Что касается библейских заповедей, которые якобы получены от бога, то научные данные свидетельствуют об их земном происхождении, о том, что они сложились задолго до возникновения христианства и лишь впоследствии получили религиозное обоснование, были взяты на вооружение господствующими классами для защиты своих интересов. Христианская мораль сложилась в классово-антагонистическом обществе и, естественно, носит классовый характер. Она освятила эксплуататорский строй, в течение многих столетий служила интересам власть имущих. Утверждения же о ее надклассовом характере преследовали цель затуманить истинный смысл, сущность христианской нравственности.
Религиозная мораль в целом противоположна коммунистической морали, возникшей в ходе классовой борьбы пролетариата еще в буржуазном обществе и отразившей интересы всех трудящихся. Если в основе коммунистической морали лежит принцип коллективизма, то религиозная нравственность эгоистична по своему существу, ибо исходит из стремления каждого человека к достижению личного спасения. А это ли не проявление крайнего индивидуализма?
Религиозная нравственность антиобщественна по своему духу. Ведь она учит, что высший моральный долг верующего — не перед обществом, а перед богом. Таким образом, она объективно оправдывает конфронтацию человека с «миром», считает богоугодным стремление верующих к самоизоляции от окружающей действительности во имя того, чтобы всецело отдаться «молитвенному труду», религиозным упражнениям. Общественные же интересы находятся вне сферы религиозной морали.
Истинная сущность религиозного морального кодекса особенно наглядно проявляется в принципах «всеобщей любви», «всепрощения», хотя, взятые абстрактно, они с умилением воспринимаются верующими, которые видят в них проявление истинного гуманизма. Верующие искренне полагают, что, если бы все люди руководствовались этими принципами, проявляли бы «любовь к ближнему», то на земле навсегда бы исчезли распри между народами, взаимная вражда, войны. Лозунг «Бог есть любовь» можно встретить почти в каждом сектантском молитвенном доме, и верующие убеждены в том, что, руководствуясь им, они делают решающий шаг в своем самосовершенствовании.
Вот несколько высказываний евангельских христиан-баптистов, в которых они излагают свое мнение о принципе «любви к ближнему»: «Нет ни одной партии, нет ни одного общества, которые бы провозгласили такой высокий гуманистический принцип. В нем воплощена, как ни в каком другом, высшая любовь к человеку». «…Любовь к людям есть результат сознания в себе божественного духовного начала. Только оно — это сознание — порождает любовь. Только признание в себе сыновности богу, полное подчинение ему как отцу открывает в душе чистый родник любви к ближним. Если мы сознаем в себе божеское начало, те оно не замедлит проявить себя постоянной готовностью любви ко всем людям»[109].
Высказывания эти в целом типичны для современных приверженцев сектантских объединений протестантского типа. Обращает на себя внимание то, что «любовь к ближнему» неразрывно связывается с верой в бога, без которой она якобы вообще практически невозможна. При этом сама формула «любовь к ближнему» воспринимается некритически. Между тем достаточно вдуматься в то, какой смысл вкладывается в нее, чтобы понять, сколь далека она от истинного гуманизма. Г. В. Плеханов писал: «Когда человек говорит „бог есть любовь“, он говорит, что любовь выше всего на свете. Но в его сознании любовь принижается до степени свойства отдельного от человека существа. И потому вера в бога становится для него необходимым условием любви к ближнему. Он ненавидит атеиста во имя той самой любви, которую проповедует. Религия проклинает во имя спасения, совершает жестокость во имя блаженства…»[110].
История красноречиво свидетельствует о том, что христианский принцип «любви к ближнему» отнюдь не препятствовал распрям между людьми и народами, проявлениям религиозной нетерпимости, нередко выливавшимся в кровавые побоища, преследованиям свободомыслия и т. д. Старшее поколение сектантов, на себе испытавшее притеснения со стороны русской православной церкви в дореволюционные годы, видимо, не задумывается над тем, что православные иерархи тоже руководствовались в своем поведении заповедью «любви к ближнему», которая ничуть не мешала им враждебно относиться к тем, кто не разделяет их веры. Это не случайно: христианская заповедь «любви к ближнему» подразумевает любовь лишь к единоверцам, не затрагивая инаковерующих. Л. Фейербах отмечал: «Быть христианином — значит пользоваться божественной любовью; а не быть христианином — значит быть предметом ненависти и гнева божия. Следовательно, христианин может любить только христианина, или того, кто может сделаться христианином; он может любить только то, что освящает и благословляет вера»[111].
В данном же случае можно видеть, что «любовь к ближнему» правомерна лишь в рамках одного религиозного течения, ибо и православные, и сектанты являются христианами, но уже расхождения в каких-то частных вопросах накладывают отпечаток на их взаимоотношения и ни о какой любви говорить здесь не приходится.
