Но что плохого в протоколах? Если старшее поколение напряжет память, то вспомнит свои учебники. Там говорилось, что советские войска вступили на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, чтобы защитить их народы от ужасов войны и оккупации, и ровно с той же целью в состав СССР вошли прибалтийские республики. Что плохого в том, что население этих территорий спасли от Гитлера по договоренности, в результате пакта, не рискуя при этом ввязаться в войну? Героизма меньше?
Комиссия думала, думала и решила, что дело в мотивах. Главным мотивом Сталина при подписании пакта — о ужас! — «было не само соглашение, а именно то, что стало предметом секретных протоколов: то есть возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе в Финляндию. То есть центральным мотивом договора были имперские амбиции». Утверждение это напрямую содрано с доктора Геббельса, именно его ведомство обвиняло СССР в стремлении к бездумному приращению территорий… но почему бы в рагу по-ирландски не положить и крысу?
Дальше мораль крепчает.
«Верно, что народы Украины и Белоруссии возвратили себе общность. Но разве по тем же общечеловеческим меркам нельзя понять и чувства тех, кто оказался бессильной игрушкой более сильных, кто через призму содеянных Сталиным несправедливостей стал оценивать всю свою последующую историю?»
А кто они, те неназванные «бессильные игрушки», чьим чувствам так сочувствует докладчик? Украинцы и белорусы? Нет, они воссоединились, избавились от польского колониального гнета. Поляки? Так ведь их не Сталин захватывал, а Гитлер. Прибалты? Но большинство населения этих крайне бедных республик, присоединившись к богатому соседу, тоже ничего не потеряли. Остается кто? Антисоветские и нацистски ориентированные круги присоединенных территорий, будущие пособники Гитлера, — больше просто некому. Открыто сочувствовать этой публике в 1989 году было еще рано — всему свое время! Но тихонько пожалеть бедные «игрушечки», которым не дали свободно-демократически к Гитлеру присоединиться и вместе с ним грабить СССР, показать эдакую фигу в кармане — уже можно.
А вот и Ленин в качестве дубины. Помните? «Авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму».
В 2002 году Яковлев писал про Ленина: «К чему бы он ни прикасался, все превращалось в кладбище. В человеческое, социальное, экономическое… Все ограблены — и живые, и мертвые. Ограблены даже могилы. Все разворовано. Все оболгано. Все уничтожено».
Но в 1989 году для таких откровений было еще не время. Яковлев еще оставался секретарем ЦК КПСС и заведующим отделом пропаганды ЦК. Говорить плохое про Ленина — как можно? Можно только про Сталина, а Ленин и Хрущев еще не утратили нимбов.
«По свидетельству Хрущева, Сталин рассуждал так: „Здесь ведется игра — игра, кто кого перехитрит, кто кого обманет“. И добавил: „Я их обманул“. Сталина, по всей видимости, не смущала цена, которую он заплатил, предав высокие нравственные принципы внешней политики, заложенные Лениным. Вместе с немецкой редакцией протокола он принял такие постулаты, как „сфера интересов“, „территориально-политическое переустройство“ и прочее, что до сих пор было детищем политики империалистических разделов и переделов мира».
Из этого абзаца логически вытекает: высокие нравственные принципы заключались в том, чтобы не хитрить в международных делах и не использовать «чужих» терминов. Ибо в чем заключается высокая ленинская политика, Яковлев не объясняет, примеров ее не приводит. Да и как бы он смог?
Большую часть этой политики составляли войны с интервентами. Кроме них, нам известны следующие деяния. Заключение Брестского мира с твердым намерением не соблюдать его условий, рассчитывая либо на мировую революцию, либо на поражение Германии в войне, — но об этом учебники писали с таким восторгом, что критике сие не подлежало. Еще в оную политику входили вещи, совершенно при социализме не афишируемые. Подготовка мировой революции; создание и поддержка Коминтерна, занимавшегося ее экспортом и по ходу работы террором; открытое ведение революционной работы и разведки через посольства. Дружба с Германией, начавшаяся после окончания мировой войны, совершенно не мешала РСФСР готовить в ней революцию — кстати, эту революцию предполагалось поддержать вооруженной силой, для чего провести Красную армию через Польшу, наплевав на мнение поляков! Это 1923 год, сам Ленин уже болен, но политика еще вполне ленинская (кстати, Сталин был категорически против германской авантюры). Ну просто такая высокоморальная политика, хоть нимб на карте пририсовывай!
Кстати, разделами суверенных государств товарищ Ленин тоже не брезговал. В 1920 году РСФСР и Турция преспокойно поделили Армению, ставшую в 1918 году независимым государством. Чем это принципиально отличается от раздела Польши? Да ничем!
Оттого-то господин Яковлев никакой конкретики и не приводит — неоткуда ее взять, эту конкретику. Он апеллирует к подсознанию, к рассказам о «дедушке Ленине» из детсадовских книжек. Володя же честно признался в детстве, что разбил вазу, — значит, на посту главы государства тоже был младенчески безгрешен.
