Марти коротко кивает и улыбается.
– И если тебе посчастливится иметь такие отношения, ты должен сделать все, чтобы сохранить их, – продолжает Робби.
Он бросает взгляд на Дженн, и я уверен – в этот момент ее сердце забилось чаще.
– А теперь я попрошу всех встать и выпить за жениха и невесту, – говорит он, отводя от нее взгляд, и наполняет бокал.
Раздается грохот отодвигаемых стульев, гости встают.
– За Марти и Хилари, – громко произносит он. – И за их волшебную любовь!
– За Марти и Хилари, – хором повторяют все и осушают бокалы с шампанским.
Марти наклоняется к Хилари, чтобы поцеловать ее, и впервые в жизни я почти горжусь собой.
Хорошо сказано.
Правильно сказано.
Смотрю на Дженн. Она улыбается Робби, и на ее лице тоже написана гордость.
Однако теперь я вижу ситуацию с разных сторон. Робби в своем репертуаре: он решил, будто одной хорошей речи достаточно, чтобы все исправить и, как по волшебству, стать подходящим парнем для Дженн. Он по-прежнему понятия не имеет, что значит любить. И что значит исправлять ошибки или делать другого человека счастливым. Для него это просто слова, пустой звук.
А где-то там есть Дункан – идеальный мужчина, который только и ждет, когда Дженн вернется к нему, чтобы построить жизнь мечты.
Так что, как мне кажется, Робби делает слишком мало. И слишком поздно.
Обстановка в зале опять изменилась. Столики убрали, чтобы расчистить место для танцев. Я стою в сторонке, гости потягивают коктейли и болтают друг с другом. Атмосфера оживленная. Свет приглушили, и музыканты начали играть.
– А сейчас – первый танец, – прогремело из динамиков, и на танцполе с мерцающими звездами появились Марти и Хилари. Они сияют от счастья, но тогда я этого не заметил.
Хилари вернулась к нему.
Несколько минут они кружатся в танце, не сводя друг с друга влюбленных глаз. Потом Марти обводит взглядом гостей, с улыбкой приглашая всех на танцпол.
Сначала выходят родители Марти, потом мама Хилари, к которой неохотно присоединяется отец, – они по-прежнему стараются не смотреть друг на друга. Потом друзья жениха и подружки невесты. Робби и Дженн робко переглядываются, и, поколебавшись, Робби берет ее за руку.
Мне не нужно следовать за ними, чтобы услышать, о чем они говорят. Я помню каждое слово.
Они начинают танцевать, и я думаю: как странно, что сейчас на нее смотрят два Робби. Одного из них заботит только собственное счастье, а другого – счастье Дженн.
– Как тебе все это? – спрашивает он, явно нервничая.
Она улыбается:
– По-моему, все просто идеально.
– И у Хилс не было проблем с макияжем или типа того? Она не пыталась напиться в ванной?
Легкая усмешка. Небольшая пауза.
– Нет. Все было тихо и спокойно.
Наблюдая за ними, я думаю: может, небольшая ложь при определенных обстоятельствах вполне допустима.
Начинается следующая песня. Я сразу узнаю ее. По спине пробегают мурашки. Робби и Дженн обмениваются взглядами. Это «Fisherman’s blues» – первая песня, под которую мы танцевали в тот вечер, когда познакомились, пять лет назад.
И вот мы уже кружим по залу, прижавшись друг к другу, счастливо улыбаясь, будто, кроме нас, здесь никого нет.
Я улыбаюсь, глядя на них. Как приятно снова видеть их вместе, пусть и на пару минут. Они счастливы, как были когда-то.
Но в то же время мне грустно. Ведь «другой» Робби и не догадывается о Дункане и намерении Дженн уехать в Австралию. На самом деле даже забавно, насколько мы порой не понимаем других людей.
Они всегда могут нас удивить.
Песня заканчивается, все хлопают, Робби громко свистит.
Дженн улыбается сама себе, захваченная эмоциями, но потом вдруг быстро меняется в лице, мрачнеет. Ее плечи напрягаются. И без всякого предупреждения она оставляет его и уходит прочь. Через секунду Робби, оглядевшись по сторонам, торопливо следует за ней, продираясь сквозь толпу. Я иду за ними. Ни в коем случае нельзя ее упускать. Я должен попытаться поговорить с ней.
Выбравшись с танцпола, он окликает ее:
– Дженн!
Она оборачивается и смотрит на него с грустью в глазах.
Он разводит руками.
– Ты куда?
– Робби, что ты от меня хочешь?
Он выглядит растерянным.
– Я хочу просто побыть с тобой, Дженн. Хочу видеть тебя.
Ее глаза засверкали.
– И это всё?
– В каком смысле… всё? – Он окончательно сбит с толку. – Я скучал по тебе, Дженн. И до сих пор не понимаю, почему ты уехала.
Ну вот. Теперь все предельно ясно.
Он так ничего и не понял. И никогда не поймет. Он думает только о себе и о собственных нуждах.
О том, чего хочет она, что нужно ей, он никогда не задумывался.
В конце концов я должен был прозреть – пусть и таким невероятным образом.
Теперь это очевидно.
– Я тоже по тебе скучала, Робби, – тихо произносит Дженн. – Но я не уверена, что это хорошая идея – быть вместе.
