5.
Желание Фрейда и вопрос ответственности
О каком желании Фрейда идет речь в сновидении об инъекции? Очевидно, о желании снять ответственность за лечение Ирмы. Фрейд заявляет, что не хочет быть виноватым в болях этой пациентки. Она сама в них виновата. На ней лежит ответственность за лечение. Неслучайно возникает и образ другой пациентки, подруги Ирмы, которая вызывает у Фрейда куда больше симпатии, ведь подруга эта куда умнее.
Благодаря сновидению Фрейд снимает с себя вину за продолжающуюся болезнь пациентки: «сновидение освобождает меня от ответственности за самочувствие Ирмы… следовательно, его содержанием является исполнение желания, его мотивом – желание» [46:137]. Возможно, все дело в неверном диагнозе, в том, что речь не идет об истерии. Боли Ирмы – от тяжелого органического поражения.
Итак, сновидение об инъекции Ирме – это сон об ответственности, собственной ответственности Фрейда за неудачу в лечении Ирмы, и это показывает, что ответственность является ключевым фрейдовским понятием [11]. Следуя логике Жижека, прочитывающего категорический императив Канта, можно сказать, что Фрейд должен изобрести свой долг, найти свою ответственность, перевести абстрактные предписания морального Закона в конкретные обязательства перед Ирмой. Дело совсем не во врачебном долге. Дело в поиске этики отношений с пациенткой. Дело в этике бессознательного, в его этическом статусе. Дело в настоянии на собственном желании, в чистой способности желания. Такова позиция Лакана.
Еще желания Фрейда, о которых сообщает он сам
Помимо снятия с себя ответственности за лечение Ирмы, в непосредственной связи с ним имеется еще и явно неявленное желание выгородить Флисса. Сновидение Фрейда освобождает не только его самого от ответственности, но и друга Флисса за ошибку в лечении Эммы Экштейн. Фрейд пребывает между двух огней – между собой и пациенткой, между собой и другом, между другом и пациенткой. Ему необходимо отстоять компетентность Флисса.
В «Толковании сновидений», между тем, есть еще одно сновидение, которое с куда большей откровенностью свидетельствует о защите Фрейдом Флисса как самого себя, как себя другого. Это сновидение «О нападках Гёте на М.». В этом сновидении Фрейда Гёте набрасывается на некоего молодого человека. Поводом для сновидения стали нападки со стороны неизвестного молодого автора, которым, как пишет Фрейд, подвергся «один выдающийся человек, мой друг». Понятно, что речь о Флиссе. Сновидение говорит: «если ты не понимаешь книгу, то слабоумный ты, а не автор» [46:335]. Фрейда настолько возмутила рецензия на книгу Флисса, что он разорвал отношения с опубликовавшим ее медицинским журналом. Не удивительно, что Фрейд называет это сновидение эгоистическим, хотя, казалось бы, речь идет совсем не о нем, а о Гёте и М., то есть о некоем малосведущем рецензенте и Флиссе. Фрейд предельно откровенен. Дело не только в защите друга. Защита друга – защита себя. Фрейду легко поставить себя на место друга. Ему остается «сказать себе: „Тебя ожидает такая же критика, как и в случае твоего друга, и отчасти тебя уже так и критикуют“, и могу теперь заменить „он“ в мыслях сновидения на „мы“» [46:444]. Флисс- это буквально другой Фрейд. Разве удивительно, что яблоком раздора в их отношениях стала тема бисексуальности и вопрос о том, кто из друзей первым о ней заговорил. Более чем симптоматично!
В связи с этим явным желанием выгородить Флисса возможна и еще одна мысль. Флисс – не только другой Фрейда, но и его Другой. Что значит в данном случае Другой с большой буквы? Что он – желание Фрейда, желание переноса во всей двусмысленности этого словосочетания. Флисс для Фрейда субъект якобы знающий, и желание Фрейда – желание Другого, Флисса6.
Сновидение об инъекции Ирме повторяет травматическое переживание, связанное с проведенной Флиссом операцией. Вот так. Фрейд изо всех сил выгораживает одного друга, выгораживает как самого себя, а другого друга высмеивает: «я хочу посмеяться над доктором М.» [46:133]. Какие у Фрейда основания для того, чтобы высмеивать старшего товарища? Все дело в том, что доктор М., то есть Брейер, подобно Ирме, не принимает его «решения». Фрейд с Флиссом по одну сторону. Ирма с Брейером – по другую. Им сновидение и мстит. И не только им, а заодно еще и доктору Отто, рассердившему замечанием о неполном излечении Ирмы. Причем Отто получает и за Ирму, и за Флисса, и за подаренный ликер, пахнущий сивухой. Причем упрек за то, что Отто выступил против Фрейда, и за ликер объединяются в сновидении в инъекцию пропиленового препарата. В конце концов, все три доктора несут ответственность за свое собственное невежество. Все они несут ответственность за то, что вместе с Ирмой не на стороне сновидца.
