меня, но не препятствует. Я подхожу еще ближе и обнимаю ее.
– Я очень давно хотела, – шепчу я ей в ухо, – но думала, что недостойна тебя. – Я касаюсь губами ее рта и чувствую, что она начинает отвечать взаимностью: по всему телу медленно расползается дрожь неги. – Хочу дотронуться до тебя, – говорю я.
– Да-а, – сипит она в ответ, будто пьяная.
И я развязываю шнурок на ее трениках, стягиваю их с бедер: они спадают до лодыжек. Она тяжело дышит; я встаю на колени у нее между ног. Она не просит снять наручник, я спускаю трусы и раздвигаю ей наружные губы, в полном восторге от этих мягких коричневых лобковых кудряшек, обрамляющих клитор, который блестит от соков и пота. Потянув за бедра, я укладываю ее на пол и, оказавшись сверху, всаживаю язык во входное отверстие и начинаю, как чикагский снегоуборщик, торить себе дорожку снизу вверх от намокшего влагалища до клитора. Люси, непроизвольно подрагивая, издает взрывной стон. Невероятно, насколько она вся мокрая: мой палец скользит внутри ее, и я начинаю мягко лизать упругий узелок ее клитора. Двигаю пальцем вперед-назад и все сильнее лижу клитор и шурую пальцем во влагалище, пока она не издает звук, похожий на протяжный визг. Я чувствую ее руку у себя на макушке, которой она мягко, но настойчиво принуждает меня к работе. Ее промежность потрясающе сладкая на вкус, и мне очень хочется по-настоящему раздраконить эту злобную тварь, чтобы она начала меня просить-умолять, но этот вариант отпадает: она еще сильнее хватает меня за волосы и кончает, содрогаясь, как в эпилептическом припадке, и фонтанируя мне в лицо своими соками.
Несколько секунд я думаю, что совершила страшную ошибку, что я опять в ее власти – ее хватка сильна, жилистая, мускулистая рука пышет силой, – но тут вдруг она описывает тазом какую-то невероятную фигуру и, выпустив из легких очередной стон, начинает брыкаться и дергаться, будто вот-вот умрет, после чего валится на пол и успокаивается, выпустив из пальцев мои волосы и высвободив горевший уже скальп. Я опускаю голову ей на пресс (невозможно назвать его животом), она гладит ее, а я почти машинально снова засовываю ей два пальца во влагалище и парой легких движений вызываю очередной разрывающий ее оргазм.
– О господи, Лина…
49Ешь или будешь съеден
И после нескольких минут оглушенного изнеможения я прошу Лину Соренсон выебать меня еще раз, чтоб она поработала пальцами, довела до оргазма. Я говорю, как это круто, а она отвечает:
– Вот негодная девчонка.
Она чуть отступает, и я вижу ее орудие: она напялила искусственный фаллос, который я даже не заметила.
– Сейчас я засажу тебе свой хуй и всю изъебу. Хочешь?
– Да, – киваю я, выдвигая таз вперед в предвкушении блаженства.
Я могла бы сейчас, как удав, оплести ее ногами и придушить свободной рукой до потери сознания. Даже сама эта мысль доставляет мне удовольствие, но я не буду, потому что истосковалась по хорошему сексу больше, чем по чему-либо еще.
Лина делает все, как я хотела: вводит головку фаллоса мне во влагалище и медленно проталкивает вперед. Засадив его целиком, она, вращая тазом, молотит им вокруг входного отверстия. Поначалу она двигается медленно и легонько, постепенно увеличивая градус моего возбуждения и как бы зондируя, что там у меня внутри. Фаллос то входит, то выходит из меня, Линины движения становятся быстрее и мощнее, и вот она хватает меня за ягодицы и начинает дубасить, кусая за шею и приговаривая:
– Ну так что, ради этого ты меня сюда притащила, чтобы мы могли тут развлечься… А? А?!
Ебать…
– Господи, Лина, давай не останавливайся… – умоляю я: как же хорошо! Просто офигенно. Хуй знает как она научилась так пользоваться искусственным фаллосом! Внутри все наэлектризовано, даже с каким-то перехлестом, тело бросает в дрожь. – Давай, давай… До конца, блядь… Хочу кончить!
Она замирает, оставаясь глубоко во мне. На секунду вообще все движения прекращаются: я слышу ее дыхание – тяжелое, напряженное, – затем раздается сдавленный хлопок: она вдруг выходит из меня и уносит с собой частичку моей души.
– Нет… Не останавливайся…
Она глядит на меня со свирепым выражением на лице и говорит:
– Ты сексуальная тварь, блядь, я так и думала, что именно этого тебе и надо, – и вдруг снова бросается на меня, наваливается и засаживает свой мощный пластиковый фаллос мне в голодное влагалище.
