Танжер, Кадис, сектор Газа, Мемфис, Поццуоли, Дамаск, Бейрут, Византия, Бриндизи или Марсель, тогда как в античности писали Tingis, Gades, Gaza, Memphis, Puteoli, Damascus, Berytos, Byzancium, Brindisium или Massilia. Исчезнувшие или мертвые города, как мне кажется, – и это очевидно – должны были сохранить свои древние названия: Канопа или Волюбилис остались такими навеки. Что касается городов, чьи нынешние названия не имеют ничего общего с первоначальными ввиду влияния более поздних культур (Константина вместо Цирта, Луксор вместо Фивы или Шершель вместо Кесария), то я только в крайних случаях сохранила наименования, характерные для той эпохи, чтобы не переусердствовать с анахронизмами.
ИМЕНА ПЕРСОНАЖЕЙ – египетские, греческие, африканские или латинские – вызывают другие трудности.
Следует признать, что с ГРЕЧЕСКИМИ ИМЕНАМИ их немного. Это, как правило, уникальные имена, которые в нашем понимании не являются ни именем, ни фамилией. Они привязаны исключительно к человеку, а не к семье. В генеалогии указывается лишь пометка «сын того-то», по которой и можно проследить род. Когда несколько человек с одинаковыми именами достигали некой известности, к имени добавляли географическое название его родины: Аполлоний Родосский, Николай Дамасский и т. д.
В этом романе я позволила себе несколько изменить орфографию некоторых имен, чтобы упростить их произношение: например, Селена вместо Селен или Иотапа вместо Иотапе.
ЕГИПЕТСКИЕ ИМЕНА я оставила в том виде, в каком их обнаружила.
ИМЕНА РАБОВ в то время и во всех культурах были простыми: раб не мог иметь ни рода, ни происхождения. Чаще всего мужчины и женщины, попадая в рабство, получали новое имя, преимущественно греческое. Иногда его брали из мифологии, иногда – как напоминание о каком-нибудь личном качестве: Веселый, Грациозный и т. д. Вольноотпущенник должен был взять часть имени своего хозяина – последний след его бывшего рабства.
У историков и романистов обычно возникают большие трудности при работе с ИМЕНАМИ СВОБОДНЫХ РИМЛЯН. Вы поймете всю сложность системы из одного примера: три известных римских императора носили одно и то же имя, или, если точнее, несколько одинаковых имен (имя, отчество и фамилия) – эти tria nomina[153] представляли для каждого носителя латинской культуры обязательный багаж. Причем минимальный багаж, поскольку в случае принятия или приумножения веток одной линии рядом могло оказаться до шести имен[154]. В случае с вышеуказанными императорами все они носили тройное имя «Тиберий Клавдий Нерон». Первого из них решили называть Тиберием, второй стал Клавдием, третий – Нероном. Чтобы различать их, римляне сами взяли в привычку – даже на монетах – одного называть по имени, второго по патрониму[155] и последнего по семейному прозвищу[156]. Так зачем путать современного читателя теми сложными связями, которыми даже древние в конце концов пренебрегли?
Точно так же литераторы давно адаптировали имена выдающихся личностей: Юлий Цезарь вместо Gaius Iulius Caesar, Лепид вместо Marcus Aemilius Lepidus или Марк Антоний вместо Marcus Antonius. Конечно, необходимо придерживаться общепринятого употребления, хотя наряду с «натурализованными» главными героями продолжают существовать, и с этим ничего не поделаешь, второстепенные действующие лица с полными или укороченными латинскими именами: Мунаций Планк или Валерий Мессала Корвин. Здесь автор обязан избегать несоответствия.
Добавим, чтобы ничего не упрощать, что во Франции некоторые римские патронимы трансформировались в имена. Антуан, Эмиль, Жюль, Октав, Клод, Поль, Марсель, Валери, Люсиль или Жюли – все они имеют латинские корни[157]. Марк Антоний пишется без дефиса, потому что Марк – это имя, Антоний – фамилия. То есть тогда бы сказали: «один Антоний», «один Клод» или, на итальянский манер, – «Антони», «Лепиди» или «Силани».
Но все же называли когда-нибудь Марка Антония или Гая Юлия Октавия Цезаря (нашего Октавиана Августа) по имени? Историк может проигнорировать этот вопрос, но романист обязан на него ответить: в близких отношениях – между братом и сестрой, между супругами или любовниками – пользовались ли римляне именами? Некоторые полагают, что они не делали этого ввиду очень малого количества существовавших имен (в общей сложности около восемнадцати). Что до меня, то я не считаю, что небольшое число имен может стать преградой для их употребления: мы знаем, что в Средние века вплоть до семнадцатого столетия количество употребляемых среди простых людей имен было весьма немногочисленным: почти всех мальчиков звали Пьерами, Полями, Жаками, Жанами или Симонами, а девочек – Мариями, Аннами, Мадленами или Жаннами. Только высшие классы осмеливались варьировать обычные имена. Итак, в литературных текстах и архивах мы можем встретить данные при крещении имена, которые хотя и были крайне распространенными и мало «индивидуальными», все равно как правило использовались внутри семьи и общины – даже приходилось придумывать уменьшительные прозвания во избежание путаницы[158].
