Мама стоит у зазубренных камней и машет бледной рукой, ее волосы развеваются, а глаза горят от возбуждения. На маме длинное зеленое пальто и огромные, не по размеру, веллингтоны. Она так смешно выглядит в этом наряде – как ребенок, нацепивший взрослые вещи. Подобрав свое желтое ведерко, Дженни со всех ног бежит к матери, и несколько морских гребешков и ракушек гремят на пластиковом дне цвета лютиков. Сапоги шлепают по влажному песку, в ушах свистит ветер… Мама наклоняется и что-то разглядывает.
– Что там? – спрашивает Дженни, резко останавливаясь перед лужей с кристально чистой водой, похожей на сотни других, в которые они заглядывали вместе. – Что ты нашла?
Может быть, это морской еж или морская собачка? Или рыба-игла? Если мама так взволнована, значит, там действительно что-то интересное. Они приходят на этот пляж, сколько она себя помнит, почти все десять лет ее жизни. Дженни знает каждое существо, которое только можно встретить в этих морских водах: завитки морских улиток, блестящие спутанные нити морских червей и, конечно, завсегдатаи – актинии и береговички. Вдруг Дженни замечает, как в ледяной воде что-то ворочается и извивается.
– Змеехвостка! – воскликнула Дженни, опускаясь на колени. Из воды показались длинные конечности, похожие на щупальца осьминога, и странное создание стало карабкаться на камни. Оно выглядит очень знакомо, но она видела его только на страницах своих книг о животных.
– Хорошее местечко, правда? – спрашивает мама.
– А папа говорил, что на Восточном побережье змеехвосток не найти.
Все еще склонившись над лужей, мама переводит взгляд на море, куда направилось существо, энергично извивая свое тельце. Она улыбается, ее щеки розовеют, как клубничная жвачка, и в уголках глаз появляются морщинки.
– Может, он просто замечтался.
Помолчав, мама опускается на корточки и поднимает с песка пустую раковину каури. Она осторожно сдувает с нее песчинки и со стуком опускает на дно своего ведерка цвета морской волны.
Дженни оглядывается по сторонам и чуть выше по берегу, где песок более плотный, видит папу. Он сидит на коленях, рукава его темно-синего джемпера закатаны так, что видны волосатые руки. Когда он прихлопывает песок вокруг своей сегодняшней постройки, кудряшки за его обветренными ушами развеваются, как у собаки. Дженни быстро преодолевает небольшое расстояние между родителями. Ее ноги и руки, до самых кончиков пальцев, излучают энергию. Слева высятся и уходят вдаль поросшие травой холмы – с них так здорово скатываться летом. Мимо проходит собачник, но, как ни странно, больше на пляже никого нет. Сегодня они здесь одни.
Перед папой раскинут прекрасный резной замок, с башенками, подъемным мостом и глубоким рвом. Замок огромный, просто изумительный. На работе отец строит настоящие дома, здания и всякие штуки, которые она видела на чертежах в его студии, где вечно царит бардак. Но здесь, на пляже, он придумывает все по ходу дела, без всяких чертежей. И только для того, чтобы в конце Дженни поставила оценку.
– Ну, сколько сегодня? – спрашивает папа.
Дженни улыбается при виде его кустистых бровей и немного оттопыренных ушей, – у нее уши такие же.
Она прижимает палец к губам и, немного потоптавшись на месте, выдерживает театральную паузу.
– Девять целых шесть десятых, – отвечает она и складывает руки на груди.
Поднимая взгляд, она уже знает, что отец в восторге, – это понятно по его улыбке, от которой у него приподнимаются щеки. Но он никогда ничего не скажет. Он вообще неразговорчив, не то что папы ее подружек с их дурацкими шутками и неприятными голосами. Мама тоже не такая. Дженни наблюдает, как папа вытирает руки о вельветовые штаны, отчего в мягких рубчиках застревают крупные песчинки. В результате песка на нем становится еще больше, а ладони по-прежнему грязные. Ее разбирает смех, и она думает о том, как сильно его любит.
– Мэриан! – кричит он сквозь ветер, и Дженни оборачивается.
Мама улыбается им. Папа машет ей рукой, и по этому жесту Дженни понимает: пора возвращаться домой. Сегодня будет горячая рибена[2], а если повезет, она получит шоколадное бурбонское печенье. Еще одну печеньку мама потихоньку даст ей чуть позже, пока отец не видит. А потом, когда он начнет готовить ужин, мама на кухне будет промывать ракушки и рассказывать разные истории, и вечерний свет из окна окрасит ее волосы в цвет заката.
С папой по одну сторону и мамой по другую, они прощаются с замком и направляются от пляжа к скалам. Дженни не торопясь перепрыгивает с камня на камень: там, внизу, есть крокодилы, и нужно быть осторожной, иначе можно попасться в их зубастую пасть. Щелк. Она чувствует, как острые выступы врезаются в резиновые подошвы сапог, но держится крепко. Однажды она отправится туда, где, как пишут в книжках, есть стремительные реки, джунгли и высокие, до облаков, горы.
