икации в стремительно изменяющемся мире, проблемы идентичности, возрастание зависимости от служб социальной помощи и т. д. Такие процессы исключенности будут неизменно сопутствовать процессам глобализации современного общества. «Наихудший из возможных сценариев в том, что общество следующего столетия (XXI в. – Н. И.) примет метакод включения/исключения. А это значило бы, что некоторые будут включены в функциональные системы, а другие исключены из них, оставаясь существами, которые пытаются дожить до завтра… что забота и пренебрежение окажутся по разные стороны границы, что тесная связь исключения и свободная связь включения различают рок и удачу, что завершатся две формы интеграции: негативная интеграция исключения и позитивная интеграция включения… В некоторых местах мы уже можем наблюдать это состояние».[101] Следствия процессов исключения становятся совершенно очевидными, «именно “исключенные” составляют социальную базу преступности и иных форм девиантности».[102]
Из современных отечественных исследований, посвященных системной оценке девиантного и криминального поведения, следует остановиться на работах Я. И. Гилинского и Д. Ли.[103]
Я. И. Гилинский отмечает факт наличия общих закономерностей в генезисе девиантности и в то же время их имплицитный характер. В отношении системного исследования девиантного поведения важна такая специфика, как «накладывание» одних форм девиантности на другие с усилением проявлений или же их способность «гасить» друг друга. Таким образом, правомерна постановка вопроса об «интерференции» различных форм девиантного и криминального поведения. Так, еще М. Н. Гернет [104] писал о том, что женская преступность находится в обратной зависимости от распространенности проституции.
Другим аспектом, отмеченным Я. И. Гилинским, является чувствительность девиантного и криминального поведения к среде. Так, в периоды экономических кризисов увеличивается корыстная и снижается насильственная преступность. У лиц с девиантным поведением отмечен низкий уровень потребления культуры и высокий уровень различных форм социальной активности, «пассионарности», в терминологии Л. Н. Гумилева,[105] что позволяет говорить о повышенном «балансе социальной активности» и снижении конформности девиантных форм поведения, особенно в переломные исторические периоды и периоды экономической дестабилизации. Такое расширенное понимание девиантных форм поведения как социального хаоса и аномии позволяет проследить конструктивную роль отклоняющегося поведения, когда в хаотичности в потенциальном виде существует возможность зарождения новых социальных структур, что принципиально согласуется с моделями этногенеза.
Девиантность выступает как «полоса свободы, которую мир оставляет в распоряжении эволюционирующего общества, уже выполнившего долг адаптации, т. е. набор непременных заданий заполняется комплексами поведения, поначалу случайными. Однако со временем они застывают в процессах самоорганизации в такие структуры норм, которые формируют внутрикультурный образец “человеческой природы”, навязывая ему схемы долженствования и повинности», – писал С. Лем.[106]
В работе Д. Ли системный анализ преступности проводится, исходя из модульной теории социума, где модуль представляет измерение кратных соотношений и является единицей системного анализа. Модуль, с одной стороны, рассматривается с позиции общей теории систем, с другой – сопоставляется с общественными дисциплинами. Модуль с позиции социальной онтологии выступает как структурно-функциональная единица. Вполне справедливо исходной позицией такого анализа выступает положение о том, «что преступность – это не простое множество преступлений, совершенных на данной территории (глобализация современного мира ведет к транснациональной преступности) за конкретный период времени, а прежде всего их система, которая во всем мире развивается по определенным, неведомым пока людям законам, вне зависимости от их воли и желания».[107] Основное достоинство данной работы – в изменении модели причинно-следственных отношений в криминологии. Д. Ли отмечает: «…если при изучении конкретного преступления правомерно говорить о конкретных причинах и условиях, его вызвавших, то при исследовании преступности как социального явления причинно-следственный подход будет неадекватен».[108] Система с нарушенными причинно-следственными связями является недетерминируемой и самоорганизующейся системой, которая может быть описана моделями нелинейных динамических систем, где свойство нелинейности означает для системы то, что она развивается различными путями.[109]
Связь конкретного преступления и преступности в целом – это микро– и макроуровень системного подхода. Соответственно можно говорить о применении общефилософских категорий общего, особенного и частного (единичного).[110] Так, все данные, отражающиеся в уголовной статистике, подразделяются на два вида:[111]
1) относящиеся к преступлению;
2) относимые к преступнику.
