– Оскандалился кто-то конкретный? – с любопытством спросил Буссе.
Освальд сердито замотал головой.
– Ты себе не представляешь. Весь персонал разгуливает, как во сне. Ни в одной из этих скотин нет драйва. Ну конечно, у нас ведь есть решения всех мировых проблем, так чего ради беспокоиться?.. Если б ты только знал, чем они занимаются по вечерам.
Буссе сглотнул и закивал.
– Я хочу услышать от вас предложение до того, как вы отправитесь спать. – Освальд повернулся к Софии. – И хочу, чтобы ты узнала, какую книгу читала Катарина.
– Сейчас?
– Именно сейчас!
София спустилась на второй этаж и постучала в дверь Катарины. Дверь открыли не сразу но Катарина вовсе не выглядела усталой. «Наверное, не могла оторваться от книги», – подумала София и тоже начала злиться.
– Катарина, мне надо проверить, что все окна надежно закрыты. Меня послал Франц.
– Окна? Зачем это?
– Не знаю. Бенгт спит?
Бенгт был мужем Катарины, и он действительно спал, развалившись на спине и слабо похрапывая с открытым ртом. Книга лежала на Катарининой стороне кровати, но полумрак не позволял прочесть ее название.
София подошла к окну и притворилась, будто проверяет его.
– Что за книгу ты читаешь?
У Катарины сразу сделался пристыженный вид. Прежде чем она успела ответить, София подошла и подняла книгу с одеяла. Это оказался роман из серии издательства «Харлекин»[10]: «Растяжимость любви» Майры Лофт. На обложке была изображена вглядывающаяся в море женщина с развевающимися на ветру длинными волосами.
– В библиотеке есть более хорошие романы о любви, – сказала София. – На случай, если ты интересуешься.
Катарина покраснела.
– О'кей, как-нибудь посмотрю… Этот я просто прихватила в деревне, когда покупала растения.
Когда София вернулась, Освальд посмотрел на нее с нетерпением.
– Ты был прав. Это один из романов издательства «Харлекин».
– Вот видишь! Надеюсь, она взяла его не в библиотеке?
– Отнюдь. У нас подобных книг нет. Она сказала, что купила его в деревне, когда занималась закупками.
– Ну надо же!.. Я полагал, что всеми закупками ведает Фриск. И я не давал ей разрешения покидать территорию. Ситуация становится все хуже и хуже. Это же чистое безумие! Прямо детский сад какой-то… Ничего удивительного, что мы топчемся на месте.
В дверь вошли Буссе и его компания, возбужденные и слегка напыщенные. Буссе с гордостью протянул Освальду лист бумаги.
– Вот «Последствия».
Освальд долго смотрел на бумагу. Между бровей у него пролегла маленькая сердитая морщинка. Потом он немного посмотрел в окно, покачивая головой.
– Потрясающе. Действительно хорошо, Буссе. Ты просто превзошел сам себя.
Он принялся читать с листа вслух, имитируя голосом южный диалект Буссе.
– «Первое. Если член персонала действует непродуктивно или совершает повторяющиеся ошибки, он получает предупреждение. Второе. После трех предупреждений соответствующее лицо лишается недельной зарплаты…»
Освальд рассмеялся.
– Непродуктивно? Черт возьми, по-шведски так даже не говорят. Помогите, я содрогаюсь от страха… Мне дозволяется три раза оскандалиться, и после этого я потеряю пятьсот крон… Ай, как мне больно!
Он разорвал лист на мелкие полоски. Включил диктофон. Заговорил четко, без проволочек, делая после каждого пункта паузу и глядя на Буссе, который теперь походил на несчастного щенка.
– Первое. Лень и отсутствие продуктивности. Виновный должен сверх обычного рабочего времени осуществить компенсационный проект, рассчитанный минимум на десять часов. Второе. Повторная провинность. Рис и бобы в течение двух недель, без доступа к киоску, перерывы на еду сокращаются до пятнадцати минут. Третье. Предательство, вероломство, измена и ложь. Виновный должен на глазах у всего персонала прыгнуть с Дьяволовой скалы в надежде на то, что он осознает последствия своего поведения. Если это не окажет на поведение соответствующего лица должного воздействия, его уволят и отправят на материк. Четвертое. В особых случаях, когда человек демонстрирует раскаяние и сожаление, ему разрешается пройти программу «Покаяние».
Освальд ненадолго задумался. В комнате стояла гробовая тишина. Слышалось только, как он постукивает пальцами по столу. Потом снова заговорил:
– Прыжок с Дьяволовой скалы должен осуществляться в полном обмундировании, и начальник отдела этики должен говорить соответствующему лицу перед прыжком следующее: «Чтобы ты оставил свое предательство на глубине и поднялся на поверхность чистым и преданным».
Он выключил диктофон и удовлетворенно кивнул.
Первым подал голос Бенни. Обычно на совещаниях и собраниях он помалкивал, но сейчас его что-то настолько тяготило, что он отважился открыть рот.
– Сэр, я думал, что прыгать с Дьяволовой скалы смертельно опасно…
Освальд громко захохотал.
– Ты наслушался в деревне старых сплетниц? Я не верю своим ушам… Нет, в этом нет ничего опасного. Если умеешь плавать.
