«Это что, он чисто меня проводить ходил? Не мог рукой показать, вон туда: мол, идти? Ну и батюшка!»
Над широкой дощатой дверью висел потрепанный, когда-то красный, а сейчас выгоревший до светло-розового транспарант с большими серо-белыми буквами: «Загорский волисполком».
Интересно, что это может значить? Понятно, что сокращение, вот только как это расшифровать?
Загадочный волисполком мысленно разбился на три части: «вол-испол-ком», Сергей задумался над значением каждой, и они тут же перемешались и превратились в «волис-полком». То есть какой-то загадочный Волис, видимо, командовал полком, запись о чем и оставил на транспаранте…
Сергей встряхнул головой, выкинул ненужные сейчас размышления и вошел внутрь.
Темный коридор тянулся вглубь, там изгибался хитрым углом и терялся из виду. До перелома в стенках виднелись в полумраке две двери: справа и слева. Обе абсолютно одинаковые: широченные, сколоченные из толстых досок, с двумя толстыми деревянными поперечинами и здоровенными деревянными ручками. Ну и в какую зайти?
Левая дверь хранила таинственное молчание, а вот из-за правой послышались некие звуки, бормотание, тихие ругательства. Может, заглянуть? Там явно кто-то есть…
Сергей потянул ее… Потом потянул сильнее… Потом дернул. Дверь сказала «чпок» и резко распахнулась.
Сумрачное помещение, слева стол, как и вся мебель здесь, сколоченный из толстенных досок. Столешница завалена бумагами, поверх которых скромно лежит револьвер. Почти точная копия трофейного, что в котомке. А может быть, и точная – в полумраке комнаты видно плохо. Стена за столом сплошь заклеена плакатами, выглядевшими, как страницы из комиксов (комиксы? у большевиков?). В глаза бросался один пожухлый плакат, на котором из-под розовой милой маски выглядывало огромное жирное мурло толстяка в цилиндре…
– Товарищ, вы по какому вопросу? – раздалось справа.
Сергей повернулся, у окна стоял…
Фашист?
По крайней мере, выглядел стоящий в точности, как гитлеровец в военных фильмах: начищенные сапоги, этакие забавные брюки, раздувающиеся по бокам парусами (га… галифе… кажется), белая рубашка с закатанными рукавами, широкие черные подтяжки… Сергей поднял взгляд выше. Лицо тоже соответствовало стереотипу: квадратная челюсть, светлые волосы (белокурая бестия), прозрачные глаза…
– Вам цего надо? – цокнул по-песковски «фашист», чем сразу разрушил образ оккупанта. Просто белобрысый парень, даже ненамного старше Вышинского, немного странно одетый…
– Чит… Изба-читальня… – пролепетал Сергей. Уж больно цепко вглядывался в него местный начальник. («Волис?» – мелькнула абсурдная мысль.)
– А… Направо по коридору вторая дверь.
Сергей повернулся к выходу…
– Стоять! Ты кто такой?
– Я, это… – забормотал немного испуганный Сергей, – из Козьей Горы…
– С Козьей?! – в глазах начальника (как он правильно называется?) вспыхнула подозрительность, тут же, впрочем, сменившаяся пониманием. – А, сяктант… Иди.
Сергей повернулся…
– Стоять! Как зовут?
– Се-сергей… Вышинский…
Страх впился в сердце ледяной иглой. Никогда ранее Сергей не видел, как белеют от ненависти глаза у человека. Казалось, их затянул смертельно холодный иней.
– Поляк?!
Начальник (уже гораздо больше похожий на фашиста) странно перекрестился: его рука несколько раз хватанула воздух у правого бедра, потом у левого… Сергей с ужасом понял, что он ищет рукоять сабли или пистолета. Сейчас начальник вспомнит, где лежит револьвер, и его, Сергея, будут убивать…
– Нет! – отчаянно выкрикнул он. – Не поляк! Белорус!
От страха в памяти всплыли, казалось бы, прочно забытые рассказы отца о происхождении фамилии.
Иней в глазах начал отступать.
– Белорус?
– Да, да, да! – закивал Сергей. – Просто фамилия похожа на польскую. Как у… как у…
Как назло, все похожие фамилии напрочь смыло из памяти. Мелькал только Дзержинский, который удачным примером не был.
– Белорус?
– Да!
– Иди. Вторая дверь направо.
Дверь закрылась. Сергей прислонился к ней мокрой от пота спиной. Ну и дела… Чуть за собственную фамилию не убили… Чего у начальника такая аллергия на поляков?
На дрожащих ногах Вышинский отправился искать вторую дверь направо. Коридор повернул, изогнулся, вот и дверь. Такая же, как и та, за которой стоял несостоявшийся убийца. Уже и эту открывать страшно…
Может, ну ее, эту библиотеку, в смысле, читальню? Дойти до ведьмы, то есть колдуньи Алены, вдруг у нее найдется артефакт, вернуться назад и забыть все это как страшный (очень страшный) сон. Пусть герои книжек предупреждают Сталина, изобретают автомат Калашникова, убивают Гитлера и Хрущева и перепевают песни Высоцкого… Он, Сергей, не герой ни в каком смысле. Пусть здешние сумасшедшие сами разбираются между собой…
А если у Алены нет артефакта? Или она даже не знает, где он? Ведь придется жить еще какое-то время. А тут шастают террористы, ревнивые мужья и безумные полякофобы. Нет, читальня нужна. Нужны знания о мире. Иначе в следующий раз просто грохнут. И фамилию не спросят…
Сергей взялся за ручку двери. Страшно… Кто его знает, что ждет внутри… Он резко выдохнул, как перед нырком в холодную воду, и распахнул дверь.
