А вот этот абзац поистине бесценен!
«Характерное для некоторых противников канонизации Императора Николая II стремление представить его отречение от престола как церковно-каноническое преступление, подобное отказу представителя церковной иерархии от священного сана, не может быть признано имеющим сколько-нибудь серьезные основания. Канонический статус миропомазанного на Царство православного государя не был определен в церковных канонах».
Почему бесценен — и о том позже…
Что касается страданий, «пыток палачей» и прочих романтических материй, то, знакомясь с жизнью семьи Романовых в ссылке, таковых обнаружить не удалось. Наихудшее, что было, — запрет на масло и кофе как предметы роскоши, непристойные куплеты охранников, сама по себе несвобода — на пытки категорически не тянет. Я уже писала и повторю снова — 90 % населения Российской империи посчитали бы такую жизнь раем земным. Что касается смирения, то император и вправду был терпелив, но вот скандалы, учиняемые его супругой, стали постоянной головной болью охраны. Но они действительно погибли от рук политических противников. С этим спорить не приходится. Правда, лично я думаю, что причиной их гибели была не политика, а бриллианты, однако сторонниками монархии большевиков уж никак не назовешь, политическими противниками они тоже являлись.
«Подводя итог изучению государственной и церковной деятельности последнего Российского Императора, комиссия не нашла в одной этой деятельности достаточных оснований для его канонизации».
Еще бы: если б нашла, этого не поняла бы даже православная общественность, не говоря уже о ком-то еще. Надо было как-то выходить из положения — и вышли!
«Большинство свидетелей последнего периода жизни Царственных мучеников говорят об узниках Тобольского губернаторского и Екатеринбургского Ипатьевского домов как о людях, страдавших и, несмотря на все издевательства и оскорбления, ведших благочестивую жизнь. В Царской Семье, оказавшейся в заточении, мы видим людей, искренне стремившихся воплотить в своей жизни заповеди Евангелия… Утешение и крепость в перенесении скорбей узникам давало духовное чтение, молитва, богослужение, причащение Святых Христовых Тайн… Их истинное величие проистекало не из их царского достоинства, а от той удивительной нравственной высоты, на которую они постепенно поднялись».
Если сторонники канонизации говорят такое — то что же противники?
Самое главное обвинение в адрес Николая — его жестокость и безразличие по отношению к подданным — признается и самой комиссией, ибо царя все время оправдывают. Впрочем, об этом мы уже писали.
Все тот же Алексей Осипов, бескомпромиссный противник канонизации, разложил свои возражения по пунктам. Первый из них — сам факт отречения от престола (и не он один называл это святотатством и преступлением). Не обеспечив наследования (поскольку он отрекся сам и за сына, а с братом Михаилом о том даже не переговорил), он фактически уничтожил самодержавие в России. Но и это еще не все…
«В этом отречении есть и другая сторона — сакральная, — пишет Осипов. — Помазание Государя на царство означает ниспослание ему дара вспомоществующей благодати в управлении государством. Поэтому, отрекаясь от престола с нарушением законов, царь отрекается от самого дара помазания. В случае же с Николаем ситуация еще более серьезная. Он не просто отрекся от престола, но и, не обеспечив его наследование, вообще уничтожил царскую власть в России как таковую. Так что его отречение соответствует не уходу священнослужителя на покой… и даже не просто снятию с себя сана, но уничтожения самого этого служения на Руси… Царя… уговорили отречься от его первейшей христианской обязанности. И он позднее лишь сожалел об этом как об ошибке, но не как о грехе, величайшем для царя, и принес ли в нем покаяние?»
Об отношении Николая к Церкви мы уже писали, как и о связи его с Распутиным. Свободы 1905 года тоже ставятся ему в вину, особенно свобода слова, а также нерешительность, то, что он ничего не сделал, чтобы предотвратить революцию. Эти обвинения не сказать, чтобы справедливы, — явно оккультные секты и революционеры размножились не потому, что о них стало можно писать в газетах, они и в подполье чувствовали себя вполне комфортно. А уж предотвратить революцию было невозможно технически, что ни делай…
Ну, и далее: «Если рассматривать вопрос о прославлении бывшего Императора, исходя из его страдальческой кончины, то она не дает оснований говорить ни о ней как осознанном подвиге самопожертвования, ни о нем как святом страстотерпце. Он пострадал не за христианские убеждения, а как политический деятель. Сначала расстреляли Великого князя Михаила (о канонизации которого как князя-страстотерпца вопрос не ставится, что является еще одним свидетельством политической, а не церковной мотивации идеи канонизации бывшей царской семьи)…
Полностью не соответствующими действительности выглядят при этом утверждения о добровольном принятии последним Императором смерти за свой народ. Имеются прямые свидетельства, что бывшая августейшая семья стремилась уехать за границу… Более того, Николая Александрович намеревался после умиротворения обстановки в России вернуться и жить на своей даче в Крыму…
Страдания и смерть последнего Императора объективно говорят лишь об одном: Бог дал ему возможность пострадать за те грехи, которые он совершил (осознанно или неосознанно) против России».
