София стояла во дворе вместе с Буссе и смотрела, как «колючка», словно огромный остроконечный змей, извивается вокруг поместья. Ей всегда нравилось стоять во дворе. Там приятно сочетались большое открытое пространство и природа… Но теперь Софии казалось, что это тюремный двор.
Когда все было закончено, мужчины подошли к ним с Буссе.
– Все сделано в точности как хотел ваш шеф, – сообщил один из них. – Сейчас я только покажу, как включается электричество.
– Электричество?
– Да, к проволоке подведено электричество, в точности как он заказывал. – Увидев ужас на лице Софии, мужчина рассмеялся: – Не волнуйтесь. Там не такое высокое напряжение. Никого не сожжет до смерти. Но основательный удар получить можно.
Буссе пошел за мужчиной к будке охранников, где находился рубильник. София осталась стоять, уставившись на заграждение. Все было как во сне, настолько отчетливом и резком, что он воспринимался реальнее, чем явь.
В тот вечер Освальд пришел в офис. Он казался выспавшимся и энергичным, а вовсе не убитым, как она ожидала. Его глаза так горели энтузиазмом, что он производил впечатление слегка безумного. Вернулось даже легкое высокомерное вскидывание головы.
– После ужина я хочу созвать на собрание весь персонал, – сказал Освальд. – Я имею в виду всех. До единого.
На пароме есть маленький чуланчик. Он находится на корме, где стоят во время пути машины. Чуланчик с предметами для уборки, недостаточно высокий для того, чтобы выпрямиться во весь рост. Но когда паром идет через пролив, им не пользуются.
Однажды я был там с Лили. Запер ее и напугал, но это другая история, которая сейчас не важна.
Пять часов утра, рассвет уже забрезжил.
Темнота превратилась в плотную серую дымку.
Три часа в чуланчике и еще один во время переезда. Ну что ж, пусть так. Это лучшее укрытие.
Запах пожара из усадьбы последовал за мной сюда. Он по-прежнему висит над островом, как пелена.
Но звуки машин, сирен, катеров и голосов стихли. Значит, они отчаялись. Меня больше не существует.
Я заползаю в чуланчик. Готовлюсь провести там много часов в темноте. О темноте я знаю все.
Темнота в подвале усадьбы. Омерзительный запах мужского пота.
Не видно, когда и откуда последуют удары.
Я закрываю за собой дверь и усаживаюсь на ведро. Ко мне приходят слова.
Заклинание, которое будет сопровождать меня в течение поездки. «Уничтожиться, восстать и вернуться». Как феникс восстает из пепла.
Время останавливается.
Внезапно я оказываюсь снаружи. Вижу весь остров сверху.
Ласкающие ландшафт первые лучи солнца. Деревья, дома и море.
Я понимаю, что покинул тело.
Что обладаю силами, о которых даже не подозревал. И что у жизни есть на меня феноменальные планы.
18
В большой столовой царила полная тишина. Столы отодвинули к стенам, а стулья поставили рядами так, что на них вплотную друг к другу сидели пятьдесят человек, устремив взгляды к подиуму, который соорудили для Освальда. Обычно в столовой слышались болтовня и шум. Сейчас они не разговаривали даже между собой. Тишина была не неловкой – скорее вынужденной и испуганной. Они ждали уже полчаса.
София сидела в первом ряду вместе с командой Буссе и главными ответственными за различные отделы. В самом последнем ряду находились те, кто угодил в немилость еще до газетной статьи: Мадлен, Хельге и парень из хозяйственного отдела, который чуть не разбил одну из машин Освальда, когда отгонял ее в автосервис. Средние ряды занимали остальные, сгруппированные по своим бригадам. Все было организовано в соответствии с инструкциями Освальда.
Наконец послышались решительные, хорошо знакомые шаги, но никто не решался посмотреть назад. Только София встала, чтобы посмотреть, не нужно ли Освальду что-нибудь; однако тот отрицательно покачал головой и жестом велел ей садиться. Встал за кафедру, положил перед собой лист бумаги и посмотрел на них со слегка озабоченным выражением лица.
– Мы немного побеседуем, – начал он. – И разберемся в том, что произошло за последнее время.
Освальд говорил дружелюбным тоном. Напряжение в группах слегка ослабло.
– Все очень просто, – продолжал он. – У нас был шанс донести учение «Виа Терра» до большого количества людей. Большинство из вас жопу рвали, чтобы помочь этому. Но кто-то за моей спиной снабжал Стрида ложью о нас, поэтому теперь мы должны найти источник утечки.
Взгляд Освальда посуровел, и он стал наобум пристально всматриваться в разных людей. По-прежнему стояла мертвая тишина. София даже слышала рядом с собой нервное дыхание Буссе. Освальд уставился на Улофа Хуртига.
– Улоф, ты был персональным куратором Магнуса Стрида. Может, ты немножко посплетничал?
Все обернулись и посмотрели на Улофа. София впервые видела его без приклеенной улыбки на лице. Обычно она слегка пробивалась у него в уголках рта, даже когда он бывал серьезен. Но сейчас Хуртиг стоял оцепеневший и бледный.
– Нет, Франц, ни в коем случае! Мы разговаривали только о его программе.
