С обречённостью загнанного зверя он поднял свой ствол в сторону позиции Белограда с твердым намерением или получить пулю самому, или расстрелять пулеметчика, кого бы он там не увидел. В прорези прицела уже появился немудреный полуразрушенный каменный бруствер.
Ротный еще успел удивиться: "Как это он еще мне башку не снес?" Через мгновение и он, корчась от боли, согнулся в дугу. Пуля вошла ему в бедро.
Рядом в бессильном отчаянии завыл Старостенок:
— Данко…о, падлюка…а!
С нечеловеческим рычанием Старый поднял ствол в сторону огневой точки Белограда. Он уже нашел пулемет, изрыгающий непрекращающийся, смертоносный поток огня. Он уже приготовился послать в цель первую пулю, но дальнейшее парализовало все его движения.
Руки, сжимающие оружие, безвольно упали вниз. До слуха донесся раскатистый чудовищный грохот. Следом на горы обрушилась оглушительная тишина…
Его веки устало сомкнулись. Потрескавшимися губами, с заметным облегчением, он еле слышно произнес:
— Ну, наконец-то… Слава Богу…
Глава сорок вторая
— И что дальше?
— А ты как думаешь?
— Думаю, у тебя крыша поехала.
— А у тебя не поехала, когда ты Рустама?..
Богдан сделал для себя открытие: тихоня-Маслевич умел делать поступки и имел характер. Причём, характер натуры весьма подленькой. Несмотря на молодость, мерзавец знал, чем зацепить.
— Ты сам видел или Шамиль тебе нашептал?
— Какая разница? Тебе все равно в роту дорога закрыта. Я слышал: мужики тебя зароют.
— Ага… А тебе жить да жить еще… А как жить, тебе уже насрать?
— Насрать! Меня ребенок дома ждет… А ты?… Кому ты… — Мася уже чуть не плакал от отчаянья. — Ты ведь не слышал, как Рустам рассказывал про сына?… Как он смехом заливается, когда его вверх на руках подбрасывают… Не слышал?.. А я слышал. И тоже так хочу…
Богдан уставился ему в глаза. Только сейчас он понял: "Мася вбил себе в голову, что я оставлю его в прикрытии и уйду сам". Богдан подавил в себе желание тут же заехать щенку по морде. Внешне Белоград не показывал виду, что с ним происходит. Но внутренне Богдан запаниковал. Он понял, что у него нет другого выхода, кроме как собрать волю в кулак и ждать. Только чего ждать? Очереди в спину из ДШК, или пули в лицо? Но справиться с эмоциями Белоград так и не сумел.
Сознание забилось в поисках выхода. Но выхода не находилось. Оставалось только ждать момента, когда Мася отвлечётся, если у него раньше не дрогнет рука, и он, неожиданно для себя, не нажмет на спусковой крючок. А того и так трясло от волнения. Убить человека, глядя ему в глаза, — задача не из легких. А Маслевич сегодня убил впервые. Богдан лихорадочно искал способ заставить Масю отвлечься хотя бы на секунду. Но тот даже моргнуть боялся. Боялся, чтобы не прозевать ни одного движения сержанта.
Он прекрасно понимал, кто ему противостоит. Он уже и сам испугался своего поступка. Но первый шаг уже был сделан: ствол он уже поднял. И теперь понял, что этот шаг необратим. Понял и пожалел. Стало страшно. Он-то хотел всего лишь, чтобы они ушли вдвоем, чтобы его не оставили в этом аду одного. Но теперь, если они и вернутся в роту вместе, о его поступке узнают все. Его «зароют» еще раньше, чем Белограда. И Богдан не сможет промолчать из благородства, которым кичатся все дембеля. Теперь, даже не из жажды мести, просто из соображений безопасности он будет обязан рассказать, как «молодой», чтобы выжить, чуть не завалил «деда»…
Белоград понял, какие мысли сейчас одолевают бойца:
— Не бойся — никто не узнает.
Мася не ответил.
Шестым чувством Богдан почувствовал, что за спиной, там, где остался ДШК, тоже что-то происходит. Если духи сейчас доберутся до пулемета, уже не поможет ни реакция, ни удача. Они просто расстреляют их обоих, как в тире. Но отвернуться от ствола, направленного ему в лицо, Богдан не смог. Ему и в голову не пришло, что это могло оказаться самым простым выходом из ситуации. Сейчас он боялся спровоцировать Маслевича на выстрел. Объяснять ему сейчас что-либо было бесполезно. Если безумец поднял на тебя оружие, то уже не опустит. Этот ствол обязательно выстрелит. Остается только или отобрать этот ствол, или выстрелить первым. Спрятаться за камнем, как от душманов, тут уже не получится…
Характерный, нарастающий свист винтов только добавил напряжения. "Не хватало еще, чтобы летуны поджарили", — подумал Белоград.
Маслевич все так же неотрывно смотрел Дану в глаза. Время, чтобы обозначить себя дымом, еще было. Еще надеясь, что все обойдется, Белоград как можно спокойнее произнес:
— Может, вертушка?
— Может, и она.
— Может, дым надо? — уже с тревогой в голосе.
В глазах Маслевича появилось недоумение. Драгоценные секунды истекали. Богдан понял, что Мася еще не понимает, что происходит. Но найти нужные слова не успел.
— Придурок, они на красные ракеты летят. Без наводки.
Глаза Маслевича забегали. Он разрывался между желанием что-либо понять, и страхом отвлечься от действий сержанта. Богдан, уже отчаявшись, что-либо изменить, заорал:
— Духи под дымовой завесой. Летуны нас расстреляют!
