Секта. Свидетели убийства гражданина Романова — страница 55 из 66

Наконец, еще один человек, связанный с Малофеевым, — герой обороны Славянска Игорь Стрелков (Гиркин). То, что он по убеждениям поклонник белого движения и терпеть не может красных, — не секрет. Но вот нюансы крайне любопытны. Еще до своей донецкой эпопеи Стрелков писал:

«По моему глубокому убеждению, большевистская власть по сей день остается в России. Да, она мутировала почти до неузнаваемости. Да, формальная идеология этой власти сменила знак на прямо противоположный. Но она остается неизменной в основе: в своей антирусской, антипатриотической, антирелигиозной направленности. В ее рядах — прямые потомки тех самых людей, которые делали революцию 17-го. Они просто перекрасились, но сути не изменили. Отбросив идеологию, мешавшую им обогащаться и наслаждаться материальными благами, они остались у власти. В 1991 году был переворот. Контрреволюции до сих пор не состоялось»[215].

И как это прикажете понимать? Люди отбросили идеологию, заменив ее на прямо противоположную, но остались большевиками. Стало быть, большевизм — это не идеология. Тогда что?

Стрелкову вторит историк Сергей Волков — тот самый, что в программе «Реальное время» рассказывал, как хорошо управлялась Российская империя.

«Следует подчеркнуть, что, исходя из той системы взглядов и ценностей, которыми руководствовалась вся белая эмиграция независимо от ее позиции в годы войны, советско-коммунистический режим в России продолжает существовать и в настоящее время. Не потому только, что власть в стране по-прежнему находится в руках той же самой коммунистической номенклатуры, но прежде всего потому, что остаются незыблемыми его юридические и идеологические основы, то есть как раз все то, что было бы уничтожено прежде всего в случае победы Белого движения в гражданской войне и в случае осуществления чаяний белой эмиграции. Поступившись частично экономическими принципами и отодвинув в тень наиболее одиозные идеологические постулаты, этот режим в полной мере сохраняет идеологическую и юридическую преемственность от большевицкого переворота, отмечая его как государственный праздник и ведя свою родословную не от исторической России, а от созданного Лениным Советского государства»[216].

Ну, а русская белая эмиграция «осталась как единственная законная хранительница идеи и традиционной государственности и в этом смысле выступала в качестве идеологической альтернативы советскому коммунизму…»[217]

Интересно: а какие именно общие юридические и идеологические основы имеют СССР и нынешняя Россия? Причем противоположные основам царской России? И что именно в первую очередь уничтожило бы белое движение, если бы ему удалось победить?

В чем контрреволюция, брат?

Румата невольно почесал в затылке. «Вот это да, — подумал он. — Так вот для кого мостили дорогу несчастные лавочники!»

Бр. Стругацкие. «Трудно быть богом»

Проблема в том, что они ничего не говорят прямо. Программа большевиков была позитивна — они говорили, чего хотят достичь, а боролись с теми, кто против их планов. У этих же господ все наоборот: они много рассказывают, с чем борются, а вот позитивную часть своих намерений не озвучивают — ее приходится вычислять. Давайте этим и займемся.

Возьмем уже рассмотренную нами передачу «Реальное время» от 21 ноября 2016 года. Поговорив об отсутствии кризисов и совершенстве управления Российской империей, ведущий передал слово самому Малофееву, который заговорил… о Конституционном Собрании. Это представительный орган, обладающий полномочиями учредительной власти, о созыве которого говорят аж с 1993 года, но все никак собрать не могут.

«Конституционное Собрание, которое, даже начав свою деятельность, назовет себя учредительным… и будет являться тем Учредительным собранием. Таким образом, у нас будет исторический шанс прервать эту длящуюся нелегитимность российского государства, и даже в том случае, если это Конституционное собрание примет лишь изменение в существующую конституцию, уже сам тот факт, что оно признает себя тем самым Учредительным Собранием, в пользу которого сто лет назад отрекся Михаил Александрович, даст возможность нам впервые в нашей жизни зажить в легитимном государстве со всех точек зрения»[218].

О чем это он? А вот о чем…

Как известно, Николай отрекся от престола за себя и за сына в пользу брата Михаила. Михаил же тоже отрекся — в пользу Учредительного Собрания. Точнее, не то чтобы отрекся, но заявил, что примет корону только из его рук.

