Проблемы, касающиеся причин насилия и агрессии, относятся, по И. Канту, к категории вопросов, от которых нельзя уклониться, так как они навязаны человеку его собственной природой. Французский антрополог Н. Рулан (1999) отмечает, что «насилие очень часто возникает при разрешении внутренних конфликтов в различных обществах, причем настолько часто, что мы вправе себя спросить, а не является ли оно неотъемлемой частью социальной жизни».[409] «Глобальность проблемы насилия в жизни всех народов и каждого народа в отдельности, его роль в межличностных и межгосударственных отношениях, несмотря на столь развившуюся цивилизацию, столь велика, что иногда может действительно показаться, что “насилие правит миром”».[410]
Связь насилия и агрессии остается вопросом, далеким от своего разрешения. Так, оценки наследуемости для разных показателей агрессивности, полученные в девятнадцати работах 80-х и 90-х годов, колеблются от 0 до 98 %.[411] Другие исследователи не склонны связывать напрямую генетическую детерминацию и агрессию и вводят опосредующие биологические механизмы, проявляющиеся в виде определенных черт темперамента, таких как импульсивность или эмоциональность.[412]
Биологический подход к проблеме насилия и агрессии основан на положении о том, что «человек остается биологическим существом, сохраняя выработанное в процессе эволюции “наследство”, включая агрессивность, которая была необходима слабосильному существу в среде более сильных», и, соответственно, «если неудовлетворенная витальная потребность приводит к “борьбе за существование”, то неудовлетворенная социальная потребность – к “сверхборьбе за существование”».[413] Биологические теории насилия являются наиболее распространенными и связаны, в первую очередь, с именами К. Лоренца и Н. Тинбергена. Так, Н. Тинберген отмечал, что внутривидовое убийство среди животных встречается редко; по его мнению, «человек является единственным видом, в котором борьба носит уничтожающий характер», несмотря на то, что именно он развил представления о врожденных механизмах высвобождения поведенческих паттернов у животных в ответ на слабые перцептивные стимулы. К. Лоренц утверждал, что насилие (агрессивность) имеет инстинктивный характер, будучи защитной реакцией организма на окружающую среду.[414]
Биологические теории исходят из предпосылок, что насилие связано с генетической природой человека. Этологические подходы к изучению агрессии и насилия как разновидность биологических теорий приводят к выводу, что человек также обладает наследием внутренне, генетически детерминированной присущей ему агрессии. Эти генетические задатки человека связываются с развитием оружия и развязыванием войн, т. е. влияют на социальную эволюцию вида Homo sapiens. К. Лоренц писал: «Когда человек достиг стадии обладания оружием, одеждой и социальной организацией и тем самым преодолел опасности голода, замерзания, нападения диких животных и когда эти опасности перестали быть основными факторами в процессе естественного отбора, тогда селекция на основе врожденной враждебности должна была сойти на нет. Фактором, который отныне стал влиять на процесс естественного отбора, стали войны между враждебными соседствующими племенами».[415]
Т. Б. Дмитриева и А. И. Воложин предлагают подход, основанный на учете социальных и ситуационных факторов, который связывает агрессию и насилие с нарушением адаптивных процессов на уровне целостной личности. Воздействие социального стресса адекватно описывается диагностическими признаками расстройства адаптации, клинически проявляющегося в трех вариантах: аномическом, диссоциальном и магифреническом.[416] Диссоциальный вариант характеризуется «эмоциональными и поведенческими расстройствами, среди которых преобладают аффективная неустойчивость, деструктивная, направленная вовне агрессия, неадекватное отношение к действительности, снижение толерантности к психогенным факторам, ослабление контроля за своим поведением».[417] Сложный и междисциплинарный характер проблемы насилия и агрессии порождает проблему, когда «в этой ситуации высоко вероятно и несоблюдение смежными специалистами границ собственной компетенции, что может исказить адекватные представления о существующих причинно-следственных отношениях в системе «психическое расстройство – агрессивное поведение», препятствовать разработке эффективных мер», кроме того, «в силу многоаспектности проблемы, многоуровневой системы классификации изучаемого феномена, различных конечных исследовательских целей отдельных дисциплин трудно предложить единые принципы феномена насилия и агрессии.[418]
Культурно-исторический подход к проблеме насилия основан на предположении о том, что данный феномен исторически изменчив и многообразен по формам проявления, сопровождает всю историю развития человечества и не имеет однозначных оценок без учета конкретной социально-исторической ситуации.[419] Начиная с работ Э. Дюркгейма по социологии, насилие рассматривается как объективная реальность социального бытия человека, которую общество должно уметь контролировать.[420] Исторически насилие неразрывно связано с системой властных отношений, при этом в социально-историческом аспекте отмечается эволюция форм насилия от явных, агрессивно-насильственных с биологически детерминированной основой к скрытым, конклюдентным и психологически обозначенным. У основоположников марксизма насилие выступает одним из центральных факторов исторического прогресса в классовом обществе; «отношение насилия имеет своей основой экономические условия, которые нельзя так просто устранить экономическими мерами».[421] В ходе исторической эволюции отмечается рост значимости конклюдентного насилия как фактора регуляции социальных отношений с увеличением рационалистических форм. Рационализированные, психологические формы насилия связаны, в первую очередь, с феноменом жестокости. Жестокое поведение может быть определено как осознанное, целенаправленное причинение другому мучений и страданий как ради них самих, так и для достижения других целей, а также такое поведение, при совершении которого субъект должен был предвидеть наступление подобных последствий.
Таким образом, характеризуя насилие как системное явление, можно говорить о биологии агрессии, социологии насилия и психологии жестокости. Различение этих понятий возможно не только по фактическому, но и по морально-нравственному, этическому основанию. Агрессия, как наиболее широкое по своему объему понятие, является нравственно нейтральным; жестокость всегда вызывает однозначное моральное неодобрение вне зависимости от контекста, ситуативности своего проявления. И, наконец, понятие «насилие» относится к области морального релятивизма, социального контекста своего проявления, который придает ей определенное значение. Факт морального релятивизма насилия делает возможным существование двойных стандартов поведения и двойной этики. В одной из систем существование насилия всегда будет оправдано «благими намерениями», как борьба со злом и т. д. Для другой системы этики всегда характерно негативное отношение к насилию в любых его формах, «непротивление злу насилием», отсутствие амбивалентности понятий добра и зла. Существование двух базовых этических культур, как показано в работе V. Lefebvre, основано на исходных предпосылках рефлексии и не зависит от участия сознания.[422]
Агрессия не является самостоятельным биологическим инстинктом, она представляет собой психологический механизм внутривидовой регуляции инстинкта самосохранения. Однако данный механизм ориентирован на видовой уровень идентификации. Именно поэтому в человеческом обществе он теряет свое первоначальное значение и начинает длительную историческую эволюцию как социальный фактор насилия, приобретая самые разнообразные исторические маски, в том числе имеющие огромное криминальное значение.
Экологический подход к рассмотрению насилия сформулирован в работе Р. Раппопорта,[423] который, проводя антропологические исследования в Новой Гвинее, пришел к выводу, что демографическое давление приводит к конфликтам из-за перераспределения населения и доступности ресурсов на используемой территории.
Насилие как средство социального контроля используется в обществах индустриального типа, где индивид существенно отчужден от них. В традиционном обществе отдельные индивиды интегрированы в социальные общности, и основным средством контроля поведения выступает моральное неодобрение со стороны членов общества. Репрессивная модель уголовного законодательства сама выступает примером насильственного социального контроля в обществах индустриального типа. При этом индивид индустриального общества подвергается дополнительному отчуждению, исключению из общества, в соответствии с системой стигматизации (labeling theory), исследованной Н. Becker (1963).[424] Таким образом возникает порочный круг социального контроля в форме насилия и отчуждения, исключения индивида из общества, в ответ на которые следует насильственное и криминальное поведение со стороны индивида.
Следует отметить широкую распространенность насильственных преступлений среди лиц с психической патологией. Так, по данным ГНЦ ССП им. В. П. Сербского, процент невменяемых среди лиц, совершивших убийства или покушения на убийства, составляет 8—10 %, изнасилования и насильственные действия сексуального характера – 2,5 %. Соответственно доля невменяемых в 5 и 20 раз превышает процент от среднестатистических показателей в общей популяции лиц, совершивших преступления.