Как только она открывает дверь, до меня вдруг доходит: я ведь так и не узнал, какую новость она хотела мне сообщить.
Она выходит в ночной холод, чувствуя себя полностью раздавленной. Что там за ерунда с этой Лив? Все так странно и непонятно.
Дженн как будто стала третьей лишней.
Она знает, что они не будут говорить о ресторане ни сегодня, ни когда-либо еще. Утром он проснется со страшным похмельем, она отправится на работу, – и момент будет упущен. А в течение рабочей недели они видятся редко.
Дерьмо.
Она бредет по безмолвной улице. Снова появляется это знакомое ощущение, будто в животе все выворачивается наизнанку.
Разве она давила на него с рестораном?
Если она будет на него давить, он уйдет.
Как и любой другой.
Она сворачивает за угол, направляясь к их пустой квартире, и останавливается перед витриной магазина с садовым инвентарем. Разглядывая свое унылое отражение, она прокручивает в голове другой сценарий: они вместе уходят из паба, смеются, держатся за руки, и она рассказывает ему свою отличную новость – без шума и лишних разговоров она пересдала экзамен на промежуточный сертификат, и на этот раз успешно.
Шестнадцать
Пульсация в голове понемногу стихает. Видимость улучшается. Я снова в саду возле многоквартирного дома. Жарко. Наверное, сейчас лето или поздняя весна. Мэриан в дальней части парка. На ней зеленое платье, широкополая шляпа и садовые перчатки. Она стоит на коленях, под которые подложена подушка. Орудуя каким-то инструментом, похожим на вилку, она выкапывает что-то из земли. Прямо передо мной на траве лежат Дженн и Кэти, обе в шортах и футболках. Их ноги направлены в разные стороны, а головы почти соприкасаются. По лицам пробегают тени облаков. Прямо идиллическая картинка.
Я до сих пор чувствую себя паршиво, представляя, как другая версия Дженн идет одна по темной улице и как ей было грустно.
Почему я просто не пошел домой вместе с ней?
И почему, черт подери, она так и не рассказала мне ту самую новость?
«Потому что ты почти не видел ее следующие несколько недель», – говорит мой внутренний голос.
Действительно, я тогда начал заниматься своим рестораном. Мы пытались арендовать помещение, и Лив предлагала разные варианты, как это лучше сделать…
Я и вправду тогда немного отвлекся.
– Даже не верится, – слышу я голос Кэти. Смотрю на нее с замирающим сердцем и вижу, что ее глаза зажмурены от солнца. – Больше никакой учебы, никогда.
– Для тебя, может, и так. – Дженн улыбается, ее глаза тоже прикрыты. – А я в сентябре снова пойду учиться.
– Ну и кто же в этом виноват?
– Я, – вздыхает Дженн. – Но это хорошо. Мне уже не терпится поскорее начать.
Видимо, они только окончили школу. Значит, в это самое время мое второе «я» вместе с Марти колесит по свету. Может, тогда мы были во Флориде?
– Но ведь ты остаешься тут, в Эдинбурге, – говорит Кэти. – Почему бы тебе не отправиться куда-нибудь на годик? – Она вдруг распахивает глаза. – А поехали со мной в Париж!
– Кэти, – говорит Дженн и тоже открывает глаза. – На этот год я уже зачислена. Я не могу просто взять и поехать во Францию.
Кэти поворачивает к ней голову, чтобы видеть ее лицо:
– Да ладно тебе, все ты можешь. Просто отложи учебу на год. О, уж мы бы с тобой повеселились. Только представь, – говорит она, протягивая руки к небу и снова закрывая глаза, – ты, я и Эйфелева башня. Кругом французы. Мои родители подписали договор на аренду квартиры, и через десять дней я буду уже там. Почему бы нам не отправиться вместе?
Дженн смеется, представляя эту картину, но в ее смехе, помимо веселья, проглядывает что-то еще.
– Отличная идея, – соглашается она. – Но я завтра начинаю работать в кинотеатре, а через неделю – в супермаркете, если ты помнишь.
– Да к черту работу!
Дженн вздыхает.
– Я бы с радостью, – помолчав, говорит она с тоской в голосе, – но мама не справится одна. Я не могу ее бросить.
Дженн, ради бога.
Почему она не поехала? Ведь это была замечательная возможность. По-моему, я в восемнадцать лет вообще ни о ком не думал, а особенно о маме. Мир был для меня устрицей, которую я намеревался открыть.
– Знаешь, – говорит Кэти, снова опустив руки и сложив их на животе, – это ведь и твоя жизнь тоже.
Облака вдруг внезапно закрыли солнце, и все вокруг резко погрузилось в тень. И если Кэти не видит Дженн, то я вижу ее прекрасно – и лицо у нее мрачное.
– Ладно. Пойду в туалет. – Кэти рывком поднимается и исчезает в подъезде. Дженн по-прежнему лежит с закрытыми глазами, но ее веки слегка подрагивают, как будто она продолжает размышлять.
Останавливается ли она когда-нибудь?
Наконец она поднимается и неловко одергивает шорты. Сейчас ей около восемнадцати, но она выглядит совсем юной. Дженн идет по траве, и шелковистая зелень щекочет ее ступни. Мама отрывается от грядки и улыбается ей со своей подушки. Рядом стоит ведерко с только что выкопанной картошкой.
