Вот черт! До меня наконец дошло: в тот вечер, когда Дженн зашла в Burn’s Bar, она хотела рассказать мне о результатах экзамена.
Неужели я настолько отдалился от нее?
У Хилари звонит телефон – какая-то какофония от Эда Ширана[28]. Они останавливаются у выхода.
– О, привет, – с улыбкой говорит Хилари в трубку. – Через час? Вот блин, ну ладно. Да, так и сделаем, спасибо.
Хилари нажимает на отбой, ее глаза широко раскрыты.
– Прости, Дженн. Это Крис, он сказал, родители приедут даже раньше, чем мы думали. – Она качает головой, но видно, что вся эта семейная суета явно доставляет ей удовольствие. – Он заберет меня на обратном пути из спортзала.
– Без проблем, – отвечает Дженн, чуть погрустнев.
Наверное, ей нелегко видеть, что Хилари и Марти так близки друг к другу, в то время как у нас были проблемы.
Да, теперь я признаю – у нас были проблемы.
– Так странно, что ты уже зовешь их родными, – говорит Дженн после паузы. – Как-то все слишком стремительно.
Хилари, стоящая напротив, слегка хмурится.
– Ну, «когда ты знаешь, ты просто знаешь»[29], так ведь?
– Да, конечно, – отвечает Дженн. – Просто… Принимать на себя такую роль, когда ты еще недостаточно их знаешь… Довольно смело, тебе не кажется?
Я не совсем понимаю, что Дженн имеет в виду, но говорить подобные вещи невесте как минимум странно.
– Не думаю, что время имеет тут какое-то значение, – немного резко произносит Хилари, подтягивая повыше свою сумочку. – Сколько вы уже с Робби? Больше четырех лет. А ты до сих пор не знаешь…
Она замолкает.
Дженн склоняет голову набок.
Держи себя в руках.
– До сих пор не знаю о чем? – спрашивает Дженн в конце концов. Улыбка исчезла с ее лица.
– А, к черту, – бормочет Хилари. – Да ни о чем, Дженн, прости. Я больше ничего не буду говорить…
О мой бог.
– Нет, теперь уж ты должна сказать, – твердо сказала Дженн.
Нет, Хилари, не говори ей.
Перед моими глазами всплывает картинка: белоснежный песок, танцующие люди. Мы с Марти в неоновых жилетах улыбаемся друг другу на тайском пляже.
Хилари на мгновение поднимает глаза к небу, а потом опять опускает взгляд на Дженн:
– Ладно, только не говори Робби и Крису, что это я рассказала. Обещаешь?
– Обещаю, – кивает Дженн.
Хилари начинает рассказывать. И вот оживают воспоминания, которые я годами отталкивал от себя. Пивная воронка во рту у Марти, я заливаю туда что-то очень крепкое и подзадориваю его в компании сомнительных незнакомцев, которых мы только что встретили.
Хилари рассказывает и о том, чем это закончилось: полиция нашла Марти ночью, одного, без сознания. Его отвезли в больницу, где промыли желудок, а потом подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Когда на следующий день прилетели его родители, им сразу сообщили: если бы Марти не нашли полицейские, он был бы уже мертв.
– А где был Робби? – медленно спрашивает Дженн с непроницаемым лицом.
Хилари просто качает головой, и у меня в животе все переворачивается.
Нетрудно догадаться.
Я был с какой-то девицей, и даже не знал, как ее зовут. В каком-то отеле, явно не нашем. И понятия не имел, что случилось с Марти.
На слух эта история кажется еще более чудовищной.
Но ведь мы были всего лишь детьми, правда же?
Правда?
– Так вот почему он уехал в Шамони, – произносит наконец Дженн.
Хилари кивает:
– Да. А Криса через пару дней родители увезли в Англию.
– И как Марти… Как он все это пережил?
Хилари пожимает плечами, и я с тошнотворным чувством понимаю, что и сам не знаю ответа. Марти уехал домой до конца лета, а осенью у него началась учеба в Бристольском университете. Я отработал в Шамони туристический сезон и решил остаться. В тот период мы почти не общались, и я объяснял это тем, что мы находились в разных странах.
Или, может, убедил себя в этом.
– Естественно, ему было нелегко, – в конце концов говорит Хилари. – На самом деле я не знаю всех подробностей – Крис не рассказывал, но тем летом он почти ни с кем не общался. А потом с головой погрузился в учебу. Видимо, это помогало ему справиться.
Дженн закусила губу. Хотел бы я знать, о чем она думает.
Воздух снова прорезает голос Эда Ширана, и Хилари поспешно хватается за телефон.
– Да-да, – говорит она, пытаясь улыбаться. Оборачивается к дороге, где как раз паркуется Марти на своем Audi. – Вижу тебя. Минутку.
Снова поворачивается к Дженн. Широко распахнутые глаза Хилари выражают сожаление.
– Прости, что убегаю после всего этого… Мы бы тебя подбросили, но, понимаешь…
– Не беспокойся, я с удовольствием прогуляюсь, – отвечает Дженн, махнув рукой. Но она выглядит такой растерянной, и в этом, черт подери, нет ничего удивительного. Ведь она минуту назад узнала, что парень, с которым она живет, которому отдала всю себя, однажды оставил умирать своего лучшего друга…
– Ладно, я позвоню тебе потом, хорошо? – говорит Хилари и крепко ее обнимает.
