Наутро, надев пальто, он спросил: «Когда мы увидимся снова?»
Он был таким импульсивным и восторженным. Она засмеялась и ответила, что на следующей неделе работает в ночную смену, но в воскресенье днем они могли бы встретиться.
Ее сердце бешено колотится, когда она приближается к павильону со стеклянным фасадом. В глубине за столиками суетятся взрослые и дети. Она не видит его, но, может, он где-то в глубине? Смотрит на часы – как раз вовремя. Войдя внутрь, внимательно оглядывается по сторонам, ожидая увидеть эту копну темных волос, эту дерзкую улыбку. Но его еще нет.
Опаздывает? Она проверяет сообщения в телефоне – ничего. Странно. Вчера он строчил ей почти весь день, – они без конца перебрасывались сообщениями, как будто он не мог остановиться. Но потом, ближе к вечеру, все стихло: отправился на встречу с друзьями. Непонятно, откуда у него были силы гулять вторую ночь подряд, ведь прошлой ночью они почти не спали. Но ей даже понравился этот его настрой – такая беззаботность, будто он живет одним днем. Сама мысль о нем заставляла ее трепетать.
Дженн заказывает черный кофе и идет к столику у окна. Делает глоток, проверяет телефон. Ничего. Снаружи, за стеклом, люди ездят на велосипедах, выгуливают собак или просто неспешно прохаживаются. Она пытается нащупать в сумке книгу, но ее там нет, – она не думала, что сегодня у нее будет время для чтения.
Где же он?
Она пьет кофе как можно медленнее. Разумеется, он придет.
А вдруг он ее дурачит?
Она ставит чашку на столик. Может, он поступает так со всеми девушками. Может, она просто выдумала все эти невероятные ощущения. Почему она вообще так разволновалась из-за парня, с которым только что познакомилась?
Она наблюдает, как входят и выходят посетители.
Тридцать минут.
Он не придет.
Она быстро допивает остатки холодного кофе, надевает пальто и выходит на улицу. Сегодня перед ночной сменой ей еще нужно разобраться со всякими бумажками.
Дерьмово. Он ведь мне так понравился.
Она снова идет в сторону парка и вдруг замечает зеленое пятно. У нее перехватывает дыхание, когда впереди появляется знакомая фигура – растрепанные волосы, зеленый пуховик.
Через пару секунд он останавливается перед ней.
– Прости, пожалуйста, – говорит он, тяжело дыша.
Он выглядит слегка помятым, как будто снова провел бессонную ночь. Дженн чувствует и раздражение, и радость одновременно.
– Ты мог бы написать, – сдержанно произносит она.
– Послушай, я вчера в клубе потерял телефон и бумажник. Да и вообще я… – Он замолкает, чтобы перевести дыхание. – Ну, понимаешь… Я не очень хорош в таких вещах.
– В каких?
– Ну, всякие там свидания. На самом деле у меня никогда не было нормальных отношений.
Она молчит. Может, ей не показалось, может, между ними все же что-то есть?
– Никто тебя и не заставляет, – говорит она.
– Да, я понимаю, – кивает он. – Но ты правда мне нравишься. Прости, что опоздал сегодня. Обещаю, этого больше не повторится, если ты дашь мне еще один шанс. Может, увидимся на неделе?
– Я не могу, – говорит она, и он сразу мрачнеет. – У меня почти всю неделю ночные смены, – объясняет Дженн.
Его глаза снова загораются, и ее сердце начинает петь.
– Тогда в следующие выходные? Мы могли бы провести вместе весь день. – И он щелкает пальцами, будто придумал что-то гениальное. – Хочешь, сходим в музей «Камера-обскура» на Королевской Миле[52], там показывают всякие иллюзии. Ты была там когда-нибудь?
– Нет, – отвечает она, еле сдерживая смех.
– Тогда договорились?
На самом деле ей хотелось пойти.
– Я подумаю.
Он расплывается в улыбке:
– Это будет прекрасный день, обещаю.
– Ладно, мне уже пора, – говорит она после небольшой паузы и поправляет сумку на плече.
– Можно тебя проводить? – спрашивает он с надеждой.
Она была бы рада, если бы он проводил ее, но пока не хочет, чтобы он об этом знал.
Впрочем, это ведь просто прогулка. И это вовсе не означает, что они непременно встретятся в следующие выходные.
– Хорошо, – говорит она наконец.
Дженн направляется к парку и чувствует, что он ускорил шаг позади нее. А потом ее ладонь оказывается в его руке. Вот так запросто, как будто это самая естественная вещь на свете. И ей на самом деле кажется, что это естественно.
Так же естественно, как дыхание.
Что происходит? Почему я опять в ее прошлом? Где машина?
Я ведь все понял. Ее тайной был Дункан.
Наблюдаю, как Робби из прошлого гуляет с Дженн по парку, держа ее за руку, как будто на свете для него нет ничего важнее. И мне хочется крикнуть ему: держись за нее, парень, и никогда не отпускай.
В голове снова начинает пульсировать, еще сильнее, чем раньше. Я начинаю куда-то перемещаться. Деревья вокруг расплываются. Становится темно.
Господи, пожалуйста, пусть это будет машина. Пожалуйста, дай нам спастись.