Таким образом, они являются сопоставимыми с категориями общего и особенного, тогда как отдельное преступление как индивидуальный акт поведения будет соотноситься с категорией частного (единичного).
Исходя из модульного анализа социума, выявляются устойчивые доли девиантов и преступников в стабильном обществе без социальных катаклизмов. Приводя анализ литературных данных, Д. Ли отмечает, что сексуальная девиантность в отношении гомосексуалистов и лесбиянок равна 5 %, браки между близкими родственниками (инцестные браки) составляют 6 %, количество преступников в конкретном обществе – 5,6 %, что «служит необходимым условием самоорганизации системы».[112]
Рассмотрев различные нормы как элементарные составляющие сложной системы и различные подходы к анализу отклоняющегося девиантного поведения в рамках этой системы, необходимо отметить еще один момент. Теории девиантности связаны в основном с социальной организацией и мало общего имеют собственно с индивидуальной личностью и индивидуальным поведением. Индивидуальность, идентичность есть постоянный динамический процесс самоорганизации. И, соответственно, с позиций биокибернетики поведение человека определяется как «сложная, вероятностно-детерминированная система со способностью к самоорганизации»[113]
Э. Эриксон строил теорию личности как эпигенетические процессы, в основе которых лежит смена стадий идентичности. При этом в понятие идентичности вкладывалось не что-то окончательно заданное и сформированное, а постоянный динамический процесс, в формировании которого принимают участие различные системы идентификации – базовая, ролевая, персональная. Если идентичность, прежде всего, нужно рассматривать как единство поведения и самосознания,[114] то процесс идентификации – это нелинейный динамический процесс, в основе которого лежат биологические, социальные и психические обратные связи в цикле поведение – восприятие (осознание) – поведение и т. д. В теории нелинейных динамических систем такие повторяющиеся процессы называются итерациями. Исходя из изложенного «аномальность может быть интерпретирована как изменение способности к самоорганизации. Самоорганизация в биокибернетике понимается как средство и как метод обеспечения оптимизации процессов, происходящих в системе. Внешний аспект оптимизации в приложении к человеку – адаптация, внутренний – поддержание гомеостаза. Следовательно, понятие аномальности должно отражать нарушение адаптации и гомеостаза».[115]
Определив социальные нормы по содержанию как лингвистические и рассмотрев понятия глоссы как единства восприятия и поведения, можно говорить, что на ролевом уровне формирование идентичности идет за счет социальных норм также в итерационном процессе поведение – восприятие – поведение, где содержание этого процесса, т. е. формирование идентичности, задано социокультуральными нормами и ценностями. На биологическом уровне такие циклы обратных связей формируют базовую идентичность индивида. Соответственно отклонения в той или иной нормативной системе будут искажать соответствующие динамические процессы формирования идентичности. Такое нарушение, известное как синдром диффузной идентичности, на практике встречается у большинства лиц с девиантными и криминальными формами поведения. Специфические нарушения половой идентичности (базовой, ролевой, персональной) отмечаются в значительном количестве среди лиц с криминальным сексуальным поведением. Тесную взаимосвязь нормативных систем, поведенческих проявлений и систем идентичности отражает тот факт, что значительная доля лиц с криминальным, сексуальным поведением ранее сама подвергалась сексуальному насилию. «Человек может принимать себя только в определенном качестве, когда не страдает его “Я”-концепция».[116]
Кроме того, поведение всегда есть процесс коммуникации, изменение возможности коммуникации дает принципиально новые возможности изменения форм поведения, что касается и реципрокных форм сексуального поведения, и новые возможности формирования идентичности. Этот момент также необходимо учитывать как новый фактор в отношении девиантного и криминального поведения. Такие новые возможности представил Интернет, и, соответственно, отмечается возникновение новых составов преступлений.