– Давай, – отвечает Дженн уже со своей обычной улыбкой.
Хилари выбегает за ворота, рыжеватые волосы развеваются за спиной. Я стою позади Дженн.
И окончательно сбит с толку. Что я должен был здесь увидеть? Как моя тайна связана с ее тайной?
Я должна тебе кое-что сказать.
Слова Дженн снова сиреной звучат в моей голове.
Восемнадцать
Она слышит звук их шагов по тротуару. Утреннее солнце выглядывает из-за сонных зданий Старого города. Слева на своем насесте дремлет замок, на Каугейт тихо, булыжная мостовая отдыхает после очередной ночи с беготней из бара в бар. Рядом уверенно шагает Дункан. Дыхание у него не сбилось даже после пятикилометровой пробежки. Когда они добираются до наклонной улицы, которая ведет обратно к мостам, Дженни ощущает прилив энергии и взбегает на холм так быстро, как только может.
Дункан появляется на вершине мгновение спустя, и они ненадолго останавливаются у бара Greyfriars Bobby, чтобы перевести дух. Небо окрашивается свежей синевой, их ноги розовеют от октябрьской прохлады.
– Ты просто чемпион, – выдыхает Дункан и упирается руками в колени.
Дженни улыбается. Обычно она бегает одна, до начала занятий, когда Дункан еще спит, положив руку на быстро исчезающий отпечаток ее головы на подушке. Но сегодня он почему-то захотел отправиться с ней. Она ничего не имела против, – темп у них был одинаковый.
Он выпрямляется и поднимает руки за голову.
– Я хотел спросить, может, поужинаем где-нибудь сегодня вечером? Пицца или что-то в этом роде.
– Сегодня, боюсь, не получится, – отвечает она. – Вечером я встречаюсь с Кэти в одном клубе. Она на пару дней вернулась в Эдинбург, если ты помнишь.
Дженни делает упражнения на растяжку ног и вдруг ловит себя на мысли: как удивительно, что Дункан предлагает ей это. Обычно они ужинают дома, насколько позволяет их студенческий бюджет. К тому же по вечерам Дженни обычно работает в кинотеатре.
Дункан выглядит напряженным.
– Все нормально? – спрашивает она.
– Я хотел отдать тебе это, когда ты вернешься домой, – говорит он, запуская руку в карман. Его голубые глаза вдруг посерьезнели.
– И что же это такое?
Он протягивает ей маленький белый конверт, потерявший форму после пребывания в его кармане.
– Что это? – улыбается она.
Покрутив конверт в руках, Дженни открывает его и достает открытку. На ней надпись витиеватыми буквами: «С первой годовщиной!», а внизу – ярко-розовое сердечко. Дженни едва не передернуло от этой слащавости, но, посмотрев в открытое, искреннее лицо Дункана, она устыдилась своего порыва и улыбнулась. Она и забыла, годовщина у них сегодня.
На самом деле она не смогла бы назвать точную дату, когда они стали парой. Как-то у нее это не отложилось. Она помнит только, что они начали сближаться примерно через пару месяцев совместной жизни, которая текла в простом, размеренном ритме. Они вместе корпели над книгами, вместе ходили на занятия и возвращались домой. А потом однажды вечером все случилось будто само собой: лишний бокал пунша на гавайской вечеринке студенческого клуба, и она постучалась к нему в комнату, когда добралась до дома. Она знала о его чувствах. А он просто ждал, когда они появятся и у нее.
– Там внутри тоже кое-что есть, – говорит Дункан, улыбаясь, и она разворачивает открытку.
«Милая Дженн, спасибо тебе за этот чудесный год. С любовью, Дункан».
Она поднимает глаза.
– Я люблю тебя, Дженн, – скороговоркой выговаривает Дункан, и она чувствует, как екает ее сердце.
Он заглядывает ей в глаза, и в этот момент на них внезапно налетает порыв ветра.
Дункан впервые произнес эту фразу и теперь как будто ждет ее реакции. Ей приятно слышать эти слова и нравится ощущение упорядоченности и спокойствия, которое она испытывает рядом с ним. Но разве это должен чувствовать влюбленный? Да, это мило и приятно. Дункан отличный парень, на самом деле даже идеальный, но ей казалось, она могла бы чувствовать что-то другое. Более сильное, яркое. Наверное, она чересчур романтична. Дурочка. Сама же видела, еще в детстве, чем заканчиваются романтичные истории.
Она берет его за руку и говорит:
– Я тоже тебя люблю.
Вечером того же дня
Внутри все вибрирует. Электронный ритм. Жарко, темно. Вспышки стробоскопа[30], клубы сигаретного дыма, крики людей. Звук становится все громче. Вступают басы. Безумная музыка. Безумные люди. Проклятье. Я зажат телами со всех сторон. Передо мной сцена с диджеем. Большой клуб на Виктория-стрит. Я бывал там раньше.
Но где она? Нужно найти ее. Как же отыскать ее здесь? Хорошо, хоть Дункана не б