– Ты можешь обращаться ко мне «сэр». Кстати, все вы можете поступать так в дальнейшем. Как в США. Там лучше приучают своих сотрудников к дисциплине, чем в социалистической Швеции, – заявил Освальд. – Я надеюсь, что ты не лжешь, Улоф. Ты разве не понимаешь, что Магнус обвел тебя вокруг пальца?
– Да… сэр, понимаю.
Теперь Освальд смотрел на нее.
Не думает же он…
– А ты, София? Ты долго беседовала с Магнусом в библиотеке.
Когда она стала отвечать, голос ее зазвучал хрипло и странно.
– Мы говорили только о книгах, ни разу не переходя на личные темы.
Он продолжал смотреть ей в глаза. У нее по спине пробежал холодок, принеся с собой разные картины. Магнус Стрид у пруда. Его озабоченный взгляд и обращенные к ней вопросы о будущем. Но ведь это не имело никакого отношения к статье…
София уставилась на Освальда, попытавшись принять равнодушный вид.
– Я тебе верю, – наконец проговорил тот. – Ну ладно, если никто сейчас не сознается, вам придется выяснять это самим. У меня есть дела поважнее. Но прежде чем я уйду, нам надо немного поговорить о правилах в группе.
Он начал читать с лежащей на кафедре бумаги:
– Первое. Я хочу усилить отдел, занимающийся персоналом. Постоянно иметь одного охранника в будке и одного для патрулирования территории. Буссе надо выделить человека, который станет помогать ему с вопросами этики. Отдел персонала теперь подчиняется лично мне. Напрямую. Ясно?
Второе. В отделе персонала должна присутствовать программа для обращения с провинившимися. Им придется выполнять тяжелую физическую работу на территории поместья, нельзя будет разговаривать с остальным персоналом и категорически воспрещается общаться с гостями. Они будут носить красные бейсболки, чтобы все знали, кто они. Можете назвать эту программу «Покаяние» или как-нибудь в этом роде.
Он повернулся к Буссе, который усердно закивал.
– Да, сэр. Я займусь этим.
– Третье. Любой доступ к компьютерам, мобильным телефонам и всяким электронным штучкам с этой минуты запрещен. Даже в свободное время – хотя у меня есть сомнения в том, что оно у вас теперь будет. Компьютер в столовой следует отключить. Буссе, потом соберешь все остальное, что народ прячет по комнатам. Надо просто конфисковать все это дерьмо.
В голове у Софии промелькнула картина лежащего в комоде ноутбука. Необходимо спрятать его в более надежном месте.
– Четвертое. Сегодня вечером, перед уходом из столовой, вы должны написать краткий, но приветливый мейл семье и сообщить, что у вас очень много дел и вы какое-то время будете недоступны, но так, чтобы они не волновались. Можете написать сообщения от руки. Буссе, твой отдел отправит их с компьютера в столовой перед тем, как его отключат. – Внезапно Освальд рассмеялся. – Не смотрите с таким ужасом! Мы справимся с этим. Всего несколько недель – а потом все снова будет как обычно, и вы сможете писать твиты и мейлы, сколько пожелаете.
Кто-то из персонала нервно захихикал. Освальд вновь посмотрел на свои тезисы.
– И наконец, пятое. Никто из вас не покинет территорию без моего письменного разрешения. Фриск может, как обычно, заниматься закупками, но охранник должен записывать, когда тот уходит и возвращается в поместье. А теперь мне надо заняться более важными вещами. София, можешь оставаться здесь, пока вы не закончите. Но завтра ты нужна мне на месте, в офисе.
– Да, сэр.
Неужели она действительно произнесла такую вымученную и идиотскую фразу?
Освальд собрал свои бумаги, спустился с подиума, быстро прошел по проходу и закрыл за собой дверь столовой.
Из конца комнаты раздался крик:
– Черт возьми, Мадлен! Почему ты ничего не сказала? Я видела, что ты разговаривала с Магнусом Стридом!
Голос принадлежал Моне, которую словно подменили. С ярко-красным лицом она кричала, брызгая слюной и грозя пальцем поднявшейся с места Мадлен.
– Я ничего ему не говорила! Он просто спросил, как идут дела, и я сказала, что мне нравится работать на солнце. И всё.
– Ты врешь! Вы разговаривали долго.
Тут встала Катарина. Обычно она сохраняла полнейшее спокойствие, но, когда закричала на Мону ее голос звучал пронзительно и со странной хрипотой.
– А ты сама!.. Ты несколько раз сидела с ним в библиотеке одна. О чем это вы разговаривали?
Софию заинтересовало, почему Катарина защищает Мадлен. Они, видимо, стали подругами, когда пропалывали вместе клумбы.
Мона, казалось, не обращала на Катарину внимания. Она прошла назад, к Мадлен, встала напротив нее и, толкнув в грудь, крикнула этим новым, странным голосом:
– Я знаю, что ты врешь!
Затем снова толкнула Мадлен – на этот раз сильнее.
Все произошло стремительно. Вдруг оказалось, что Мадлен, повалив Мону на пол, сидит на ней верхом и, прижимая ей руки к паркету, кричит: