бы столько ходить! Стенка в спальне иконами увешана? Так, что обоев не видно. Образцовые православные — о чем тут говорить!
А о ком, интересно, писал в марте 1917 года епископ Уфимский и Мензелинский Андрей — в советские времена лидер подпольной «катакомбной» церкви, будущий священномученик:
«И вот рухнула власть, отвернувшаяся от Церкви. Свершился суд Божий»[40].
Как совместить образцовое православие и руководство властью, «отвернувшейся от Церкви»? Разве царь — не «хозяин земли русской»?
А о ком говорит епископ Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов) на собрании кадетской партии 12 марта 1917 года?
«В то время, как наши герои проливали свою драгоценную кровь за отчизну, в то время, как все мы страдали и работали во благо нашей родины, Ирод упивался вином, а Иродиада бесновалась со своими Распутиными, Протопоповыми и другими пресмыкателями и блудниками…. Большего, ужаснейшего позора ни одна страна никогда не переживала…»[41]
«Ирод» с «Иродиадой» — это, простите, кого он имеет в виду?
У нас не любят говорить, что, когда Николай отрекся от престола, церковные иерархи дружно и радостно приветствовали падение монархии. Почему не любят говорить — понятно: не соответствует политическому моменту. А вот почему приветствовали-то?
Нынешние поклонники Николая объявили всех тогдашних иерархов предателями (спасибо, что не богоотступниками). Не слишком ли круто замешано — вся (!) иерархия суть предатели. В том числе будущие священномученики, действительно пострадавшие за веру. Это уже, простите, хамство — какие-то незнамо откуда взявшиеся «православные активисты» походя осуждают мучеников. Сами-то они кто такие?
О, это интересный вопрос! Но об этом — потом, а сперва о священноначалии.
Монархия и Церковь: кто кого обидел?
Худые песни соловью в когтях у кошки.
Поклонники Николая все время ссылаются на авторитет Церкви. Доходит до того, что если ты не почитаешь Романовых святыми, то ты и не православный. Таких упреков бояться не стоит, на них один ответ: не вы крестили, не вам и отлучать. Слишком много у нас таких, кто пытается объявить свои личные взгляды единственно православными, а тех, кто думает иначе, предать анафеме.
А вы думали — как появляются секты?
Но Церковь — она-то как относится к русской монархии? Вопрос этот несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд.
На первый взгляд все ясно: конечно же, она за царя. Церковь считает монархию богоустановленным, самым справедливым строем. А откуда, простите, такое впечатление? Ведь современная Церковь не формулировала своего отношения к данному вопросу. Отдельные священники могут говорить все, что им угодно, — но они выражают только свою позицию. Они могут даже ссылаться на Церковь — но сие не значит, что Церковь им это позволяла. РПЦ выразила свое отношение к Николаю и его семье, канонизировав их как страстотерпцев — то есть христиан, жестоко убитых не за веру, а по другим причинам. И это все. Сие совершенно не значит, что каждый православный человек обязан со священным трепетом относиться к царю и всему, что он делал.
А возникает это впечатление из пиара: старательно растиражированных частных мнений некоторых священников, а в основном из потока так называемой «православной» литературы, запущенного в обращение в «перестройку». Восторженные неофиты глотали все, не жуя: если на обложке крест или икона — значит, издание (или там сайт) православное. Что внутри издания вещают, и как это вещаемое соотносится с христианством вообще и с православием в частности — да кто проверял-то? А если начать проверять и обличать, то авторы первые же поднимут крик о поповском беспределе, о том, что священноначалие продалось (экуменистам, масонам, либералам, маммоне — нужное подчеркнуть). И снова они в выигрыше, ибо пострадали «за чистоту веры».
Но вот сто лет назад церковные круги формулировали свое отношение к монархии. И еще как формулировали!
«Веруем, что боговенчанный наш царь есть отображение на земле божественного провидения… Царство самодержавное на земле есть снимок единовластительства Божия».
…
«Образ царя земного в нашем государстве взят с образа царя небесного, так что кто противится власти царской и власти начальников, от него поставленных, тот противится Божию установлению».
…
«Царское самодержавие должно сохраниться в полной неприкосновенности и неограниченности».
…
«Кто осмелится говорить об ограничении его (самодержавия), тот наш враг и изменник».
Это цитаты из церковных изданий начала ХХ века. Именно там кормятся идеологи современного «патриотизма», выдавая сии статейки за мнение Вселенской Церкви со времен апостолов. А что — ведь написано же, черным по белому! И крест на обложке!
Но почему-то, едва прогремел великий Февраль, как Церковь заговорила совсем по-другому. В первую очередь иерархи, потому что, читая тогдашние документы, мы то и дело натыкаемся на требования «принять меры» к тем священникам, которые продолжают молиться за царя и в проповедях защищать монархию. А вот священноначалие поддержало Февраль сразу и полностью. Один-единственный архиерей осудил революцию — это епископ Екатеринбургский и Ирбитский Серафим (Голубятников). 2 марта 1917 г. он произнес проповедь, в которой заявил: «Кучка бунтарей окаянных обнаглела до того, что осмелилась посягнуть на священные права помазанника Божьего, нашего царя-батюшку», и призвал паству «умереть за царя». Но проповедовал он недолго: уже 10 мая 1917 г. епархиальный съезд духовенства постановил изгнать епископа из епархии — случай беспрецедентный.
Серафим был один такой. Гамма чувств прочих иерархов варьируется от восторженной до философской: была, мол, такая власть, а теперь стала другая власть, это нормально, дело житейское.
Типичным примером такого осмысления ситуации можно назвать проповедь экзарха Грузии, архиепископа Карталинского и Кахетинского Платона 8 марта 1917 г.
«Триста лет назад русский народ вручил свое самодержавие Михаилу Федоровичу Романову под сенью одной из костромских обителей. Теперь он, почувствовав и сознав свою политическую и гражданскую зрелость, выразил желание взять самодержавие назад, а Царь исполнил это желание»[42].
Ему вторит епископ Омский и Павлодарский Сильвестр (Ольшевский), который 10 марта 1917 г. в обращении к народу говорил:
«Император Николай II, давший при своем священном миропомазании обет перед Господом блюсти благо народное, снял с себя обет отречением от престола и от верховной власти. Величайший долг устроения государственной жизни приняли на себя народные избранники из государственной Думы. Они составили временное правительство, которое ныне заменило собою царскую власть. Так, своим отречением от престола император Николай II не только себя освободил, но и нас освободил от присяги ему. Наш долг повиновения за совесть мы должны поэтому перенести всецело на новое Временное Правительство»[43].
В данных высказываниях присутствует изрядная доля лукавства, потому что этот царь это желание так просто бы не исполнил (о чем мы еще поговорим). Но важно, что это не «центристские» взгляды, это крайне правый фланг. Справа от Платона и Сильвестра — пустыня с одинокой фигурой о. Серафима в качестве вопиющего в ней.
Большинство иерархов вообще уходили от осмысления ситуации, сосредоточившись на злободневном: как вести себя пастве при новой власти? Соблюдать спокойствие. Всемерно помогать новому правительству в ведении войны. Повиноваться «властям земным», как велит Священное Писание.
Но было и меньшинство. И высказывалось это меньшинство куда круче.
Из проповеди епископа Костромского и Галичского Евгения (Бережкова). 10 марта 1917 г.
«Величие и мощь народного духа проявились удивительным образом: только плечом повел русский богатырь, и пали вековые оковы. Исчезли все препятствия, стеснявшие его шествие по пути к свободе, солнце которой ныне во всем блеске засияло на святой Руси»[44].
…
Из послания к пастве викария Полоцкой епархии епископа Двинского Пантелеймона (Рожновского). 16 мая 1917 г.
«Враги православия стараются убедить, будто старые порядки и старая власть были благоприятны для Церкви и духовенства. Но это неверно, они никогда не были благоприятны. Старое правительство в упоении своей властью не считалось ни с постановлениями святых отцов, ни с епископской благодатью, а грубо господствовало над высшим духовенством, обращая Церковь в служанку для своего возвеличивания и тщеславия. С этой целью старая власть не допускала, чтобы епископы Православной Церкви собирались бы для свободного управления делами Церкви. Со стороны могло показаться, что у епископов полнота власти, что они всё могут, а на самом деле им представлялась одна только видимость в церковном управлении. Все дела церковные решались светскими чиновниками, иногда маловерующими или даже просто еретиками, которые глумились над архиереями. Грех против церкви есть самый главный грех старой власти, и пожалуй, он больше всего и привел прежнее правительство к погибели, а теперь продолжает быть причиной многих настоящих и грядущих бедствий»[45].
Быстро же они перестроились! Так считают многие из тех, кому в руки попадали эти документы. Так могли бы посчитать и мы, перечитав цитаты из начала главы. Но почему-то те же иерархи совершенно не пожелали перестраиваться, когда к власти пришли большевики. Одни ушли с белыми, другие стали священномучениками. Что-то здесь не то…