Очертания Дженн и Робби постепенно расплываются, а потом исчезают совсем.
Двадцать восемь
Темнота.
Какое-то движение.
Чувствую, что перемещаюсь сквозь время и пространство.
Голова чугунная. Просто раскалывается от боли. Где я? Моргаю, оглядываюсь по сторонам. Приборная панель, лобовое стекло, радио. Я в машине. Она движется.
Я могу шевелить руками и ногами.
Черт, да! Получилось! Сейчас мы свернем в сторону от грузовика. Мы живы. Она жива. Все будет хорошо. Я слышу успокаивающее ворчанье двигателя, мимо проносятся другие автомобили. Сердце все еще стучит как сумасшедшее. Господи боже мой.
Давай, Робби, надо выворачивать. Сосредоточься. Ты не можешь допустить катастрофу. Я пытаюсь нащупать руль, педали. Но их нет. Что за…
Пытаюсь сфокусировать зрение. Все крутится, как в калейдоскопе. Я на пассажирском кресле. Но ведь на пассажирском была Дженн? Но она за рулем. Бред какой-то. Но, по крайней мере, сейчас ночь.
Сельская местность. Погодите-ка. Это не Эдинбург.
Мимо проплывает знак с надписью «Карбис-Бэй».
Корнуолл.
Да чтоб тебя!
Я со всей силы бью по боковому стеклу. Услышав шум, Дженн быстро оглядывается. Потом, нахмурившись, переводит взгляд на дорогу.
Сжимаю голову руками. Этого не может быть. Я ведь раскрыл ее тайну.
Или нет?
Глухая ярость зарождается глубоко внутри меня и прорывается наружу. Это вечер, когда она внезапно уехала из Эдинбурга и отправилась в свое путешествие. До того, как встретилась с Дунканом в Австралии. До того, как он предложил ей переехать туда и остаться с ним.
Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. В животе все сжимается. Я как будто вернулся на исходную позицию. Как в игре «Змеи и лестницы»[53], в которую мы с Фай и Кирсти играли в детстве. Ты уже уверен, что выиграешь, а потом бац! И тебя отбрасывает в самое начало.
Как бы там ни было, в тот вечер Дженн пришла в ресторан не из-за Дункана. И не из-за Лив. А из-за того долбаного письма. Письма, которое она сожгла.
И вместе с ним сгорела ее тайна.
Я в отчаянии. Сильно зажмуриваюсь. Никто и ничто не поможет мне все это понять и исправить.
Я совсем один.
Замелькали огни, и я открываю глаза. Снаружи дома. Мы в каком-то городке. Дженн сворачивает на боковую дорогу. Местность холмистая. Мы едем дальше, поворачивая то направо, то налево, наконец тормозим и останавливаемся. Сквозь лобовое стекло Дженн разглядывает небольшой коттедж в отдалении.
Я смотрю в другую сторону, прижимая лоб к прохладному стеклу. Что, черт подери, я должен сделать?
Что, черт подери, ты должен сделать, Робби?
Вот он. Коттедж, который снимает ее мама. Сразу видно, он в ее стиле: традиционная каменная кладка, хаотично расположенные окна. На первом этаже немного выступает галерея, обшитая деревянными панелями, рядом стоят потрепанные непогодой садовый столик и стулья.
Больше никаких фургончиков.
Дженн выходит из машины и полной грудью вдыхает свежий ночной воздух. Очутиться на практически безлюдных корнуолльских дорогах после аэропорта Ньюки – настоящее облегчение. Хитроу после долгого изматывающего перелета показался ей суровым и бездушным.
Шагая по мощеной садовой дорожке, она замечает развешанные у двери корзинки, ящики с цветами на окнах. На мгновение Дженн как будто вернулась в их старый дом в Эдинбурге. Она останавливается, погружаясь в эти ощущения.
Впереди какой-то шорох. На другом конце дорожки появляется мама в цветастом платье и огромном, не по размеру, кардигане. Сначала она как будто в замешательстве, но потом широко улыбается.
– Дженни, – произносит мама, заключая дочь в объятия.
Даже сквозь колючую шерсть Дженн чувствует худобу маминых рук. И этот запах из детства: смесь сладких духов, краски и лака для волос. Она глубоко вдыхает, прежде чем немного отстраниться.
– Ты здесь, – говорит мама, не разжимая объятий.
– Да, – отвечает Дженн. Она чувствует: в маме что-то изменилось, что-то неуловимое.
– Ну, входи же.
Внутри открытая кирпичная кладка и низкий потолок с балками. В центре комнаты старый стол, застеленный газетами, весь в пятнах краски, у стены старинная газовая печь зеленого цвета, чуть поодаль стоит буфет, заполненный тарелками и чашками разных форм и размеров.
– Чаю? – спрашивает мама, заправляя седеющие рыжие волосы за ухо.
– Да, спасибо, – отвечает Дженн, осматриваясь по сторонам. – Кстати, чудесное место.
– Я рада, что тебе нравится, – говорит мать, суетясь с чайником. – Да ты садись.
Дженн садится за кухонный стол, и что-то в нем кажется ей смутно знакомым. Она внимательно разглядывает завитушки на деревянной поверхности.