Раздался новый взрыв хохота.
«Он производит впечатление почти безумного», – подумала София. Но она отбросила эту мысль, поскольку знала, что Освальд делает это ради пользы группы. Огонь в его глазах наверняка объясняется увлеченностью, а не безумием.
«Пожалуй, мне надо покопаться в себе, – решила она. – Выявить, что я совершила против группы». В мыслях промелькнули ноутбук и мобильный телефон, и в воздухе ей почудился запах плесени из подвала. Но голос Освальда вернул ее обратно в офис.
– Думаю, я нашел первого кандидата для Дьяволовой скалы. Катарина. Пока мы работаем, она лежит и читает слюнявые романы… Мало того: она ходит покупать их в деревню в рабочее время. Неудивительно, что сад выглядит как черт знает что.
Буссе тяжело вздохнул, а Стен издал испуганный стон.
– Пусть прыгнет завтра утром, после утреннего собрания. Нужно, чтобы там присутствовал весь персонал, кроме тех, кто подает гостям завтрак. Я приду, не сомневайтесь. Не хочу пропустить такое зрелище.
Они шли через торфяник двумя ровными колоннами. Возглавляли колонны Катарина и Буссе. Освальд шел немного в стороне. Висел густой туман, роса была обильной, и у всех промокли обувь и брючины. Шли они медленно, как похоронная процессия. Все смотрели в сторону моря, преисполненные торжественной серьезности.
Весь прибрежный ландшафт был окутан туманом. Никакого горизонта, лишь сплошная пелена и черная вода.
Катарина шла со строгим и решительным лицом. Она боялась, София видела и чувствовала это.
Когда они добрались до травянистого склона перед Дьяволовой скалой, Буссе и Катарина разулись, спустились к скале и встали на вершине, ожидая сигнала от Освальда.
Голова Катарины поникла, точно завядший цветок. София видела, что она плачет и что спина у нее дрожит. Буссе взял ее за плечи и распрямил.
Освальд кивнул, и все, затаив дыхание, слушали, пока Буссе читал с маленькой записки, которую он извлек из кармана:
– Чтобы ты оставила свое предательство на глубине и поднялась на поверхность чистой и преданной.
Катарина кивнула. Немного поколебалась. Посмотрела вниз на темную неподвижную воду, простиравшуюся под скалой, словно черное зеркало. Потом разбежалась и прыгнула, с прямой спиной и вытянутыми по бокам руками. Плеск, раздавшийся, когда тело достигло водной поверхности, приглушило туманом, и он так быстро стих, что почти не донесся до них.
Все взгляды устремились к кругам на воде в том месте, где ушла вглубь Катарина. Но вот она вынырнула, втянула воздуха и судорожно задышала с выпученными глазами. Подплыла к скалам, ухватилась и вылезла из воды. Мокрая форма тяжело висела на ней. На скалы с одежды потекли тоненькие ручейки. Катарина медленно поднялась на склон, где стояли остальные.
Буссе держал наготове большую банную простыню и уже собирался протянуть ее Катарине, когда что-то произошло. Катарина отвернулась от него, обхватив руками живот. Из ее горла раздался клокочущий, звериный хрип. Она отвернулась, и ее вырвало в траву.
Все смолкло. Слышались лишь крики нескольких чаек и звук моторной лодки в заливе. Все ошеломленно посмотрели друг на друга, а потом на Освальда.
– Тьфу, черт, – под конец произнес тот и покачал головой. – Видимо, она хлебнула воды.
Катарина подняла взгляд и встретилась глазами с Софией.
Ее глаза были черными от ненависти.
Вот, он появился вновь. Ненавидящий взгляд из дальнего конца столовой. Так продолжалось уже неделю. Казалось, Катарина повсюду выискивала Софию, где бы та ни находилась, враждебно пялилась на нее и перешептывалась с другими членами персонала.
София не относилась к Катарине плохо. Не знала даже, считает ли она наказание справедливым. Но это не имело значения; сейчас ей хотелось подойти и ударить ее. Чего она, собственно, ожидала? Что София солжет Освальду? Скажет, что Катарина лежала и читала «Войну и мир»?
Так дальше продолжаться просто не могло. Одно дело разбираться с капризами и вспышками ярости Освальда, но совсем другое, если персонал тебе при этом противодействует. Катарина должна на некоторое время исчезнуть – возможно, даже для ее собственного блага.
София встала из-за стола, соскребла еду, к которой почти не прикоснулась, и убрала тарелку и прибор. Посмотрела на наручные часы. До возвращения на работу оставалось пятнадцать минут; этого должно было хватить.
Как она и надеялась, Буссе сидел у себя в офисе, склонившись над кипой бумаг. Освальд ввел систему, стимулирующую персонал писать рапорты, если те видят что-либо неэтичное. София сама раздавала людям пачки формуляров для рапортов. На пустых листах бумаги сверху было написано: «Донесение». Заполненный лист отправляли в отдел по этике, от которого ожидалось, что он будет разбираться с написанным. Освальд называл это «групповым давлением». Но когда София прочла несколько рапортов, ей подумалось, что это в основном нытье.