Рассуждая в XI семинаре о бессознательном, Лакан говорит, что это – «ни бытие, ни небытие», а «несбывшееся» [25:36]. И дальше вполне в духе романтизма: это – «обиталище нерожденных душ», призраков, или, в духе гностиков, обитель сильфов, гномов и других промежуточных существ. Откуда и эпиграф, который избирает к «Толкованию сновидений» Фрейд, Flectere si nequeo superos Ahceronta movebo [ «Если небесных богов не склоню – Ахеронт я подвигну»]: «Не случайно Фрейду, когда он впервые собирался этот мир потревожить, пришла на память полная тяжелых предчувствий строка – строка, несущая с собой угрозу, о которой теперь, шестьдесят лет спустя, похоже, напрочь забыли» [25:36]. Этот, взятый из «Энеиды» Вергилия, эпиграф указывает на психоаналитический проект – на путешествие в преисподнюю, «катабасис, напоминающий другие фундаментальные труды нашей культуры, такие как „Государство“ Патона и „Божественную комедию“ Данте» [6:49]. Фрейд готов на всё на своем пути, даже на то, чтобы подвигнуть Ахеронт, реку скорби в подземном царстве Аида. Титан Фрейд готов к спуску на границу Преисподней, готов призвать в свидетели демонов и призраков. Этот отчаянный ход – «девиз любой радикальной революции» [14:168] и «практика критики идеологии» [14:171]. Революционный катабасис Фрейда – переворот мысли. Привычный смысл, обычный вид реальности начинает переворачиваться. Ниспровержение реальности – ниспровержение субъекта – ниспровержение смысла.
Сновидения имеют смысл, записанный, разумеется, на языке сновидений
Откуда у Фрейда готовность к опасному путешествию? Из уверенности в том, что сновидения имеют смысл. Именно об этом он и говорит, прежде чем перейти к тексту «Об инъекции Ирме». В сновидениях есть смысл, именно это делает их доступными толкованию. Если в сновидении есть толк, то его возможно истолковать. Неудивительно, что свой самый первый публичный семинар Лакан начинает именно с той мысли, что в век сциентизма Фрейд отважился говорить о смысле сновидений, а «толкование сновидений всегда целиком погружает нас в область смысла. Речь здесь идет о субъективности человека в его желаниях, в его отношениях к окружению, к другим, к самой жизни» [16:7]. И тотчас Лакан говорит о программе своего семинара: «заново ввести регистр смысла» [16:7].
О толке и толковании, то есть, можно сказать, о психоаналитической диспозиции номер ноль, Фрейд заявляет уже названием своей книги – «Толкование сновидений»: «Заглавие, которое я дал своему трактату, позволяет увидеть, к какой традиции в понимании сновидений я хотел бы присоединиться» [46:115]. Как бы парадоксально это на первый взгляд ни прозвучало, название позволяет Фрейду присоединиться к традиции древних, к традиции, близкой к мистической, к традиции близкой гаданию, а точнее астрологии: толкование [Deutung] – не интерпретация [Interpretation], Толкование сновидений [Traumdeutung] мгновенно вызывает у немецкоязычного уха ассоциацию с Sterndeutung, толкованием по звездам, то есть с астрологией.
Итак, Фрейд присоединяется не к научной традиции, а к древнегреческой, в первую очередь-к Артемидору. «Толкование сновидений» продолжает линию артемидоровой «Онейрокритики». В самом широком смысле слова Фрейд присоединяется ко всем тем, кто верит в смысл сновидений, – к «обычным людям». Точнее, научной, профессиональной точке зрения он противопоставляет мнение «обычных людей», то есть любителей, дилетантов [Laie], Именно они, эти непосвященные, в отличие от ученых мужей, посвящены в тайны сновидений. Истолковать сновидение – значит раскрыть его смысл. В научном же подходе «не остается места для проблемы толкования сновидений, ибо сновидение является в них не душевным актом, а всего лишь соматическим процессом» [46:115]. На такой своей диспозиции Фрейд будет настаивать и в других, более поздних книгах.
Для любителей сновидения имеют смысл, в том числе и клинический. Вот почему важны в этой истории сны пациентов и сны о пациентах, пациентках, таких как Ирма. Вот почему важны их рассказы об увиденном во сне. Как говорит Лакан об «Ирме»,
«сновидение это показывает нам, что аналитические симптомы возникают в потоке речи, стремящемся проложить себе путь. На пути этом она всегда сталкивается с двойным сопротивлением: как со стороны того, что мы сегодня, ввиду недостатка времени, назовем собственным эго субъекта, так и со стороны его образа» [17:228].
Впрочем, собственное я и является образом себя, представлением о себе. Двойное сопротивление оказывается единым сопротивлением на два фронта. Сопротивление мое – сопротивление другого. Сам симптом – сопротивление потоку речи, пролагающему свой путь. Пациентка Ирма указывает на это Фрейду во сне. Она является в его сне, чтобы окончательно убедить его в том, что сновидения имеют смысл. Иначе говоря, через Ирму к Зигмунду возвращается его собственное сообщение. Такова лакановская формула коммуникации1.
Итак, Фрейд следует за Ирмой и Артемидором. Впрочем, в принципиальном пункте с автором «Онейрокритики» он расходится. В 1914 году Фрейд добавляет к «Толкованию сновидений» примечание, посвящая его своему древнегреческому предтече, в котором пишет:
«…принцип его искусства толкования, принцип ассоциаций, идентичен с магией. Элемент сновидения означает то, о чем он напоминает. Разумеется, то, о чем он напоминает толкователю сновидения! Неустранимый источник произвола и ненадежности связан с тем обстоятельством, что элемент сновидения может напоминать толкователю об одних вещах, а остальным людям – о чем-то другом. Техника, излагаемая мною в дальнейшем, отличается от античной в одном важном пункте – работа по толкованию возлагается на самого сновидца. В ней в расчет принимается то, что приходит в голову по поводу данного элемента не толкователю сновидения, а сновидцу» [46:117].
Техника Фрейда расходится с техникой Артемидора. Если истина сновидения заключена в самом сновидении, то единственный, кто может привнести в него смысл, это сам сновидец. Ответственность – на нем. В другом примечании к «Толкованию сновидений», которое Фрейд делает в 1925 году, он отнюдь не лишний раз напоминает, что толкование – не интеллектуальная игра: «Толкователь сновидений должен не играть своим умом, а опираться на мысли сновидца» [46:50]. Вопрос о том, кто именно дает толкование, резонирует принципиальным вопросом о том, какую позицию занимает аналитик. В терминах Лакана, Фрейд отказывается от позиции знающего, от положения господина. Для Фрейда, в отличие от Артемидора, смысл сновидения открывается не аналитику, а анализанту. Психоаналитик – субъект якобы знающий, человек как бы хранящий смысл. Фрейд – смыслу не господин, но именно такое место и открывает возможность толкования. Анализант не одинок в своем незнании, он не брошен на произвол судьбы. Он отправляется в путешествие за объектом а.
В начале второй главы Фрейд в связи с Артемидором говорит о двух методах толкования сновидений. Первый – символический. Такой метод предполагает рассмотрение сновидения как чего-то целостного. Примером служит знаменитое толкование еще одного прославленного предшественника Фрейда, библейского Иосифа: семь тучных коров, которые пожирают семь тощих, символически представляют семь голодных лет, уничтожающих урожай семи обильных лет. Фрейд пишет, что символические толкования чаще всего относятся к сновидениям, созданным поэтической фантазией; и фантазия эта как раз направлена на демонстрацию пророчества. Символическое толкование впечатляет, когда речь идет о простом содержании сновидения, но оно разбивается о запутанные сновидения. Символическое толкование основано на вере в существование устойчивой связи элемента сновидения с его переводом. Оно основано на вере в закрытость знака, в то, что означающее всегда указывает на определенное означаемое. Иначе говоря, символическое толкование возможно только в том случае, если, как сказал бы Лакан, черта, отделяющая означающее от означаемого, была бы упразднена. И в этом случае ни о каком скольжении означающих, ни о каких свободных ассоциациях, ни о какой произвольности знака говорить было бы невозможно. Символическое толкование предполагает, что «каждый знак при помощи составленного заранее ключа переводится в другой знак, значение которого известно» [46:116]. Такое толкование предшествует сну! В общем, это даже не толкование, а обращение к Авторитету всегда уже имеющегося словаря-сонника. Словом, при символическом «толковании» психоанализ неуместен. Фрейд это прекрасно понимает и потому пишет, что символическому толкованию совершенно противоречит метод, который можно назвать методом расшифровки, „Chiffriermethode“.
Метафорой письменности бессознательного для Фрейда в «Толковании сновидений» служит иероглифическое письмо, и в этом он, как говорит Лакан, проявляет «гений лингвиста». От подобия воображаемых форм, от мистической веры в мир универсальных символов он уходит к меняющемуся миру языка бессознательного. В этом Фрейд радикально отличается от того будущего «психоаналитика», который, не обладая лингвистической подготовкой, «всегда склонен оказать предпочтение символизму, происходящему из естественной аналогии, или соответствия образа и инстинкта» [20:68]. Обратим внимание на то, что соответствие образа, т. е. предметного представления и влечения Лакан называет «естественной аналогией», т. е. аналогией, не столько имеющей какое-либо отношение к природе, сколько не подвергающейся сомнению. Соотнесение предметов с влечением оказывается «естественным», бесспорным, незыблемым. Лакан со всей серьезностью описывает сложившуюся ситуацию:
«Надо сказать, однако, что понимание этого дается с трудом и что описанное выше недомыслие до такой степени распространено, что психоаналитика нужно прежде убедить, что он занимается декодированием, а уже потом, может быть, решится он пройти вместе с Фрейдом по его маршруту («посмотрите на статую Шампольона» – скажет ему гид), и поймет, что он занимается не чем иным, как дешифровкой: разница в том, что криптограмма становится в полном смысле слова криптограммой лишь в том случае, если она записана на утраченном языке» [20:68].