Когда они доходят до набережной, Дженни оборачивается и смотрит на пляж. Последний раз окидывает глазами замок, запечатлевая его в памяти. Наблюдает за волнами, которые снова медленно накатывают на берег. Скоро он совсем исчезнет под водой. Дженни уже собирается отвернуться, как вдруг что-то на песке привлекает ее внимание. Она моргает, прищуривается, но на самом деле там ничего нет. По спине пробегает холодок, и у нее появляется странное чувство, будто это уже было с ней раньше.
Мама говорит, что в такие моменты Дженни отключается.
– Все хорошо?
Она оглядывается на папу, который вопросительно приподнимает бровь, а потом обнимает ее за плечи. Мама уже ушла вперед. Она поднимается по заросшему травой склону, и ее голубое ведерко покачивается на ветру. В небе появляется воздушный змей и приветливо машет им своим зеленым матерчатым хвостом. Дженни бежит вперед, чтобы разглядеть его получше, но внезапно все вокруг будто расплывается, и змей растворяется в воздухе.
Три
Надо мной колышется зеленая ткань. Я где-то в шумном, людном месте. Что, черт возьми, происходит? Под сводчатым потолком от стены до стены натянуто зеленое полотно. Играет громкая музыка, доносятся обрывки пьяной болтовни. Сердце бешено колотится, и я чувствую тупую пульсирующую боль с одной стороны головы.
Вокруг толпа людей, в основном мужчины, все уже навеселе, и у каждого в руке кружка. Вдоль задней стены тянется барная стойка, над которой висит зеркало. Я знаю это место: ирландский паб на улице Каугейт, куда я частенько заходил, когда был моложе.
Но куда девался пляж? Где Дженн? И какого черта она была маленькой девочкой? Такой я видел ее только однажды, на фото в старом альбоме, еще до того, как ушел ее отец. На вид ей там десять или одиннадцать лет. Родители называли ее Дженни.
Может, я сплю?
А когда проснусь, обниму Дженн и скажу: «Мне приснился странный сон, и я не мог проснуться. Там была ты, но как будто и не ты». А она только улыбнется и закатит глаза, как всегда, когда я говорю какую-нибудь глупость.
Я вглядываюсь в толпу людей, и меня охватывает такое чувство, будто все это со мной уже было. Но мои мысли нечеткие, как проносящийся мимо скоростной поезд. Я никак не могу сосредоточиться.
Взрыв смеха. Ко мне направляются какие-то парни с напитками в руках.
Сердце екает.
Я знаю всех этих парней еще со школы. Точно. Это Дуг, Рори и Гас. Полные неудачники. Я же их сто лет не видел. Хотя раньше мы часто с ними выпивали, когда я вернулся из Шамони[3].
Это было еще до того, как мы с Дженн познакомились.
Парни останавливаются рядом со мной, и у меня начинается легкая паника. Ну не сошел же я с ума. Может, головой ударился? Или мы и правда решили встретиться? Отпраздновать какую-то годовщину или типа того? Лихорадочно пытаюсь вспомнить, что случилось перед тем, как я сюда попал.
Видимо, я вчера перебрал и у меня случился эпический провал памяти.
Вот только я не чувствую никакого похмелья.
Я трезв как стеклышко.
Гас откидывает назад свои выгоревшие на солнце волосы и отхлебывает из кружки, не обращая на меня никакого внимания. Я собираюсь что-то сказать, но вдруг вижу, как кто-то выходит из тени справа. Знакомая женская фигура. Бледная стройная девушка с черными, коротко стриженными волосами. Я выдыхаю с облегчением, хотя мой мозг пытается о чем-то меня предупредить. Быстро поворачиваюсь к ней, жду, когда она меня заметит и в ее больших зеленых глазах вспыхнет огонек.
Но она проходит мимо.
– Дженн… – начал было я, но тут же осекся, увидев фигуру парня. Отойдя от барной стойки, он стал пересекать зал и оказался посередине как раз в тот момент, когда она проходила мимо.
Время как будто остановилось, когда они столкнулись в полутьме. Его пиво пролилось на нее и на пол. Она с проклятиями отступила назад. У меня свело живот, и мурашки побежали по коже, когда смутное узнавание пронзило мозг. Очень высокий неряшливый парень с растрепанными волосами и трехдневной щетиной. У него такой вид, будто он никогда не моется, но блеск дорогих часов на запястье наводит на размышления. Парень рассыпается в извинениях, и сквозь нарастающую тревогу я начинаю понимать, что́ я вижу.
Этот парень – я.
У Дженн, как и раньше, короткие волосы. На ней ее любимое синее пальто, – пятно от пива так и не отстирается. Я уже переживал это в прошлом. Наша первая встреча. День, который изменил все.
Я хватаюсь за высокий столик, но не могу выровнять дыхание.
Что со мной происходит?
Дженн поворачивается, собираясь уйти, и я непроизвольно бросаюсь за ней.
– Привет…
Но мой голос обрывается. Его не слышно, как будто выключена громкость. Звук не держится в пространстве, не прорезает воздух. Пробую снова. Кричу. Но она не слышит. Как будто я есть и в то же время меня нет.
Она ненадолго останавливается у стойки, чтобы взять салфетки, и рассеянно трет пальто, залитое пивом. Мне в голову приходит одна мысль, и я поворачиваюсь к зеркалу на стене.