— Как это нас?
Богдан постарался как можно быстрее прокричать:
— Дым давай, придурок! Роту мочат. Что летуны решат, когда здесь нас заметят? Откуда им знать, что мы не духи?
Душераздирающий вой НУРСов отвлек Маслевича всего лишь на секунду. Но и ее оказалось достаточно. Белоград ударом ноги отвел ствол в сторону. Мася уже и не решился бы стрелять — спусковой крючок сам нажал на палец. Раздался выстрел. Богдан успел подумать, что, если бы не этот удар ногой, ему бы уже не жить. Перепуганный Мася все равно бы выстрелил. Пуля смачно чавкнула в песок. Следующим движением Богдан другой ногой толкнул Маслевича в простреленное плечо. Тот неуклюже взмахнул руками, упал навзничь и покатился вниз.
Сгруппироваться Богдан не успел. Снаряд впился в камни как раз за его спиной. Вспышка ослепила Белограда. Ударная волна, разрывая скалу в куски, понесла в затылок тучу раскаленного песка и гравия и с бешеной силой швырнула сержанта вместе с камнями вслед за Маслевичем. Руки и грудь обдало адским пламенем. Он еще успел понять, что загорелись волосы, и погрузился в безтелесную холодную бездну.
…Очнулся оттого, что Маслевич хлопал ладонями по его плечам и голове в попытке сбить пламя:
— Товарищ сержант! Товарищ сержант! Ну, нельзя сейчас… Товарищ сержант!
Белоград открыл глаза. Увидел перед собой перепачканную сажей испуганную рожу бойца и отключился снова.
Маслевич облегчённо вздохнул. Неуверенным движением, опасаясь принести боль, он размазал ладонью струйку крови, вытекающую из уха сержанта, и забормотал нечленораздельно:
— Ну и хорошо… Ну и ладненько…
Что делать дальше, он не знал. В положении, когда все зависит только от него самого, Маслевич оказался впервые. Охваченный отчаянием и растерянностью он бросился к пулемету. Даже не понимая, зачем, Мася сделал очередь, не глядя, в сектор обстрела и вернулся обратно. Тоже оглушенный НУРСами он не услышал, скорее, почувствовал: над головой пролетели вертушки.
Белоград замычал:
— Ды…ым.
Маслевич прочитал по губам и вспомнил, что говорил Белоград перед взрывом:
— Ага… Ага… Ага… Ща я его. Ща…
Трясущимися руками он отыскал в вещмешке заряд оранжевого сигнального дыма, дернул за кольцо и отшвырнул в сторону. Снова вернулся к пулемету. Выпустил очередь в сторону ДШК, затем вниз по склону, бросил ПКМ стволом в небо и вернулся к Белограду. Опасаясь прикоснуться к сержанту, он упал перед ним на колени и вперемежку с рыданиями громко закричал:
— Товарищ сержант! Нельзя сейчас… Ну, товарищ сержант…
Белоград не слышал. В ушах стоял непрекращающийся звон.
Скорее, чтобы сориентироваться, он открыл глаза, облизнул потрескавшиеся губы и, превозмогая боль, промолвил:
— А ты думал, я тебя здесь без присмотра оставлю? Ну, ты и шланговик, душара…
— Виноват, товарищ сержант! Виноват! Я не буду больше… Только не надо сейчас… Только не надо…
Маслевич схватил вывалившуюся из дымящегося вещмешка флягу. Ударом ладони отвинтил крышку и поднес к губам сержанта. Горячая мутная жидкость потекла по испачканной кровью щеке. Богдан открыл губы, сделал несколько крупных глотков, чуть не захлебнулся, болезненно закашлялся и открыл помутневшие глаза:
— Это ты неплохо придумал…
Богдан заметил, что Маслевич беззвучно шевелит губами:
— Ты громче говори. Штормит… Ну и вонище…
Казалось, запах горелого мяса застрял в носоглотке навсегда. К горлу подступил горький, выворачивающий наизнанку ком. Белоград скорчился в судороге. Смердящий кислятиной рвотный поток полился прямо на грудь. Попал и в легкие. Чуть не задушил. Маслевич понял и помог повернуться на бок. Подождал, когда у Белограда закончится рвота. Опять протянул флягу. Тот прижал руки к животу, уткнулся еще дымящейся головой в песок и неподвижно замер. Нечеловеческая усталость охватила все тело. Боли он не чувствовал. Только звон в голове и невероятную слабость.
Маслевич, в надежде, что все обойдется, сержант сейчас поднимется, и они, теперь уж точно вместе пойдут к роте, ловил каждое движение Белограда. Осторожно Мася тронул сержанта за плечо. Богдан нашел в себе силы только указать пальцем на пулемет. Маслевич все понял, бросился к оружию. На полпути вспомнил о винтовке, которую выронил при падении, вернулся вниз, схватил СВД и на четвереньках пополз обратно. Когда возвращался, заметил, что Белоград пытается что-то сказать. Приблизился вплотную.
Едва шевеля губами, Богдан прошептал:
— Разрывной ему… В затвор…
— Я понял, товарищ сержант. Понял…
Через минуту Маслевич влепил разрывную пулю в затворную раму ДШК. Пулемет подпрыгнул, перевернулся в воздухе и скрылся за вершиной.
— У меня получилось, товарищ сержант! У меня…
…Тахир уже не скрывал гнева:
— Я повторять тебе должен? Оставь минимум людей и перекрой выход их ущелья!