Еще более неожиданные вещи пишет церковный историк Дмитрий Поспеловский — человек, как мы помним, вообще без советского прошлого. Жил на Западе, был членом НТС, сотрудничал на радио «Свобода». В оценке доклада Синодальной комиссии по канонизации он совпадает с Осиповым: прославление последнего самодержца вызвано политическими и конъюнктурными причинами[103].
Но вот дальше…
«…Сам Николай II нанес колоссальный удар по народной вере в царя и сакральность монархии…», затем то, о чем мы уже писали: о жестокости, безразличии к жизни подданных, «кровавом воскресенье» и пр., которые «рассеяли последние народные иллюзии о царе, до которого только надо добраться со своими нуждами, и он все решит по справедливости. Но поскольку царь в государственно-церковной „пропаганде“ отождествлялся с Церковью, особенно в синодальную эпоху, охлаждение народа к царю сопровождалось таким же отношением к государственной Церкви. А быть может, и наоборот: охлаждение к официальной Церкви способствовало охлаждению к фигуре самодержца… Даже такой реакционер, как Победоносцев, называл положение в Церкви невыносимым, „где народ тупо стоит в церкви, ничего не понимая“»[104].
Помните: «А нешто мы его читали? Мы только крышку Евангелия целовали…» Сейчас, правда, в церковных статьях и проповедях говорят иное: мол, и в том, и в другом виноваты революционеры, которые развратили и смутили русский народ. Как не вспомнить: «Русский народ искренне предан своему монарху, а революционеры, прикрываясь его именем, настраивают крестьян против помещиков и т. д., каким образом, не знаю».
Далее Поспеловский пишет:
«В Докладе говорится, что „Комиссия руководствуется пастырской озабоченностью, чтобы канонизация… не служила аргументом в политической борьбе… а способствовала бы объединению народа Божия в вере и благочестии“. Непонятно, как может столь политически взрывное и канонически спорное прославление способствовать объединению»[105].
Непонятно? А вот мне очень понятно. Паства тогда состояла в большинстве своем из неофитов, преувеличенно религиозных, абсолютизирующих послушание (таких и сейчас хватает). Объединить их нетрудно, особенно если объединяют не «за», а «против» — в данном случае против советского прошлого. Раз сказано, что святые, стало быть, так и есть: шаг вправо, шаг влево — снимай крест! Пусть паства и не слишком велика, но активно транслирует свое мнение в окружающий мир. А мир что? Раз канонизированы — значит, святые, раз святые, стало быть — хорошие во всем (кто там будет разбираться в тонкостях), раз хорошие во всем, то и монархия хороша, и те, кто эмигрировал, хороши, а значит, надо им возместить, вернуть имущество, положение в государстве и в обществе…
А в чем, вы думаете, заключалась и заключается белая идея?
«Предлагаемая канонизация может вызвать… обостренную политико-церковную реакцию и разделение по образовательному признаку: интеллигенция, особенно исторически грамотная ее часть, в том числе и наиболее образованна часть духовенства, не примет канонизации; серые массы, руководимые красно-коричневыми иереями… покорно пойдут за своими „пастырями“. Но этого ли хочет руководство Русской Церкви вообще и Комиссия по канонизации в частности?»
А разве, когда преследуют политические цели, хотят чего-то иного? Именно привлечь на свою сторону рядового избирателя, который тупо и покорно идет за пастырем. Более того, в первых рядах стройной колонны поклонников Николая шагает и «исторически грамотная» интеллигенция, нашедшая, наконец, неоспоримые основания для своего диссидентства. Более того, предчувствуя, что после такого «промывания мозгов» маятник двинется назад не слабее, чем его толкали вперед, неплохо бы априори стравить тех, кто станет хорошо относиться к советскому прошлому, с православной массой: и раскол в общество внести можно, и для массы полезно.
Едва ли такого хотело руководство РПЦ — так оно и сопротивлялось канонизации, пока могло и как могло. А вот «зарубежники» — дело другое, им такое положение выгодно. Любое разделение ослабляет РПЦ, а чем слабее РПЦ, тем громче звучит голос РПЦЗ. Это первое. Второе: желание сквитаться за старые обиды. Когда крестьяне громили помещичьи усадьбы в 1917 году, экономический смысл этого деяния был невелик, а вот психологический — огромен. Мужики мстили помещикам за два века рабства. У РПЦЗ еще со времен революции был свой счет к большевикам, как был счет и у ее паствы. Соответственно, счет имелся и к РПЦ. Заставить канонизировать Николая — поставить ногу на голову большевикам, пнуть врага, хоть бы и мертвого, и «нагнуть» живого противника за прежние обиды.