Больше никаких движений тазом: она задирает мне майку и лифчик, обнажая грудь, и начинает жестко мять ее, как неловкий старшеклассник, отчаянно пытающийся лишиться девственности. Тут вдруг, схватив меня обеими руками за сиськи, она сжимает их и восхищенно пучит на меня глаза:
– Хочешь, я выебу тебя по-настоящему?
– Да! Хочу кончить! Выеби меня, чтоб я кончила, Лина. – Я начинаю изгибаться и ерзать под ней, чтобы заставить ее снова жестко меня выебать.
Лина лишь сильно сжимает мне соски, и я взвизгиваю от боли.
– Ну конечно, а чего же тебе еще хотеть. Но я хочу послушать, как ты будешь меня об этом умолять, как последняя сука! Давай проси!
– Лина… Умоляю… Выеби меня, я не шучу… Я хочу кончить, правда, больше ничего не надо… Выеби, прошу!
Она расплывается в улыбке победителя и снова начинает ебашить своим искусственным фаллосом, круговыми жесткими движениями лаская мне клитор. Я жадно хватаю ее за ягодицы обеими руками – свободной и скованной, – и в этот момент меня накрывает ударная волна оргазма. Я подаюсь тазом вперед и впиваюсь ногтями в ее плоть. Она издает какой-то булькающий звук и тоже достигает высшей точки, но, прекратив движения, остается во мне. Мы лежим щека к щеке, быстрое дыхание замедляется и стихает.
Я могла бы прихватить ее сейчас – правой или левой рукой, но не могу пошевелиться. Сил нет. Даже через несколько сонных минут (или часов? или дней?), когда она уже встает и одевается, я по-прежнему лежу без движения. Я слышу, как она зашуршала большим коричневым бумажным пакетом, который набит одноразовыми коробками.
– А теперь давай ешь, – говорит Лина.
Я не могу сдвинуться с места. Меня так выебали, я буквально нашпигована сексом. Еле-еле выдавливаю из себя как в полусне:
– Для чего… Для чего все это?
– Мне преподали урок. И я его выучила. Теперь и тебе надо кое-чему научиться.
Я поднимаю взгляд на Лину и чувствую перед глазами туман из слез. Все понятно. Я привстаю и начинаю жевать этот сахарно-жирно-углеводно-калорийный шлак с благодарностью и нежностью.
– Хорошая девочка, – воркует Лина.
Проглатываю с трудом, но Лина вдруг забирает у меня бургер. Кладет на пол и почему-то обнимает меня. Тут я понимаю: это оттого, что я вся дрожу и плачу.
– Отпусти все, – шепчет она. – И станет легче.
Я поднимаю на нее взгляд:
– А близняшка умрет, да? Эта Эми?
– Видимо, да. – И она включает телевизор.
Профессор Рекс Конвей называет предстоящую операцию варварством.
– Это самое настоящее убийство, не больше и не меньше. А транслировать операцию по телевидению как какое-то реалити-шоу – это вообще за гранью морали. Во что мы превратились? Устраиваем в прямом эфире казнь одной юной девушки и ликуем оттого, что другая теперь заживет нормальной жизнью?
Лина качает головой и переключает на новости. Несколько ученых мужей обсуждают Гуантанамо. Вдруг внизу экрана начинает мерцать полоса со срочной новостью:
ОПЕРАЦИЯ ПО РАЗДЕЛЕНИЮ СИАМСКИХ БЛИЗНЕЦОВ ОТМЕНЕНА…
АННАБЕЛЬ УИЛКС ОТКАЗАЛАСЬ…
Мы с Линой, потрясенные, переглядываемся. Ботоксный ведущий перебивает гостя, рассуждающего про терроризм, и говорит:
– Все это, очевидно, будет иметь важные последствия для гражданских свобод в этой стране. Но мы должны сейчас прерваться, чтобы сообщить сенсационную новость в истории арканзасских девочек-близнецов. Аннабель и Эми Уилкс – шестнадцатилетние близняшки, решившиеся из-за разногласий друг с другом на рискованную операцию, в которой шансы Эми на выживание оценивались разными экспертами в лучшем случае на уровне сорока процентов, а в худшем – десяти. Теперь Аннабель – та из сестер, которая должна была полностью восстановиться и зажить нормальной жизнью, отменила операцию, планировавшуюся через несколько недель. Из округа Йеллоутри, Арканзас, передает наш корреспондент Салли Меллис.
Показывают тенистую лужайку и дом семьи Уилкс. Приторный голос за кадром:
– Эми и Аннабель Уилкс – нормальные девочки-подростки, но с одной особенностью. Они буквально привязаны друг к другу. Как и все подростки, они иногда ссорятся и дерутся, поэтому, поругавшись из-за одного мальчика, они решили, что каждая пойдет своей дорогой. Теперь Аннабель – одна из сестер, которая, как предполагалось, должна была зажить нормальной жизнью, дала отбой, и опасная операция по разделению близнецов не состоится.