фия все-таки писала, но не получила ни единого ответа. Когда она спросила об этом Бенни, тот лишь пожал плечами.
«А что, если Освальд оставит меня здесь на годы? – иногда думала она. – Если он вообще забудет о моем существовании?» Казалось, сама эта мысль могла довести до сумасшествия, поэтому София отбрасывала ее и сосредотачивалась на работе, пытаясь хвататься за что-нибудь положительное. Они все время дышат свежим воздухом. Им доведется прочувствовать весну, когда та придет на остров. Благодаря их заботам свиньи хорошо себя чувствуют.
Пейзаж вокруг усадьбы был в эту зиму пустынным и бесцветным. Прошлой зимой весь двор сверкал от огней и фонариков. Теперь же, в своем зимнем наряде, он выглядел голым и холодным. По утрам почти все время висел густой туман, и, помимо стен, ничего видно не было. Двор стал черно-белым: темные голые стволы и бесконечный снег, покрывавший землю, крыши и кроны деревьев. Пруд замерз. Сама усадьба, летом сверкавшая белизной, выглядела на фоне снега серой и хмурой, а когда по ночам в окнах горел свет, картина получалась лишь еще более печальной. Впрочем, о лете София не мечтала. Изгнание и холодное отношение переживались легче, когда остальные тоже страдали от холода.
Освальд удалил ее из усадьбы пятнадцатого января. Сорока двумя черточками позже София увидела первый подснежник. Солнечные лучи только что высвободили его из сугроба, и маленький цветочек покачивался на слабом ветру. Она легонько прикоснулась к нему. Подумала, что, должно быть, это знак.
– Все-таки весна, видимо, наступит, – сказал Симон.
В этот день София и Беньямин снова встретились, впервые за все это время.
Вероятно, он намеренно избегал ее, поскольку только его она ни разу не видела проходящим мимо. В первой половине дня Бенни ненадолго отлучился, и перед ней внезапно возник Беньямин. Когда она его увидела, все подавляемые ею чувства вновь всколыхнулись. Он просто стоял перед ней с клочком смятой бумаги в руке. Софии показалось, что Беньямин слегка дрожит.
– Всё не так, как ты думаешь, София, – произнес он.
– Я больше не желаю с тобой разговаривать.
– Вот, возьми, – Беньямин протянул ей бумажку. – На случай, если тебе когда-нибудь потребуется. Если тебе удастся отсюда выбраться.
Она взяла у него из руки бумажку. На ней был ряд цифр. София выпустила бумажку из рук – та, кружась, полетела на землю – и повернулась к нему спиной. Когда же снова обернулась, он уже исчез. Симон многозначительно посмотрел на нее.
– Он – скотина, – сказала она.
– Возможно, но эта бумажка может тебе однажды пригодиться.
София наклонилась и подняла ее с земли.
Влага почти смыла несколько цифр, но она по-прежнему могла прочесть номер. Номер телефона. И имя: «Ванья Фриск». Вздохнув, София засунула бумажку во внутренний карман.
В этот день их маленькая группа получила подкрепление. София знала, что Мадлен опять стала секретарем Освальда. Она видела, как та проходила мимо, поначалу с надменной улыбкой на губах, но в последнее время вид у нее был понурый. Мадлен бегала по поместью с затравленным взглядом, так хорошо знакомым Софии, и та сразу испытала злорадство.
Помыкать Мадлен было легко. Она значительно слабее ее самой. София с удовлетворением подумала, что дни Мадлен сочтены. Это лишь вопрос времени. А потом надо периодически показываться перед усадьбой.
В тот вечер Бенни долго отсутствовал. У него завибрировал пейджер, и, когда надсмотрщик прочел сообщение, на его лице появилось растерянное выражение. Он стрелой вылетел из хлева, где наказанные раскладывали по стойлам солому. Отсутствовал он несколько часов. София уже начала было думать, что у них, возможно, есть шанс перебраться через ограждение. Однако взгляд в окно навел ее на другие мысли. Там кружил снег. Как раз, когда казалось, что наступает весна…
Они с Симоном медленно работали и болтали, рассеянно покрывая пол в стойлах соломой и стараясь как можно дольше оставаться в тепле хлева.
Бенни вернулся не один. Он вел за руку заплаканную и бледную Мадлен.
– Вы получили нового компаньона, – сообщил он.
Маленькое злобное существо проделало в душе Софии сальто-мортале.
Им меня не видно, а я, со своего места за деревом, вижу и слышу их.
Я точно знаю, кто он. Она его описывала.
И потом, он так держится… Напыщенный жирный дурак, от которого даже оттуда разит подонком.
Она больше не стоит на переменках одна. У нее появилась маленькая компания. Таких же, как она, угловатых, страшненьких и неуклюжих, но все-таки маленькая компания.
Он подходит к ней сзади. Хватает за шею и сжимает. Ударяет коленом в спину.
Остальные разбегаются, а она остается. Что-то говорит ему. Показывает в мою сторону.
Он следует за ней к лесному массиву, где поджидаю я. Произносит:
– Взбучки захотелось, маленькая ведьма?
Толкает ее так, что она чуть не падает.
Но я возникаю сзади прежде, чем он успевает меня увидеть. Сцепляю ему руки. Тяжело дышу в затылок.
Обернувшись и увидев меня в маске, он начинает кричать.
И тут она принимается бить. Колотит его кулаками в живот и в пах. Лупит так, что у него перехватывает дыхание.
– Подожди немножко, – говорю я. – Что ты хочешь с ним сделать? Чего тебе действительно хочется?
– Убить эту свинью, – не колеблясь, заявляет Сара. Она возбуждена. Почти красива. Глаза горят.
– Тогда давай! Приступай!
Она вытаскивает из кармана стилет. Держит его у него перед лицом. Острие направлено в глаз, и парень начинает вопить как безумный.
Однако переменка закончилась. Теперь его никто не может услышать.
Она принимается колоть. Сперва в руки – маленькими дырочками, из которых начинает капать кровь, а затем со всей силы ударяет ногой в промежность.
Он воет. Обмякает, но не вырывается из моих рук.
Она не закончила. Прицеливается в грудь, но я оттаскиваю его тяжелое тело.
Тогда она, упав на колени, вонзает стилет ему в ногу по самую рукоятку.
Собирается вытащить его и снова напасть.
– Прекрати! – кричу я. – Ты что, забыла правила?
– До последнего предела, – тяжело дыша, произносит она.
– Именно. Уходим, – говорю я.
Разжимаю руки, и он с хлопком плюхается на землю.
Мы бежим в лес. Она хихикает.
По-прежнему слышны его стоны и причитания.
33
Если Мадлен не скулила, то почти все время плакала. Она жаловалась на холод, на натертые ноги и всякие разные напасти, но чаще всего просто тихо плакала, где бы они ни находились. София думала, что у нее, возможно, какой-то психический срыв, и однажды заговорила об этом в конюшне с Бенни. Предложила дать ей отдохнуть в пустом стойле, но тот не захотел к ней прислушаться.
– Она ведет себя так уже неделю, Бенни. Это ненормально.
– Пусть, черт возьми, соберется. Покажи ей, как выгребать навоз, и заставь действовать.
– Возможно, ей полезно было бы поработать на улице и подышать свежим воздухом. Я видела на клумбах немного сорняков…
Больше она ничего сказать не успела, поскольку взгляд Бенни, который обычно блуждал, намертво застыл в какой-то точке над ее головой. Обернувшись, она увидела, что по проходу конюшни к ним быстрым шагом приближается Освальд. Он остановился совсем рядом с ней. Когда он стоял так близко, у Софии по-прежнему от волнения зудело под кожей. Но Освальд пришел встретиться не с ней.
– Где Симон?
Тот выглянул из стойла с лопатой в руке.
– Я здесь, сэр.
– Мой повар говорит, что в теплице больше нет овощей. – Отчетливо слышалось, что Освальд взбешен, голос его звучал грубо и хрипло, но он сдерживался.
– Я не знаю, сэр. Я не был там несколько месяцев.
– Значит, ты считаешь, что я должен есть горох из дешевого супермаркета?
– Конечно, нет.
– Тогда немедленно отправляйся обратно в теплицу. Даю тебе неделю на то, чтобы там снова все росло.
Симон положил лопату, бросил на Софию извиняющийся взгляд и пошел по проходу из конюшни. Освальд тоже развернулся, чтобы уйти. София заметила, что к его подошве пристала коровья лепешка, и подавила смешок.
– Тебе что-то показалось смешным, София?
– Нет, простите; у меня просто возникло ощущение, что я сейчас чихну.
– Я думал, ты хотела мне что-то сказать.
– Нет, или да, простите, что я предала вас и все остальное.
Освальд долго всматривался в нее.
– Я об этом подумаю.
Когда София осознала, что Симон не вернется, ее пронзила тоска. Было ясно одно: если Мадлен не прекратит реветь, жизнь станет ужасной. Ей подумалось, что, возможно, Мадлен не отваживается что-то сказать в присутствии Бенни, поэтому она решила поговорить с ней, когда они вечером заползут в спальные мешки. Бенни спал в стойле неподалеку от двери, на случай если они вздумают бежать. Но если говорить тихо, он не сможет их услышать.
– Послушай, мы работаем вместе уже почти два года, а я о тебе ничего не знаю, – начала София.
– Ах, да и знать-то особенно нечего.
– Но что ты делала до приезда сюда?
– Была секретарем, как сейчас, или, вернее, до того, как все пошло к черту… – Мадлен опять начала было плакать, но взяла себя в руки. – То есть я работала секретарем одного из руководителей довольно крупной ай-ти-компании в Стокгольме.
– А почему приехала сюда?
– Я пошла на лекцию Освальда. После нее он подошел ко мне. Сказал, что давно искал кого-нибудь вроде меня. Пригласил на ужин. Это было еще до появления у нас усадьбы. – В ее голосе зазвучали мечтательные нотки. – Казалось, будто он знал обо мне все. Понимал меня, как никто и никогда. Я сразу поняла, что «Виа Терра» – мое призвание.
«Он тщательно подбирал нас, – подумала София, – и знает, как это делается». После осознания этого факта последовала быстрая череда мыслей; они почти мелькали, но все-таки доходили до логического конца. Все члены персонала – белые и типичные представители скандинавской расы. Кроме, разумеется, Абайоми на кухне, которого Освальд называл «черномазым» или «толстогубым» и говорил, что требуется год, чтобы научиться произносить его имя. Он говорил это таким мягким и шутливым тоном, что никто не сомневался в том, что он лишь шутит. Однажды даже сказал, что Абайоми просто «проскочил» у него под носом.