Остается задаться одним вопросом: разве Фрейд не сталкивался наяву с этими мстительными желаниями? Разве они ему неизвестны? В общем, вопрос вот в чем:
«как получается, что Фрейд, который будет в дальнейшем говорить о функции бессознательного желания, здесь, в качестве первого шага своего доказательства, ограничивается тем, что преподносит нам сновидение, которое исчерпывающе объясняется удовлетворением желания, которое иначе как предсознательным, а то и вовсе сознательным, не назовешь?» [17:217].
Всегда еще и желание сказаться, или Фрейд и теория коммуникации
Ясно, что все эти желания – выгородить Флисса, переложить ответственность на Ирму, высмеять коллег – далеко не единственные. Добавим к ним еще одно – желание сказаться. Сказаться диалектично. Сказаться в диалоге. Словами Лакана, «сновидение об Ирме детерминировано двояко: речью диалога, который Фрейд ведет с Флиссом, с одной стороны, и сексуальными основаниями, с другой. Сексуальные основания также двойственны…» [17:197]. Речь и сексуальность – отношения, связь, обмен. Обмен и обман. Коммуникация и сексуальность – невозможность. Удивительным образом именно эта невозможность и делает возможным психоанализ. В основании его, как хорошо известно, лакановская формула «сексуальные отношения не существуют». В том числе и в самом прямом смысле: психоанализ основан на любви в переносе, разворачивающемся на невозможных сексуальных отношениях. Фрейд ведет с Ирмой разговоры о любви. Он увлечен теорией раннего соблазнения. Она не принимает его решения, не верит в его теорию. Еще нет слова «психоанализ», еще нет теории переноса, еще нет идеи психической реальности, но эрос желания витает между Фрейдом и Ирмой (а также Мартой, Матильдой и другими).
Лакан и на сей раз – в связи с диалектикой желания – подчеркивает интерсубъективный характер желания в сновидении. Желание – не только желание Другого, но в желании Другого это желание- желание сказаться: «Одно из измерений желания сновидения заключается в том, чтобы сказаться» [17:182]. Дело не только в том, чтобы показаться, но и в том, чтобы сказаться, высказать сообщение. На первый взгляд, эта мысль Лакана противоречит следующей мысли Фрейда: «Сновидение никому ничего не хочет говорить, оно не является средством сообщения, наоборот, оно рассчитано на то, чтобы остаться непонятым» [52:147]. В логике сновидения мы сталкиваемся с тем, что в него вписано и желание сказаться, и желание не сказываться, и желание быть понятым, и желание остаться непонятым. Фрейд отнюдь не противоречит Лакану, если учесть, что ни один, ни другой не верят в прозрачность коммуникации, знака, речи. Искажение не искажает сообщение, а его формирует. Формирует, формулирует, оформляет и отправляет другому. Сновидение говорит с Фрейдом, он его анализирует, и
«как раз потому, что он говорит о себе самом, и выясняется, что в сновидениях говорит за него кто-то другой. Именно этой мыслью и делится он с читателем… Очевидно становится, что некто другой, некий второй персонаж вступает с бытием субъекта в какие-то отношения. Вот вопрос, который занимал Фрейда от начала и до конца его творческого пути» [17:195].
В сновидении говорит другой. Говорит с Фрейдом и за Фрейда. Бессознательное – дискурс другого. Парадокс в том, что кто-то отправляет ему сообщение за него. Он, казалось бы, должен был отправить его себе сам, но симметрии здесь нет. И быть в зеркальной онейроконструкции не может. Такова лишь фундаментальная иллюзия нарциссизма – симметрия, симметричность диспозиции отправителя и получателя.
Ирма говорит. Правда, лучше бы она не просто говорила, а делала это так, как ее подруга. Подруга эта явно умнее, ведь она доверяет Фрейду больше, чем Ирма: «Рот хорошо открывается; она рассказала бы мне больше, чем Ирма» [46:130]. Рот открывается, чтобы говорить! Рот открывается, чтобы изрекать истину.
Здесь-то Лакан и обращает внимание на очевидность, которая зачастую оказывается незамеченной: сновидение в понимании Фрейда не принадлежит психологическому порядку. Его интересует «исключительно семантический элемент, передача смысла, артикулированная речь, то, что он называет мыслями, Gedanken, сновидения» [17:181]. Его интересует сообщение, причем не только как депеша, телеграмма, message, но и как Verkehr, то есть сообщение, обращение, сношение, коммуникация, связь, транспорт. В написанной через пятнадцать лет после «Толкования сновидений» принципиальной статье «Бессознательное» шестая глава так и будет называться – «Сообщение между системами». Речь в ней пойдет о путях сообщения между различными инстанциями – бессознательным, предсознательным и сознанием-восприятием. Сообщение как media, сообщение как message – вот что волнует Фрейда. И ему не хуже, чем Маршаллу МакЛюэну ясно, что media и есть message.
Мысль, ее смысл, ее сообщение (во всей двусмысленности этого слова) – все «то, что занимает его, не принадлежит к явлениям психологического порядка» [17:181]. Фрейд – гений лингвистики, но никак не психологии! Именно эту мысль годами настойчиво повторяет Лакан. Фрейд нацелен на то, чтобы разобраться в работе памяти, архивации следов, в записи и перезаписи сообщения, в связях между инстанциями.