В искаженном виде интерпретирует сектантская мораль представление о добре и зле. Как правило, последователи различных сект по-своему трактуют эти понятия, исходя из общехристианской схемы, согласно которой источником добра является бог, а источником зла — сатана. Учение о боге и сатане полно противоречий, которые богословы не смогли устранить, несмотря на все их попытки. Они не смогли дать вразумительного ответа на основной вопрос, который вытекает из этого учения: если бог всемогущ, почему он допускает существование сатаны, а следовательно, и зла на земле. А ведь подобный вопрос сам собой возникает у каждого непредубежденного человека, который сталкивается с христианским представлением о боге и сатане. Однако он остается без ответа.
Учение о том, что все зло в мире проистекает от сатаны, объективно мешает увидеть истинные причины человеческих бедствий и страданий, аморализма, разного рода отрицательных явлений в жизни, а значит, препятствует устранению этих причин, фактически увековечивая зло. К сожалению, этого не понимают верующие, находящиеся под влиянием религиозных догм, разделяющие ту веру, которую преподносят им духовные наставники.
Сектантские проповедники в гораздо большей степени, чем православные и католики, акцептируют внимание на «кознях дьявола». Это особенно проявляется у «Свидетелей Иеговы» и адвентистов, у которых вся история рассматривается как извечная борьба между богом и сатаной. Адвентисты седьмого дня исходят из концепции Е. Уайт, которая писала: «Человеку при его сотворении были дарованы благородные телесные дары и качества. Он был совершенным существом и жил в гармонии с богом. Его мысли были чисты, его цели святы. Непослушание дало этим силам и свойствам другое направление, и вместо истинной любви появились себялюбие и эгоизм. Через грехопадение человек до того ослабел, что он был не в состоянии с помощью собственной силы сопротивляться греху. Он сделался пленником сатаны и остался бы навсегда таковым, если бы бог в своей любви не вступился за него в качестве посредника».
Своеобразно излагает представление об «извечном конфликте» между богом и дьяволом один из идеологов иеговизма И. Рутерфорд. В своем писании «Арфа божья» он заявляет, будто сатана является… сыном божьим. В представлении иеговистов бог Иегова имел двух сыновей: Иисуса Христа и сатану. Последний будто бы не пожелал подчиниться отцу, вырвался из-под его власти и стал творить зло, сумев привлечь на свою сторону немало людей, поддавшихся на его искушения. Между богом Иеговой и его последователями, с одной стороны, и между сатаной и сатанистами — с другой, идет непримиримая борьба, которая в конечном счете окончится победой Иеговы.
Исходя из этой концепции, «Свидетели Иеговы» должны рассматривать весь мир, лежащий за пределами их организации, порождением сатаны. Сатанинскими считаются и существующие на земле государства, и формы их правления, и государственные институты, и люди, не входящие в состав иеговистских общин. Членам церкви внушается враждебность по отношению к инаковерующим и тем более неверующим. «Любовь к ближнему» касается лишь самих «Свидетелей Иеговы».
На примере иеговистского учения можно видеть, как представления о боге и сатане трансформируются в откровенно антигуманную доктрину, разъединяющую людей, формирующую чувство взаимного недоверия, враждебности к ближним.
В меньшей степени это видно у адвентистов седьмого дня, которые, хотя и считают себя «избранным народом», не призывают к открытой вражде с «миром». Но объективно их учение о «кознях сатаны» требует относиться ко всему, что не укладывается в рамки созданных ими схем, как к «соблазнам лукавого». Если у человека появились какие-то сомнения, он должен задуматься над тем, не происки ли это сатаны. Если кто-то попытался мыслить самостоятельно, он тоже должен с опаской посмотреть на себя: это скорее всего от сатаны. Если человек совершил какой-то поступок, идущий вразрез с уставными требованиями, предписаниями руководителей общины, здесь тоже нужно видеть руку сатаны. Сатана, по представлениям адвентистов, «проявляет свою силу в несчастных случаях, в бедствиях на воде и суше, в странных опустошающих пожарах, ураганах, ужасных бурях на океанах, наводнениях, угрожающих морских приливах, землетрясениях и в тысячах других форм и видов. Он собирает свою жатву, и голод и бедствие следуют за ним: он заражает воздух смертельной заразой, и тысячи погибают от этого».
Противоречивость учения о сатане заключается, помимо прочего, в том, что с одной стороны все зло на Земле объявляется исходящим от дьявола (но тогда нельзя обвинять людей в грехах, ибо они бессильны что-либо сделать, чтобы противостоять сатане), а с другой, считается, что человек все же должен нести ответственность за свои прегрешения: он обладает свободой воли, а значит и правом выбора. Иными словами, если он грешит, то только по своей вине. От него и только от него зависит, поддаться искушению сатаны или нет.