Но, как говорил в свое время Молотов, «критикуя — предлагай». Что же следовало сделать Сталину в 1939 году, чтобы удовлетворить господина Яковлева? Ясно что: договор заключить, а сферы влияния не делить, ибо империализм.
Давайте посмотрим, что мы получили в результате секретных договоренностей о разделе сфер влияния.
а) на 120–250 километров отодвинули линию, с которой начиналась будущая война;
б) ликвидировали «прибалтийский коридор», по которому немцы в считанные дни дошли бы до Ленинграда и ударили оттуда на Москву;
в) спасли от Гитлера население этих территорий, обреченное на уничтожение или ассимиляцию. Коренным национальностям прибалтийских стран еще могли достаться от немцев какие-то пряники, хотя бы в виде онемечивания, а остальным (тем, кто выживет) предстояло стать рабами новых «хозяев жизни». Евреям и вообще ничего не светило. Жаль, что Яковлев — не еврей…
Причем политес был соблюден полностью, так что «мировое сообщество» тогда и не вякнуло — разве что по поводу советско-финской войны. В советскую сферу вошли исключительно бывшие территории Российской империи и места компактного проживания украинцев и белорусов, отнесенные в 1919 году самим же «мировым сообществом» к этим республикам и захваченные Польшей в ходе советско-польской войны 1920 года.
Кстати, в состав СССР Западные Украина и Белоруссия вошли в результате референдума. Можно сомневаться в честности его проведения, а можно и не сомневаться — советский проект был чрезвычайно привлекателен в глазах нищего населения этих территорий. Прибалтийские же республики стали союзными решением их парламентов — не слишком демократически это делалось, но не тоталитарнее, чем в той же Австрии. Как бы то ни было, совершив «мюнхенский сговор», великие державы не могли уже возмущаться присоединением Западных Украины и Белоруссии; проглотив аншлюс Австрии, следовало молчать в тряпочку и по поводу «аншлюса» Прибалтики.
Все это, по мнению господина Яковлева, делать было нельзя — плевать, что погибнут лишние миллионы советских людей, что войну проиграем, зато будут соблюдены «высокие принципы ленинской политики». Которых в реальности и не было вовсе, а лишь в сказочках Яковлева и его предтечи — Хрущева.
Если вымести и выкинуть пропагандистскую шелуху, за что Яковлев упрекает Сталина? За то, что он повел себя так, как ведут себя правительства всех стран: больших, маленьких, сильных, слабых. Вы думаете, британцы или американцы признаются, что цель их внешней политики — мировая экспансия или борьба за рынки? Да никогда в жизни! Они несут отсталым народам свет цивилизации и демократии. Иногда бомбежками — но для их же блага! Всем можно, а Советскому Союзу — нельзя. Почему?
Яковлев пишет, что комиссия вела свою работу «ради утверждения нового политического мышления, для восстановления чести социализма, попранной сталинизмом». А в чем заключается честь социализма? Из всего, усвоенного из школьного и прочих курсов истории КПСС, из книг и кино следовал однозначный вывод: в том, чтобы беречь и защищать социалистическое отечество. А по Яковлеву получается — не иметь «имперских амбиций», а если государство при этом погибнет, то оно погибнет честно.
Как такой бред мог всерьез повлиять на умы?
Александр Дюков считает, что это из-за «непомерно задранной советской идеологией морально-нравственной планки…» И снова: больное-то есть, но не в этом. Александр Решидеович учился в школе уже во времена «перестройки», когда школьная программа вовсю корректировалась в угоду новым идеям. Но старшее поколение помнит: советская идеология все делала правильно, выдавая точно такие же индульгенции власти и находя объяснения над «планкой». Начало самобичеванию положил Хрущев речью на ХХ съезде. После его отставки бич был свернут и засунут под ковер до самой «перестройки», но шрам от удара остался. Брежнев так и не рискнул дать этой речи заслуженную оценку, чем способствовал краху советской идеологии, но больной она от этого не стала, просто выхолостилась, потеряла смысл.
Болезнь коренилась во второй, параллельной идеологии, существовавшей в стране. Распространялась она, правда, только в интеллигентской среде, однако интеллигенция и была активным творцом «перестройки», она же писала в СМИ, народ же изреченному просто верил. Имя этой болезни — идеализм. Не в марксистском понимании, а в культурном и психологическом, когда человек выдумывает себе некий идеал, а потом бичует реальность за то, что она этому идеалу не соответствует. Хворью этой наградили нас великая русская литература и великая русская философия второй половины XIX века.
Одной из основных политических идей российских мыслителей тогда являлся панславизм, который предусматривал объединение славянских народов под эгидой русского царя. Большинство панславистов обосновывали подобную идеологию обычными великодержавными устремлениями, но нашелся один горячий проповедник войны за освобождение болгар, сербо