– Кэти ушла? – спрашивает Мэриан, прикрывая глаза рукой. – Мы ведь хотели пригласить ее на ужин.
Мэриан теперь выглядит гораздо лучше, на носу россыпь веснушек, руки покрыты легким загаром.
Может, время и правда лечит.
– Нет, пока не ушла, – отвечает Дженн. – Я спрошу у нее.
Мэриан улыбается:
– Ладно.
– Я хотела сказать, – продолжает Дженн, – в конце семестра я разговаривала с миссис Баркли, учительницей по рисованию, помнишь?
– Да, кажется, я видела ее на родительском собрании.
– Ну вот, она сказала, что в следующем семестре в школе появится вакансия на полную ставку. Кажется, мистер Аллен уходит.
– И что? – Улыбка сползает с лица Мэриан. Она как будто озадачена.
– И то, что тебе обязательно надо подать заявку! – радостно говорит Дженн. – Ты отлично справишься.
– Но я не хочу работать учителем на полную ставку, – твердо заявляет Мэриан. – Мне нужно время на собственное творчество.
Что?!
Это несправедливо. Почему Дженн должна все лето трудиться на двух работах, а ее мама – на одной, да и то изредка? Почему Дженн из-за нее должна пожертвовать поездкой своей жизни? Раньше мне казалось, что Мэриан просто не может найти другую работу. Но я и не подозревал, что это ее личный выбор. Она хотя бы продает свои картины?
– Может, ты все-таки сходишь туда и посмотришь? – продолжает Дженн, улыбаясь.
Мэриан отворачивается к своей грядке и опять начинает ковырять землю вилкой. Но я замечаю, что ее губы сжались в тонкую линию, и меня вдруг охватывает какой-то безотчетный страх за Дженн. Что-то произошло между ними в этот чудесный солнечный день.
– Я подумаю.
Пять недель спустя
Блузки, рубашки, платья. Она быстро перебирает свой гардероб в поисках какой-то красной вещи. Здесь ее нет. Проклятье.
Ладно, наверное, она лежит в куче одежды, которую надо погладить. Она быстро проходит на кухню. Мама сидит за столом и смотрит на лист бумаги перед собой. Увидев Дженни, она поднимает взгляд и встает ей навстречу. Ее глаза сияют, а на щеках играет румянец.
– Ты не видела мою жилетку? – спрашивает Дженни, склоняясь над корзиной для глажки, заполненной ее топами и мамиными платьями, – лето выдалось необычайно жарким. Нужно срочно найти жилетку, иначе она опоздает на автобус.
– Милая, я как раз хотела с тобой поговорить. Это займет всего пару секунд.
– У меня сейчас нет времени, – отвечает Дженни, стараясь скрыть свое раздражение. Она одну за другой отбрасывает блузки, пока не добирается до пижамы на самом дне. Жилетки нет. Дженни встает и осматривается вокруг. Неужели она до сих пор в корзине с грязным бельем? Мама ведь обещала все выстирать.
– Дженни, дорогая, нам правда нужно поговорить. Это важно.
Открыв дверь в маленький чуланчик, Дженни начинает копаться в корзине на полу. Вот она! Выудив жилетку, она сразу замечает, что та мятая, с пятном от колы, оставшимся после того, как посетитель случайно облил ее в кинотеатре. Жилетка выглядит ужасно, но Дженни не может работать без нее.
Ничего не говори маме, иначе она расстроится.
Дженни накидывает жилетку поверх голубой рубашки и наконец оборачивается на мать:
– Извини, мы можем поговорить после моей смены? – Она вытаскивает волосы из-под жилетки. – Просто… Я правда опаздываю. Первый фильм начинается в пять.
Мама наверняка хочет сообщить об очередной художественной выставке, в которой примет участие. Она все чаще выставляет свои работы в небольших городских галереях и очень этому рада, но ни одной картины так и не продала. Уже больше года Дженни пытается погасить долги по счетам за коммунальные услуги.
– Я еду в Корнуолл, – вдруг выпаливает мама.
Пальцы Дженни застывают на пуговицах.
– В Корнуолл? Зачем?
Мама сжимает в руках клочок бумаги. Ее зеленые глаза сияют, а рыжие волосы переливаются в лучах жаркого послеполуденного солнца.
– Рисовать, милая.
– Ты имеешь в виду, на выходные? – медленно произносит Дженни. – Не уверена, что мы сейчас можем себе это позволить.
– Ну, – мама переводит дыхание, – я планирую остаться там подольше.
– Постой, – говорит Дженни, окончательно сбитая с толку. – Что ты хочешь этим сказать? И почему именно в Корнуолл?
Мама судорожно сглатывает, явно собираясь с духом.
– Понимаешь, там замечательные художественные сообщества…
Дженни отшатывается.
– Ты собралась уехать туда насовсем? – Сердце бешено заколотилось у нее в груди. – Но… но где ты будешь жить? И на что?
– Я уже все обдумала. – Лицо Мэриан снова светлеет. – Моя подруга Мэгги, из художественного колледжа, сказала, что у них в саду есть фургончик, я могу остановиться там на первое время. Пока не освоюсь. Насколько я понимаю, лесные и морские пейзажи пользуются там огромным спросом, даже у приезжих.