– Почему нет? – говорит он, протягивая к ней руки. – Почему бы нам не провести сегодня приятный вечер? И не посмотреть, что из этого выйдет.
Она молчит, глядя куда-то через его плечо. Он не замечает, но мне с моего места прекрасно видно, куда она смотрит: там, в полумраке, Марти и Хилари все еще танцуют, прижавшись друг к другу. Марти целует ее. И очевидно, что Хилари для него самое дорогое существо на свете.
Дженн переводит взгляд на Робби.
– Прости, – шепчет она. – Ничего не получится.
Она разворачивается и уходит, оставив его в полном замешательстве. Несмотря на то что мне очень больно переживать все это снова, я должен сосредоточиться. Это мой шанс поговорить с ней.
Вот так.
Я иду за ней, не упуская из виду сиреневое платье, которое с шуршанием удаляется прочь. Уже у самого выхода я слышу хорошо знакомый голос:
– Дженн!
Я оборачиваюсь и вижу свою маму, которая направляется к Дженн с приветливой улыбкой.
Дерьмо.
– Джилл, – говорит Дженн и останавливается. Она явно нервничает. – Как поживаете?
– Лучше скажи, как поживаешь ты, милая? – отвечает мама и берет ее за руки. – У тебя новая прическа! Такие длинные волосы. Просто великолепно!
Дженн выглядит немного растерянной, но улыбается в ответ.
– Спасибо, у меня все хорошо. – В ее глазах появляется проблеск какого-то чувства. – Простите, что не выходила с вами на связь.
Мама вздыхает:
– Это ты прости меня за Робби. Ты достаточно долго его терпела.
Я замираю на месте. Внутри все сжимается. Значит, она окончательно разочаровалась во мне.
Хотя я и сам считаю «прежнего» Робби безнадежным. Именно поэтому Дженн должна быть с Дунканом.
«Я все исправлю, – хочется сказать маме. – Я все исправлю, обещаю. Я стараюсь изо всех сил».
Тут появляется отец. При виде Дженн его лицо светлеет.
– Привет! Очень рад тебя видеть.
– И я вас, – отвечает Дженн.
Я смотрю на его измученное лицо, испещренное морщинами, добрая часть которых появилась благодаря мне. Это невероятно, но я даже не извинился за то, что испортил ему юбилей. Я просто перестал приходить к ним после этого.
– Как дела у Кирсти и Фай? – спрашивает Дженн.
Мама с папой переглядываются.
Что происходит?
– У Кирсти все хорошо, – отвечает мама. – Но Фай и Макс, боюсь… они разводятся.
Какого черта?
– О, мне так жаль, – произносит Дженн.
– Ну, по правде говоря, в последнее время у них все разладилось, – с грустью говорит мама. – Но все равно тяжело. И для Струана тоже.
Струан. Вспоминаю, как впервые взял его на руки в роддоме. Каким защитником я себя тогда чувствовал. И дал себе слово, что всегда буду рядом. Но когда я видел его в последний раз? Как же я, скотина, мог столько пропустить?
Все становится хуже и хуже.
– Как прошло твое путешествие? – спрашивает папа с таким видом, будто эта тема причиняет ему невыносимую боль. – Я слышал, ты была в Австралии?
Она кивает, и у меня сдавливает грудь: тот самый пропущенный месяц.
С Дунканом.
Но она будет счастлива с ним.
– Еще я слышал, там отличные условия для врачей, – продолжает он. – Ты нашла что-то интересное для себя?
Дженн медлит с ответом.
– Я еще думаю об этом.
Мама на мгновение сникла, но потом просияла.
– Я так рада за тебя! – говорит она и крепко сжимает руки Дженн. – Ты должна быть счастливой и делать для этого все, что нужно.
Боже, они ее отпускают. Мои собственные родители такого плохого мнения обо мне, что фактически отталкивают от меня любовь всей моей жизни.
Но я все еще могу что-нибудь сделать.
Я еще могу все исправить.
Еще не конец.
Тридцать пять
Руки Дженн скрещены перед собой. За одну руку ее держит Хилари, за другую – брат Марти. Поднимая и опуская руки, они хором, в огромном кругу, распевают «For auld lang syne»[58]. Как же она скучала по этим милым шотландским традициям.
Даже если она переедет в Австралию, частичка Шотландии навсегда останется в ее сердце.
Это ее дом.
Музыка становится ритмичнее, все вдруг выбегают в середину круга, и она со смехом позволяет втянуть себя в общее веселье. В самом центре перед ней вдруг возникает Робби. Они смотрят друг другу в глаза.
У нее в животе все переворачивается.
Танцующие бегут обратно на свои места, и музыка смолкает – это означает, что свадьба закончилась. Но не для всех. Большинство гостей наверняка продолжат веселье в отеле или где-нибудь в городе, но у Дженн впереди важный день, а уже за полночь. Завтра ее первый рабочий день в больнице, и она должна быть на высоте.
Интересно, Робби пойдет куда-нибудь?
Не думай о нем.
Она прощается с родителями Хилари и Марти, обнимает подружек невесты и друзей жениха. Потом подходит к новобрачным. Хилари смотрит на нее сквозь слезы.