В остальном, если в близких отношениях не использовали имена, как римская мамаша могла бы позвать своих мальчиков, если у нее их несколько? Как братья окликали друг друга? Определенно, когда мать Антониев обращалась к трем своим сыновьям, она говорила им «Марк», «Луций» и «Гай». Вот почему в этом романе Октавия тоже называет своего брата, императора Августа, по имени, данном при рождении (Гай), а Клеопатра зовет Антония Марком. Что совсем не мешало этим легендарным любовникам на публике использовать для обращения друг к другу соответствующие титулы: «император» для него, «Ваше величество» (Domina) для нее. Всему свое место, для каждого имени свое время…
Последняя проблема с точки зрения ономастики – это вопрос ЖЕНСКИХ ИМЕН.
Имена греческих женщин, даже если подчиняются семейной традиции, явно индивидуальны: нет риска спутать Клеопатру с ее сестрами Береникой и Арсиноей. Нельзя также спутать Клеопатру VII с ее дочерью, Клеопатрой Селеной, героиней этого романа, поскольку последняя обладает двойным именем. Остается только узнать, была ли вторая часть имени («Луна») действительно дана Антонием, когда он познакомился с близнецами в Антиохии. Если имя брата Селены, Александра Гелиоса, кажется новым в династии Птолемеев (за три века был только один Александр Птолемей и ни одного Гелиоса) и если это имя действительно могло быть выбрано самим Антонием, то по-другому обстоят дела с Клеопатрой Селеной: это двойное имя уже не раз использовалось в птолемеевском монархическом роду. Не можем ли мы предположить, что близнецы были изначально названы матерью «Александр» (коротко) и «Клеопатра Селена» (сложное имя, чтобы отличать ее от Царицы)? И что позже Антоний ограничился тем, что добавил к прославленному имени «Александр» прозвище «Гелиос» («Солнце») для создания параллелизма близнецов? Пребывая в сомнениях, я все же последовала основной исторической традиции: Селена могла получить полное имя только в трехлетнем возрасте одновременно с братом.
Что касается римлянок, то довольно сложно различать их по именам, поскольку они не имеют не только их, но и фамилий: все сводится к женскому патрониму, который они сохраняли даже после замужества. Так, в Риме все дочери Антония – Антонии, и с этим именем они проводили всю жизнь, тогда как у Юлиев всех женщин зовут Юлиями – дочерей, тетушек, бабушек и т. д. Смотрите, как все просто!
Однако вполне очевидно, что девочки получали неофициальные личные прозвища, позволяющие их различать. Эти имена либо были связаны с их местом во фратрии (Прима, Терция, Квинта), либо подчеркивали одну из моральных или физических черт носительницы (Вера, Пульхра или Приска), либо были уменьшительно-ласкательными (Юлилла), либо представляли собой часть патронима или материнской фамилии (иногда даже бабушкиной). Таким образом, мы видим, что император Клавдий нарекает – или прозывает – своих дочерей Антонией и Октавией (в память об Антонии, своей матери, и Октавии, своей бабушке), хотя по логике римляне должны были называть этих девушек Клавдиями…
В этом романе (в частности, во втором и третьем томе) я успешно использовала различные способы составления женских прозвищ, чтобы отличать между собой Марселл, Антоний и Домиций, раз уж история не оставила нам их «домашних» имен.
Что касается ТИТУЛОВ И ПОЛНОМОЧИЙ, то я позволила себе лишь упразднить титул триумвир.
Октавиан и Антоний действительно правили, один в Италии, другой на Востоке, в составе триумвирата[159], образованного с консулом Лепидом, правящим в Африке. Это был союз коллегиальной абсолютной власти, но законодательно утвержденной, в отличие от триумвирата Цезаря, Помпея и Красса двадцатью годами ранее. В таких случаях триумвир был официальным титулом каждого из трех правителей. Опыт показывает, к сожалению, что такие конституционные «треноги» (с которыми Франция познакомилась с появлением института консулов) еще менее стабильны, чем геридон на трех ножках, и в тот момент, когда начинается роман, Лепид уже «сошел с корабля» (до конца жизни он будет носить только религиозный титул Великого понтифика). Если не объяснять все предыдущие события (что могло бы оказаться весьма скучным), то было рискованно применять титул триумвира к одному из членов фактического дуумвирата и тем самым привести в замешательство малоопытного читателя. Поскольку и Антоний, и Октавиан вдалеке друг от друга и абсолютно законно назывались