Правда, Витте оговаривается, что Николай Николаевич был в то время «мистически тронутым», занимался «верчением столов и вызовом духов» (то есть спиритизмом). Но ведь не он один — «мистически тронутым» был весь высший свет (за исключением совершенных материалистов). Каша в головах «просвещенного общества» варилась крутейшая — православие, оккультизм, язычество создавали самые дикие комбинации. Вы что думаете, «мистически тронутых» православных не бывает? Зайдите в воскресенье в любой храм, послушайте разговоры…
Интересно, а что думала о «полубожественности» монарха царская чета?
В свете вышеизложенного поступки Николая приобретают совершенно иную окраску. Зачем заботиться о кадровой политике? Любой православный человек по определению должен быть счастлив служить царю. К чему знать, как живет народ? Православный народ обожает монарха, потому что так устроен мир. А все, кто против царя, — априори слуги врага рода человеческого.
Знакомо? Да, да, да! За сто лет эти взгляды совершенно не изменились. Странно было бы, если бы при таком настрое императора подчиненная ему Церковь не разработала соответствующих теорий — так что современным монархистам ничего и придумывать не надо, знай черпай полным ковшом из источников готового знания.
Что ж, если все так… если для того, чтобы управлять страной, достаточно расслабиться и слушать в себе голос Бога, а способность эта преподается таинственным путем через помазание… Тогда многое в поведении Николая становится понятным, двойственность исчезает, и перед нами появляется очень цельный характер. То, что у Николая были твердые убеждения и сильная воля, отмечали многие. Например, президент Франции с 1899 по 1906 г. Эмиль Лубе так оценивал его характер:
«Обычно видят в императоре Николае II человека доброго, великодушного, но немного слабого, беззащитного против влияний и давлений. Это глубокая ошибка. Он предан своим идеям, он защищает их с терпением и упорством, он имеет задолго продуманные планы, осуществления которых медленно достигает. Под видом робости, немного женственной, царь имеет сильную душу и мужественное сердце, непоколебимое и верное. Он знает, куда идет и чего хочет».
Да, вопрос только в картах, навигационных приборах и маяках. Этот волевой, упертый человек жил в иной реальности — проще говоря, в сказке. А сказочные карты, наложенные на реальную местность, могут завести в места неудобоходимые — к болоту, а то и к обрыву…
Впрочем, откуда бы ему знать реальный мир? Ладно, служба безопасности допускала к монарху только заранее отобранных, подготовленных представителей народа. Но ведь он даже выхолощенные, препарированные доклады министров не желал слушать. Едва доходило до неприятных моментов, как Николай отключался либо попросту прерывал докладчика. Он увольнял министров, пытавшихся до него достучаться и рассказать правду, не потому, что те травмировали его чуткую душу, а потому, что он знал, как на самом деле обстоят дела. Откуда же он это знал, если сам с народом не общался, а докладов не слушал? Помазание, не иначе, давало не только таланты, но и знание.
Я не шучу, нет…
Но даже исповедуя такие взгляды, можно вести себя по-разному и по-разному мыслить. Николай Первый, разгромивший при самом восшествии на престол восстание декабристов, 14 декабря 1825 года писал брату: «Дорогой мой Константин! Ваша воля исполнена: я — император, но какою ценою, Боже мой! Ценою крови моих подданных». А ведь эти подданные устроили мятеж, который пришлось усмирять силой оружия, и сам монарх в тот день был на волоске от гибели.
А его венценосный тезка? Православный историк Дмитрий Поспеловский — потомок эмигрантов, член НТС, не испытывавший ни малейшей симпатии к советской власти, в качестве одного из основных аргументов против канонизации приводит его удивительное равнодушие к смерти своих подданных:
«Будучи у власти, проявлял себя весьма жестоким человеком: после Ходынской трагедии, в тот же день, вместо посещения пострадавших в больницах, отправился на бал; когда умирал Столыпин, последним жестом которого было благословение царской ложи, Государь опять же посчитал парады и балы более важными для себя, чем посещение умирающего…»
Но, может быть, это опять забота о своей ранимой душе? Для посещения раненых и умирающих требуется большое мужество. Которое, кстати, имели женщины царской семьи, во время войны не только посещавшие лазареты, но и (пусть даже формально) служившие сестрами милосердия.
Однако читаем дальше:
«Близко знавшие Государя офицеры говорят в своих мемуарах об удивительно безучастном отношении царя к человеческим потерям на войне. Так, реакцией царя на сообщение в Ставке в 1916 г. о громадных потерях было:
— Ну, что значит „громадные“…?
— Около 50 %, Ваше величество… в том числе масса достойных офицеров.
— Э-э-э, Михаил Васильевич, такие ли еще погибали, обойдемся с другими, еще хватит.
— Ваше величество, прикажете все-таки поддержать корпус и сообщить телеграммой о вашей искренней скорби?
— Дайте… только не надо „искренней“, а просто скорби.
Взята эта цитата из дневника руководителя пресс-бюро Ставки генерала Лемке».
Интересно: о том, что у нас люди — «винтики», противники СССР кричали всю дорогу. Но никто не додумался вложить подобную фразу в уста многократно проклинаемых за жестокость Ленина или Сталина. Самое страшное, что смогли придумать: «бабы еще нарожают» или «щепки летят». Такое откровенное отношение к людям как к расходному материалу продемонстрировал только многократно воспеваемый за гуманизм и православие русский царь!
И, наконец, самое главное:
«…Сам Николай II нанес колоссальный удар по народной вере в царя и сакральность монархии Кровавым воскресением и вообще жестокостью в подавлении революции. Ведь расправами с рабочими беспорядками, крестьянскими бунтами и пр. было при Николае II убито более 5000 человек, и это помимо столыпинских военно-полевых судов… И если жертвы при подавлении аграрных восстаний, большевистского восстания на Пресне и восстаний на флоте можно оправдать… то расстрелы рабочих забастовок, а тем более лояльной демонстрации в воскресение 9 января 1905 года, оправдать невозможно. Они рассеяли последние народные иллюзии о царе, до которого только надо добраться со своими нуждами, и он все решит по справедливости»[64].
Кстати, Поспеловский обратил внимание еще на один момент, ускользающий от большинства наших современников, приученных историей ХХ века совсем к другому масштабу потерь:
«…В контексте гуманного XIX века (конец которого наступил не в 1900, а в 1914 г. — с началом первой в истории тотальной войны) его власть выглядела действительно кровавой — такого количества жертв в мирное время Россия не знала со времени Петра I и Анны Иоанновны».
И как это увязать с православием в одной и той же голове?
Есть версия и по этому поводу.
«Кровавое воскресенье» — далеко не первый в России расстрел безоружных рабочих. Да и не десятый тоже… Российские власти всех уровней бестрепетно выводили против русских рабочих не только казаков, но и регулярную армию. Казаки хотя бы считали себя отдельным народом, что же касается регулярной армии — то солдат вынуждали стрелять не просто в русских, а в людей, из среды которых они вышли и к которым по окончании службы вернутся. Это многолетнее приучение русского народа к стрельбе по своим стало прологом будущей гражданской войны. Никакие не «злодеи-социалисты» и «жиды» — к братоубийству народ приучало свое родное правительство.
Один из таких расстрелов — «Кровавое воскресенье» — стал символом последнего царствования. Не будем повторять сами события: кто учился в советское время, проходил их в школе, кто не учился… гугл в помощь! Обратим внимание лишь на некоторые моменты.
Часто говорят, что петиция, с которой рабочие шли ко дворцу, была не экономической, а политической. На самом деле там были и экономические, и политические пункты — ну и что с того? Речь ведь шла не о выполнении, а о передаче петиции, а уж государь волен: что захочет — выполнить, не захочет — отказать.
Николай Первый, человек большого личного мужества, сам бы вышел к толпе рабочих и нашел бы, что им сказать. От его потомка такого подвига не требовалось — но, в конце концов, мог бы выслать к демонстрации генерал-адъютанта. Был ли риск, что его пристрелит какой-нибудь террорист? Был, в общем-то… хотя выстрелить и попасть из револьвера в фигуру на балконе — это скорее из романа, чем из реальной жизни[65]. Ну так на то он и генерал, чтоб хотя бы иногда рисковать жизнью, — разве не так?
За что, зачем, почему расстреляли рабочую демонстрацию? Из опасения, что ее участники, не обнаружив царя, побьют во дворце стекла?
Поклонники последнего императора, пытаясь примирить непримиримое, оказывают обожаемому монарху медвежью услугу.
«События 9 января 1905 г., произошедшие в результате авантюристической деятельности священника Георгия Гапона, некомпетентных действий министра внутренних дел князя П.Д. Святополк-Мирского и ряда высших чинов петербургских военного и полицейского ведомств явились полной неожиданностью для Государя, отсутствовавшего в это время в столице»[66].
Какие цели преследовал Гапон, до сих пор толком непонятно. Возможно, он как раз стремился предотвратить социальный взрыв, направив протест рабочих в мирное русло. Что касается Святополк-Мирского — то этот человек был менее всех виновен в происшедшем. Он-то как раз был человеком мягким, демократичным и полагал, что власти могли бы и принять депутацию рабочих. И, кстати, хоть и мягко, успокоительно, но держал императора в курсе событий. Да и странно было бы ничего не знать, находясь в Царском Селе, в 25 верстах от столицы.