По мнению г-на Малофеева:

«Этот представительный орган… никак не прописан в Учреждениях об Императорской фамилии… Поэтому при самом смелом, самом неюридическом, самом мягком взгляде на дореволюционное законодательство… мы можем согласиться с тем, что Великий князь Михаил Александрович отрекся в пользу этого представительного органа, ожидая, что этот представительный орган решит вопрос о форме правления, об устройстве Государства Российского.

…В этой связи — если мы не говорим о том, что все это было незаконно, — мы находимся в ситуации длящейся нелегитимности в монархическом государстве под названием Российская Империя, а на ее территории все это время существовало невесть что, не имеющее никакой легитимности. И, соответственно, это такое длящееся беззаконие… Мы должны будем согласиться с тем… что мы по сию пору ожидаем Учредительного собрания, и для восстановления прерванной легитимности тысячелетнего Российского Государства Учредительное Собрание должно быть созвано.

…Как я уже сказал, мы вступили в полосу длящейся нелегитимности, потому что мы каждый раз можем сказать: „А сам орган, который объявил там референдум или еще что-то, а сами совдепы, которые собрались в 1922 году, были ли они легитимны?“ И мы получим ответ, что все они были относительно легитимны»[219].

Ведь что забавно: г-н Малофеев, кажется, юрист? И не просто юрист: тема его диплома — «Легитимность: конституционно-правовая характеристика». Тогда он должен бы знать, что это такое, и не путать легитимность с законностью. Все словари трактуют понятие примерно одинаково, но раз Малофеев — юрист, заглянем в «Большой юридический словарь»[220].

«Легитимность — политико-правовое понятие, означающее положительное отношение жителей страны, больших групп, общественного мнения (в т. ч. и зарубежного) к действующим в конкретном государстве институтам власти, признание их правомерности. Вопрос о л. обычно встает при смене правительства (политического режима) в результате революции или переворота».

Проще говоря, это согласие народа с властью, с ее правом принимать решения.

«Легитимность власти — это ее этическая оценка, которую не следует путать с понятием легальности как характеристики юридической. Любая власть, если она издает законы и обеспечивает их выполнение, легальна. Но в то же время она может оставаться непризнанной народом, т. е. не быть легитимной»[221].

И Временное правительство, и Совнарком могли быть незаконны, да, — но они были легитимны. Первое в марте 1917 года было принято «на ура» народом (в том числе и духовенством), второй образован на съезде Советов — единственного на то время представительного органа России. И если их объявляет нелегитимной властью человек, который даже во сне не может перепутать термины, — что это значит? Тут одно из двух:

— Либо то, что он согласен с эмигрантской (и гитлеровской) оценкой советской власти как «жидо-большевистской оккупации» русского народа, который вообще-то обожал и царя, и дворянство — однако оснований так думать он не давал.

— Либо то, что он вкладывает в понятие легитимности какой-то иной смысл.

Давайте вернемся к откровениям тепло принимаемого на «Царьград ТВ» г-на Волкова. Какие юридические и идеологические принципы объединяют СССР и Российскую Федерацию, но противоположны принципам Российской империи и белого движения?

Монархизм? Да пóлно! Белые — это в основе своей деятели Февраля, монархистов там было с гулькин нос, и ни о какой реставрации даже речи не шло.

Защита православия? Да, при Советах Церковь преследовали, но сейчас-то этого нет! То, что они стоят за теократию, эти господа не заявляли, да и белое движение не рвалось реализовывать пожелания Церковного Собора 1918 года.

На самом деле только один принцип удовлетворяет обоим условиям: равенство всех граждан. Это то, что объединяет СССР и Россию и кардинально отличает их от Российской империи. Да и основным стремлением белых было желание загнать «хама» обратно в навоз, где ему полагалось быть по российским законам. Что они и сделали бы первым делом в случае победы.

Это то, что отлично знают и г-н Малофеев, и г-н Волков, и князь Чавчавадзе, и граф фон Пален. Российская империя была сословным обществом, более того, в ней процветал социальный расизм. Что это такое? А это когда одна часть народа начинает ощущать себя «оберменшами», а другую часть этого же народа держит за «недочеловеков».

Российская элита не воспринимала крестьянина как существо, подобное себе, — на уровне подсознания не воспринимала, и следы этого отношения можно легко найти во множестве мемуаров, рассказов, художественных произведений. Лев Толстой в жутковатой статье «О голоде» писал:

«В последние 30 лет сделалось модой между наиболее заметными людьми русского общества исповедовать любовь к народу, к меньшому брату, как это принято называть. Люди эти уверяют себя и других, что они очень озабочены народом и любят его. Но все это неправда. Между людьми нашего общества и народом нет никакой любви и не может быть.