Слева от двери стоял стол. Такой же, как в помещении местного начальника. Вот только здесь он не казался таким уж огромным. За столом восседал…
На мгновение Сергею показалось, что он провалился не в прошлое, а в какой-то безумный фильм, в котором смешались все киногерои разом: священник – мастер Йода, начальник – фашист Ганс, а теперь еще и библиотекарь – Илья Муромец.
Здешний книгохранитель действительно выглядел в точности как богатырь из старого фильма-сказки. Огромный торс, мощные руки, волосы, каштановой волной падающие на плечи, окладистая борода колечками. Пронзительный взгляд темно-синих глаз. Казалось, гигант так и рявкнет сейчас: «Коршун ты чебуркуевской!»
– Добрый день! – рявкнуть не рявкнул, но будь голос чуть погромче, и деревья бы пригибались.
– З-з-здравствуйте… – После общения с полякофобом-начальником Сергей начал бояться людей. Особенно больших.
Широченная, как лопата, ладонь протянулась в жесте приветствия. Сергей шагнул вперед, протягивая руку навстречу…
Интересно, не вовремя проснулось чувство собственного достоинства, обиженное всеми сразу, начиная с Ингвара и заканчивая начальником, – почему это я должен к нему подходить, чтобы руку пожать? Здоровый, да? Чуть приподняться не может, лень задницу от стула оторвать…
Богатырь, действительно, даже не подумал приподниматься. Было в нем что-то неправильное, но что, Сергей не успел понять. Возмущение кипело и бурлило.
– Данила, – добродушно пробасил богатырь.
– Сергей… мм… Вышинский… – настороженно ответил наш герой. Кто знает, может быть, тут все ненавидят поляков?
– С Павлом пообщался? – хохотнул догадливый Данила, кстати, судя по всему, ровесник Сергея.
– Откуда…
– Да уж больно испуганно ты фамилию назвал. Да и слышал я его крик…
– За что он так поляков не любит-то?
– Так он в двадцатом в плену в их концлагере, в Тухоле, побывал…
– А-а… – понимающе протянул Сергей, на самом деле ничего не поняв. Концлагерь? У поляков?
Концлагерь у Сергея ассоциировался только с немцами. Ну, в крайнем случае, с большевиками. Уж никак не с Польшей. Все страньше и страньше…
– А ты, Сяргей, откуда?
– Из Козьей Горы. – Сергей внутренне поразился тому, как привычно он произнес это название. Это он-то, москвич!
– А, сяктант…
– Ну да…
– Почитать пришел? Только учти, библий мы не держим.
Шутник, блин…
– Да нет, мне бы газет… Нам в секте газет не давали… Вот хочу узнать, что за ситуация в мире и стране…
Данила оживился:
– Про революцию хоть слышал?
– Ну да… Кто ж про нее не слышал…
– В мире сейчас капитал процветает, душит рабочих, крестьян. У нас в стране революция победила, строим мы страну, где угнетения нет и не будет…
Ну-ну… Данила начал разочаровывать. Сергей помнил то светлое будущее, которое построил в этой стране чуть позже товарищ Сталин… Кстати, о товарище Сталине…
– Постой, – прервал Сергей горячую речь, – мне бы газеты посмотреть. Уж больно интересно, что за люди такую неподъемную задачу на себя приняли…
– И не только приняли! Делают!
Данила махнул рукой в сторону мощного, как он сам, деревянного стеллажа, на котором лежали худосочные стопки газет. Сергея опять задело: здоровенный молодой парень сидит в библиотеке (ну пусть читальне!) вместо того, чтобы трудиться. Хорошо устроился! Работка непыльная – выдавай книжки, газеты разные да вешай на уши лапшу о том, как хорошо будет жить при коммунизме…
Сергей, мысленно кипя, шагнул к полкам… Успел подумать, что для полного комплекта, хаму Даниле осталось вытянуть ноги… Успел сообразить, что ноги и так должны торчать из-под небольшого столика до середины комнаты… Подумал о том, куда же Данила их спрятал… Оглянулся…
Все возмущение улеглось мгновенно и остыло. Сергея бросило в дрожь. Холод, морозный холод жуткого стыда…
У Данилы не было ног.
Видимо, Сергей слишком пристально уставился на ноги, вернее, на то место, где они должны были быть.
– Что смотришь? – усмехнулся Данила. – Нету у меня ног, нету.
– А…
– На войне.
Ну да. Сергей вспомнил – в это время малейшая рана и сразу все, хана. Гангрена.
– Ранили? – сочувствующе спросил он.
– Не-а, – махнул головой библиотекарь, – казаки шашками отрубили.
– В бою? – В представлении Сергея казаки и такая зверская жестокость не очень сочетались.
– Да нет, в плену. Сказали, чтобы слишком шустрым не был. Хорошо, что наши отбили, а то бы кровью истек.
Брр… Как это возможно? Казаки, они же должны русский народ защищать. А более русского, чем обычный мужик-крестьянин, Сергей не мог представить. Казаки мужика защищать должны, а не ноги отрубать… Нет, лучше не думать об этом… Вернемся к тому, зачем пришли.