Решение поставить на подступах к центру города войска было действительно принято на заседании у Святополк-Мирского, но в нем принимали участие еще как минимум два человека в аналогичном ранге: министр юстиции Муравьев и министр финансов Коковцов. Еще там был петербургский градоначальник Фуллон, который, опасаясь новой «ходынки», настаивал на том, чтобы не пропускать рабочих в центр. И Святополк-Мирский, и Фуллон после событий подали в отставку. Но ведь войсками командовали не они. Когда товарищ министра внутренних дел Дурново попенял начальнику штаба гвардии: зачем-де поставили пехотные части против невооруженной толпы, тот ответил, что он сам отбирал воинские части. И вообще: не для парада же их вызывали!
Но все же: кто приказал раздать солдатам боевые патроны и разрешил стрелять? Поскольку армия — не то место, где каждый старается взять на себя как можно больше ответственности, мы естественным образом приходим к главнокомандующему войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного гарнизона, великому князю Владимиру Александровичу. По характеристике великого князя Александра Михайловича, это был человек добрый, но интересовавшийся исключительно искусством и тонкостями кухни. Что ж, надо полагать, что патроны были розданы по обычаю. К тому времени российские власти разных уровней уже вовсю использовали армию при рабочих и крестьянских волнениях — в самом деле, их вызывали не для парада!
А вот какова в этом вопросе позиция императора?
В своем дневнике в тот день он записал: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца».
На первый взгляд она кажется странной. Никакого «разбора полетов» после столь грандиозного скандала не последовало, за пролитую кровь никто не ответил, кроме тех, кто сам себя не простил. Правда, Владимир Александрович осенью 1905 года был отправлен в отставку, но совсем по другому поводу: из-за морганатического брака своего сына. Спешно, уже 11 января 1905 года, назначенный петербургским генерал-губернатором бывший московский обер-полицмейстер Трепов начал массовые аресты среди рабочих, интеллигенции, журналистов, на которых в итоге и возложили вину за расстрел. И то верно: сидели бы работяги по норам, так все были бы живы. А если бы и умерли, надорвавшись на работе или подцепив заразу в переполненной грязной казарме, — так ведь не от пули же!
Но у истории этой было и продолжение, уже совершенно фантасмагоричное.
19 января, через десять дней после расстрела, состоялась «встреча императора с рабочими». «Рабочие» были, естественно, отобранные и проинструктированные. И вот что сказал им император:
«Я вызвал вас для того, чтобы вы могли лично от Меня услышать слово Мое и непосредственно передать его вашим товарищам.
Прискорбные события, с печальными, но неизбежными последствиями смуты, произошли оттого, что вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины. Приглашая вас идти подавать Мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против Меня и Моего правительства, насильно отрывая вас от честного труда в такое время, когда все истинно-pyccкие люди должны дружно и не покладая рук работать на одоление нашего упорного внешнего врага.
Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы. Знаю, что не легка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливыми и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах — преступно. В попечениях Моих о рабочих людях озабочусь, чтобы все возможное к улучшению быта их было сделано и чтобы обеспечить им впредь законные пути для выяснения назревших их нужд.
Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их. Теперь возвращайтесь к мирному труду вашему, благословясь, принимайтесь за дело вместе с вашими товарищами, и да будет Бог вам в помощь»[67].
Говорят, что встреча была проведена по инициативе Трепова, который и составил речь, зачитанную императором «по бумажке». Но уж тут позвольте не поверить! Трепов в рабочем вопросе разбирался и людей понимал. Да и император никогда бы не сказал ничего, что не согласовалось бы с его взглядами.
Вы что-нибудь поняли? В чем заключалась вина рабочих, которую прощал им император? Не в стачке, которая предшествовала походу к Зимнему дворцу, а в том, что они посмели обратиться к нему, «мятежною толпой заявляя о нуждах». Почему подать прошение — это бунт против царя?
И снова поклонники Николая вертятся ужом на сковородке, объясняя необъяснимое: мол, какие-то революционеры могли учинить стрельбу, которая могла… Демонстрация 9 января была мирной, правительство и сам царь об этом прекрасно знали. Какие-то террористы могли ею воспользоваться? Террористы в то время пользовались всем — но ведь масленичные гулянья, например, никто не расстреливал! Впрочем, ни о каких террористах на встрече с рабочими сказано не было.
В чем же дело? А дело в законе: подавать петиции на высочайшее имя низы Российской империи права не имели. В нарушении закона и заключался «мятеж». При этом, как сам царь признает, «законных путей для выяснения назревших нужд» рабочих не существовало. В многократно проклинаемом ГУЛАГе заключенные имели право обращаться в любые инстанции, включая Сталина, и лагерной администрации запрещено было не то что задерживать эти обращения, но даже знакомиться с ними.
