. Неужели мы настолько далеко ушли, что стали не готовы выносить слова, употребляемые Ювеналом, Горацием, Петронием?..
Чтобы уберечь рельеф древних языков, приглаживаемый переводами и переделками, в речи персонажей я старалась как можно чаще использовать оригинальные метафоры и аутентичные пословицы. Образные выражения: греческие или египетские – в первом томе, чаще всего римские – в следующих; особенно много я позаимствовала у Октавиана Августа, поскольку занимать принято только у богатых, а первый император в свое время славился частым употреблением народных выражений.
Любопытно, что в историческом «античном» романе глубина вещей представляет меньшую проблему, чем форма их подачи. Безусловно, то тут, то там встречается некоторая неопределенность в отношении фактов и романисту приходится выбирать между различными версиями тех или иных событий, но все же в его работе нет ничего такого, что существенно отличало бы ее от той, которую проделывают биографы.
Что касается ПЕРСОНАЖЕЙ (греческих, египетских или римских) первого тома, то все они, включая двух врачей и слугу Антония, – настоящие. Исключение составляют кормилицы (которые играли важную роль, и не только в раннем детстве), педагоги (кроме Родона, педагога Цезариона) и прецептор близнецов, предшественник Николая Дамасского (имена других прецепторов нам известны).
Диотелес, необычный педагог Селены – тоже вымышленный персонаж, и мне не показалось странным поместить пигмея при дворе Клеопатры. В римской живописи, например, пигмеи встречаются довольно часто, преимущественно в так называемых «нильских сценах». В основном их изображали на берегу реки в моменты охоты на слонов или гиппопотамов, но бывало, что представляли их танцы и любовные утехи. Для римлянина того времени слово «пигмей» и «египтянин» были практически синонимами. Насколько эти рисунки вымышлены и являются ли пигмеи всего лишь декоративным элементом, не имеющим отношения к реальности, как и единорог со средневековых гобеленов?
Откровенно говоря, Египет был одним из основных потребителей слоновой кости и даже живых слонов: торговцы закупали их в нынешнем Судане, возможно, еще и в Эфиопии. Могла ли таким образом образоваться цепочка, по которой товар переходил от посредника к посреднику вплоть до Великих Африканских озер, где в то время еще обитали пигмеи? Так или иначе, умелые ремесленники Смирны (сегодняшнего Измира) изготовляли статуэтки с монгольским или тибетским типом лица[171], да и римляне, сами того не подозревая, вели торговлю с Китаем, покупая шелк: нет необходимости знать страну или даже ее местоположение, чтобы приобретать оттуда товар. Раб – это товар, а раб-пигмей – редкий товар (так же, как как раб-альбинос), и вполне вероятно, что пигмеи продавались на невольничьем рынке Александрии[172].
Достоверно известно, что в 40 г. до н. э., после первого визита к Клеопатре, Антоний вернулся в Рим с двумя весьма примечательными карликами, которых впоследствии упоминали как «карлики Антония» или «карлики Александрии». По всей видимости, подарки такого рода считались особым шиком, поскольку сам Антоний не коллекционировал карликов (в отличие от Ливии или Юлии)[173]. Были ли они просто исключительно ловкими акробатами? Или редкими карликовыми нубийцами? Или же, как поспешили объявить некоторые, в античности пигмеи считались неким мифическим народом вроде «пожиратели камней» литофагов? Но все же не будем забывать, что существует большая разница между пигмеями и литофагами или пигмеями и единорогами: пигмеи реальны…
Что касается ВНЕШНОСТИ ГЛАВНЫХ ГЕРОЕВ первого тома, то определить ее оказалось довольно трудно.
Историки и античные поэты были более многословны в описаниях наружности римских императоров, чем Антония, Клеопатры или Цезариона. Плутарх ограничивается указанием, что Антоний был наделен силой Геркулеса и отличался «потрясающей красотой», а Клеопатра была больше очаровательной и возбуждающей, чем красивой. Что до статуй, барельефов или найденных бюстов, то их вряд ли можно достоверно идентифицировать, поскольку на них остался слишком глубокий след времени. Но это, однако, не мешает музеям распространять авторитетные предположения; чтобы вызвать интерес публики, достаточно написать на табличке: «Бюст Клеопатры» или «Бюст Агриппины», а не просто «Неизвестный портрет», ведь в случае чего всегда можно сделать переоценку…
Конечно, когда ученые располагают достаточным количеством официальных портретов, искусствоведам удается разработать типологию внешности, которая впоследствии позволит идентифицировать другие статуи и изображения: так обстоят дела со многими римскими императорами, которых сейчас действительно узнаешь с первого взгляда. Совсем другая ситуация с «детьми Александрии» и их родителями, чьи образы в силу политических причин были уничтожены.
Что касается прославленных родителей, то сегодня нам доступны только три или четыре портрета Антония, два из которых находятся в Риме, а самый знаменитый – в Ватикане; во всех случаях это бюст красивого сорокалетнего мужчины, густые и вьющиеся волосы которого ниспадают на лоб. Но нельзя сказать, что эти редкие портреты похожи между собой… В лучшем случае кто-то думает, глядя фильмы Манкевича, что он удачно выбрал двух актеров на роль Антония: в картине «Юлий Цезарь» молодого Марка Антония на заре его карьеры сыграл Марлон Брандо, а затем Ричард Бартон в «Клеопатре» воплотил императора в зрелости. Также превосходно подобраны актеры в британском сериале «Рим». Но схожи ли они внешне с историческим Антонием или только соответствуют нашему представлению о нем? В то же время возникает вопрос о выставленных в музеях бюстах: действительно ли они представляют Марка Антония или были выбраны среди многих «неизвестных» как наиболее подходящие этому персонажу? Учитывая все, идентификация этих бюстов еще более сомнительна, ведь, как говорят историки, Октавиан дал приказ уничтожить все портреты своего противника. Этот приговор почти не оставляет надежды когда-нибудь найти достоверное изображение отца Селены.
Нашему вниманию представлено огромное количество бюстов Клеопатры. Для некоторых музеев иметь свою «Клеопатру» – это вопрос престижа… Из всех этих портретов самый правдоподобный – тот, что выставлен в Берлине. Весьма популярный бюст из Британского музея (овальное лицо, высокие скулы, нос с горбинкой, прическа с пробором посередине) могла бы действительно быть Клеопатрой, если бы представленная персона носила диадему. Но это не тот случай. Скорее всего, пока нет более точных данных, речь идет не о царице, а о женщине средневосточного типа, причесанной по александрийской моде; в Египте и в Сирии должно было быть сотни «дам», подходящих под это описание[174].
И наконец, портрет, найденный при морских исследованиях Большого порта, отныне принадлежащий Александрийскому музею, был представлен в Париже на выставке «Исчезнувшие сокровища Египта»: это очень правдоподобный портрет, если не полностью точный[175].
Если на бюстах не всегда присутствует имя модели, то оно обязательно есть на монетах, выпущенных правителем. