Для пущего пафоса я слегка исказил стихи Дилана Томаса, которые девчули регулярно просили меня почитать при свете костра, плеске воды в бассике, рёве монстров — где только не просили.
Взгляд принцессы затуманился, разфокусировался. Искупление ничего не возвращает к равновесию, но позволяет смотреть в лицо своим страхам. Как мне сейчас в лицо Гроулз. Позволяя позже рассказать, кем был её отец и что с ним стало.
— Джерк удивляет как восход солнца. — мягко улыбнулась Кая. — В тот день, когда этого не случится, рыцари смерти поднимутся из глубин океана.
— Он и с ними договорится. — поставила мне высокую оценку Аиша и обратилась к ошарашенной Гроулз. — Буду я твоим опекуном, но это надо с мамкой порешать. Сейчас отдыхай, через часа четыре подъем, едешь с нами в столицу.
— А запрятанные золотые? — удивилась она.
Их уже Кая нашла, а я забрал, когда в погреб спускался. Но таблички с десятками наше бравое жюри за Гроулз подняли.
Знать об этом ей необязательно и вообще приказы не обсуждаются. Спать — значит спать. Храпеть во весь голос и перекручивать одеяло на ногах. Примерно с такими словами Гроулз выгнали в свои покои, а у нашей команды появился свой цыпленок«боец из KFC».
Уже утром мы забрали пленных эльфов, с сыном барона и погнали к мосту. Гроулз не привыкшая к лошадям, не имевшая опыта езды на них из-за паралича, была усажена на лошадь Джиро и надежно зафиксирована. Отчего некоторое время она смущалась, но попривыкнув, начала вертеть головой, наслаждаясь недоступным ей ранее видами.
Искомый мост как раз выходил на тракт, который если прямо — вел в столицу. Налево — приводил к замку Шаймероль. Именно там нас ожидал взвод гвардейцев, отпущенный вчера принцессой.
— Планы меняются. — приказала им Аиша. — Обратно в столицу, надо сдать этих доходяг.
Почему доходяг? Вы пробегите километров пятнадцать за лошадьми на привязи — язык в раскаленную головёшку превратится, а жирок медленно стечет по телу вместе с любыми надеждами. Щадить диверсантов принцесса нисколько не собиралась, а на все жалобы следовал один равнодушный ответ «король разберется».
Я поглядел на потные рожи, почти мумифицировавшихся в своем рейнджерском прикиде, эльфов. Баронишко вообще упал на сыру землю, и изображал первое позвоночное, выползшее на сушу.
— Осмелюсь доложить, ваше высочество, — сыграл роль доброго полицейского, — на телеге вон того купчины быстрее будет.
— Просто отвратительно, какой же ты добрый Джерк. — для вида сделала мне выговор принцесса.
Но сама одобрительно сверкнула мне своими сапфирами. Как и должно быть. Аише надо поддерживать своё реноме беспощадной правительницы. Джерку — изображать толерантного гуманиста. Кае — улыбчивую убивашку. Джиро… Я всмотрелся в невозмутимое лицо нашего молчуна. Типичного превозмогателя. Когда весь мир рухнет, останется стоять наш домик в Самуре. На плечах этого атланта.
Означенный мной купчина на телеге доплелся до развилки тракта, где боязливо остановился поодаль, наблюдая пока наш отряд рассосется.
— Давай к нам, отец! — заорал я ему. — Дело есть на миллион!
Число, которое он не знал, нисколько его не обрадовала. Нехотя он поплелся к нам, по пути осознавая, что вот эта блонда с королевским медальоном на груди, восседающая на зверского вида черном жеребце — его принцесса.
В результате до нас доехала какая-то версия шайнского долгопята на телеге. Если что — это примат с самыми большими глазами.
— Покемонов на продажу везешь? — дружелюбно осведомился я у него, завидев торчащие из-под рогожи длинные уши.
— Покемонов. — согласился он, не сводя удивленных глаз с принцессы.
Ох, уж эта Аиша. Действует как разрывной в голову. Спроси его сейчас за работу на демонов — не сходя с места признается, что он их козырная карта.
— Её высочество спрашивают, как тебя зовут, отец. — сделал я еще одну попытку наладить диалог.
Опомнившись, он торопливо слез с телеги, поклонился и назвался. Лоис Исеобат, хозяин небольшого постоялого двора у деревни Лемешки, везет кроликов на продажу в столицу. Здесь он начал рекламировать диетическое, нежное мясцо, но был перебит прямым вопросом «сколько за всё?» Тушек было пятьдесят, по три серебряных — полтора золотых. Он получил три, Кая придержала лошадку, испуганно задергавшуюся, когда Джиро переворачивал телегу, освобождая от груза.
Под шумок пару тушек я в инвентарь загреб. Какой хомяк не мечтает попробовать шайнского кролика.
— Понимаю, отец, грустно, когда сезонный труд исчезает просто так. — посочувствовал Лоису, ведя лошадку рядом с ним. — Но у нас дело государственной важности. Сейчас мы повезем проклятых шпионов и мятежников для сдачи тайной страже. Их сбросили сегодня ночью десантом с грузовых драконов над Мормышками. Принцесса лично гасила бунт инсургентов. Народу поубивала тыщи. Это вот, единственные выжившие после бойни.
— И что с ними будет? — наивно спросил Лоис, кося глазами, на то, как гвардейцы закидывали эльфов на телегу.
— Говорят в тайной страже любят игру в бутылочку. — сказал я с каменной мордой. — поставят в круг мятежников, крутят бутылочку. Сильно не повезет тому, на кого она укажет.
— Почему? — спросил меня, не дождавшись продолжения, Лоис.
Я придвинулся и шепнул ему на ухо почему.
— Вот изверги! — вырвалось машинально у него. — Прости их всетворцы благие!
Он даже с неким сочувствием поглядел на связанных эльфов.
— Джерк Хилл! — не выдержала принцесса, подслушивающая наш разговор. — Немедленно возглавьте правую сторону от меня!
И всю дорогу до столицы, Аиша нудно пилила меня за неподобающие шутки, подрыв авторитета тайной стражи и распускание нелепых слухов.
Тяжелое поскрипывание над головой приближалось. Оно воспринималось не ушами, скорее, как вибрации, собственной кожей. Граф Сентента почти оглох от собственных криков, на выходные кляп с него снимали, и Блан с кривой усмешкой говорил одну и ту же фразу: «проси Ангела забрать тебя сегодня.»
Граф пытался, но докричаться до Сущности равной Творцам не получалось. А что, если и не было никогда никаких творцов? В отчаянии Сентента обращался к эльфам, демонам и даже драконам. Но никому одноногий, седой инвалид не был нужен. Нога его начала гнить три дня назад, нет — больше. Заметил Блан Алькандария три дня назад. Покачал сокрушенно головой, принес мясницкий топор и оттяпал ногу. Сентента от боли впал в беспамятство, очнулся только ночью. Нога привычно ныла, обрадовавшись, что ему это всё привиделось, он потянул руку в кандалах, но ощутил только пустоту.
Единственной хорошей новостью было то, что дни после ампутации прошли без пыток. Блан словно забыл про истязания. Утром спускался, ставил миску, снимал кляп, уходил на полчаса. Возвращался, забирал миску, чтобы вернуться и повторить все действия поздно вечером, когда закрывал лавку.
Жизнь графа превратилась в страшный кисель: тягучий, однообразный и беспросветный.
Ключ лязгнул в двери, по лестнице в подвал спустился его палач. Обычно угрюмый, этим выходным днем он был оживлен. Насвистывал мелодию, не бросил обычную фразу про Тачибана. Своим истерзанным нутром Сентента почувствовал: что-то изменилось.
Блан подошел и посмотрел на графа сверху.
— Устал?
Фраза от своего мучителя была столь неожиданна, что губы Сентенты дрогнули. Неужели ему можно ответить? За попытку ранее, ему остался на память шрам от хлыста через губу.
— Я тоже. — признался Блан Алькандария. — Меня тошнит от твоего лица. От невозможности смять его как пластилин в своих руках. Но кажется, моя девочка смотрит сверху и сердится на своего старика. Она-то, в отличие от меня, тебя уже простила.
— Отпусти! — прохрипел Сентента и сам удивился своему голосу. Возможности сказать. Тому что не потекли слёзы.
— Разумеется. — пообещал Блан. — Но у меня для тебя подарок на прощание. От их милости, вернее, но я тоже поучаствую.
Он рывком поднял исхудавшую тушку графа со скамьи на ногу, подпер плечом.
— Мы немного прогуляемся с тобой. Ты увидишь то, чего не заслуживаешь, но будь осторожен, при малейшем крике ты умрешь.
Раздались другие шаги: мягкие, кошачьи. У Сентенты появился второй посетитель. Посетительница. Опасная, убийственная лисодевочка. Выкравшая графа из дворца и сломавшая ему палец в трех местах.
— Блан, пора, мы все пропустим. — сказала она ни разу не дрогнув при виде графа. — Я опередила их всего на пять минут под предлогом закупки зелий. В твоей лавке, между прочим.
А ведь он сильно изменился за две недели. Ну хоть бы гримасу скорчила от запаха. Неужели ей настолько всё равно. Может он уже умер, и происходящее тревожит его бесплотный дух?
Спустя минуту граф резко поменял своё мнение. Его притащили наверх, в комнату рядом с кладовой с маленьким оконцем и занавеской. Ткнули лицом в окно сбоку. Там он увидел Ангела.
Его дочь Гроулз стояла на улице, на противоположной стороне от лавки. Возле неизвестной и невиданной графом скульптуры. Хотя, присмотревшись Сентента понял, кого она изображает. Ноющее чувство выросло в животе, начало скрести сердце, но усилием воли он выкинул все чувства. Дочь — главное! Если она не искусная иллюзия. Но спустя и пару минут «иллюзия» продолжала стоять рядом со скульптурой, иногда поворачивая голову и спрашивая что-то, у стоящего рядом королевского наместника Самура. Даже топнула на него ногой!
Иррациональным чувством, обуявшим графа, было возмущение и ревность. Почему она говорит с ним, а не со мной, почему она так мило на него сердится⁈ Он даже дернулся вперед, почти впечатавшись в мутное стекло. Ловкая рука перехватила его голову за волосы.
— Будешь шуметь, зрелище сразу закончится. — строго предупредила его лисодевочка.
— Но как такое возможно? Как он сумел? — шептал граф. — Лучшие врачи, дорогие зелья, почему не смог я?
— В Джерка надо верить. — гордо сказала лисодевочка. — Как это можешь понять ты, всю свою жизнь потративший на ложь и предательство?