Это сословное общество, господа! «Упоительные вечера» Российской империи. Вы уверены, призывая прежнюю Россию, что будете стоять на балконе, а не валяться на нарах в рабочей казарме, не имея права даже пожаловаться?
…Теоретически царь мог узнать о расстреле постфактум — особенности его личности прямо-таки толкали подчиненных к тому, чтобы справляться с трудностями без самодержца. Но даже если так, случившееся он вполне одобрил, поскольку никаких мер ни к кому принято не было.
Да что крутить! Существуют резолюции Николая на разного рода документах и весьма красноречивые факты. Все это еще в советское время любовно собрал допущенный к архивам журналист Марк Касвинов и опубликовал в своей книге «Двадцать три ступени вниз». Сильная получилась книга, хотя и написана в рамках советской идеологии, — но факты есть факты, они неидеологичны. Можно было бы усомниться в подлинности приведенных Касвиновым резолюций — однако они вполне гармонируют с «Кровавым воскресеньем», вот в чем беда-то…
…Еще в 1895 году на Большой Ярославской мануфактуре вспыхнула стачка рабочих, недовольных снижением расценок. Стачка была большая — около шести тысяч человек. Слово за слово, дошло до открытого противостояния, в котором приняли участие солдаты Фанагорийского гренадерского полка, открывшие огонь по стачечникам. В результате шесть человек было убито, восемнадцать — ранено. Тогда еще совсем молодой царь написал на рапорте командира полка полковника Кулагина: «Спасибо молодцам фанагорийцам за стойкое и твердое поведение во время фабричных беспорядков».
В этом инциденте русские солдаты стреляли в русских рабочих, вчерашних крестьян, из среды которых сами вышли, — как можно за такое благодарить? В резолюции же не только ни слова сокрушения, но даже ни тени понимания происходящего. Пришли оловянные солдатики, постреляли красных куколок и улеглись обратно в коробку — молодцы!
Так дальше и шло. В 1905 году тогдашний премьер Витте подал докладную о том, что некто капитан-лейтенант Отто Рихтер во время подавления рабочих выступлений в Прибалтике «казнит по собственному усмотрению, без всякого суда и лиц несопротивляющихся», а его команда поголовно порет крестьян, расстреливает их без суда и следствия, выжигает целые деревни. Николай II пишет на телеграмме: «Ай да молодец!» Рихтера повышают в звании и приглашают к царю на завтрак.
…Уфимский губернатор докладывает о расстреле рабочей демонстрации, в ходе которого погибло несколько десятков человек. Царь пишет: «Жаль, что мало».
…Генерал Казбек, комендант Владикавказа, докладывает о волнениях гарнизона, солдаты которого вышли на улицу с красным знаменем. Генерал сумел успокоить солдат и вернуть обратно в казармы. Впоследствии Казбек вспоминал, что император был недоволен, сказав назидательно: «Следовало, следовало пострелять» …В прибалтийском городе Туккумс военные вступили с восставшими в переговоры и не стали открывать огонь по городу. Царь был недоволен и наложил на рапорт резолюцию: «Надо было разгромить весь город».
…Министерство внутренних дел представило царю доклад о забастовочном движении в промышленных центрах страны. В докладе указано, сколько стачек подавлено силой. Он пишет: «И впредь действовать без послаблений».
…Московский генерал-губернатор Дубасов обратился к царю с просьбой пощадить молодого человека, который во время прогулки по Таврическому саду выстрелил в него из браунинга и промахнулся. На допросе в полиции он заявил, что хотел отомстить за зверства, учиненные карателями при подавлении восстания в Москве. Сам Дубасов просит царя о снисхождении, называя террориста «почти мальчиком». Николай отклоняет просьбу, юноша предстает перед военно-полевым судом, после чего отправляется на виселицу.
…Дальневосточное командование сообщает, что из центра страны прибыли в армию некие «анархисты-агитаторы» с целью разложить ее. Что это за «агитаторы», насколько обоснован их арест и доказана вина? Может быть, то были просто недовольные положением дел новобранцы? Не интересуясь никакими деталями, ни самим подтверждением факта, царь приказывает: «Задержанных повесить».
«Усмирителей» народных волнений царь возвышал, награждал и одаривал своей милостью. Полковник Семеновского полка Риман, который 9 января 1905 года приказывал стрелять по бегущим людям, а потом был послан с «усмирительной миссией» по линии Московской железной дороги, и командир семеновцев полковник Мин, расстреливавший без разбору московских рабочих, — первый был по итогам карательной деятельности награжден орденом св. Владимира, а второй получил звание генерал-майора и премию, как написали в газетах, «с присовокуплением царского поцелуя». В Москве хотя бы имело место рабочее восстание, Риман же был обласкан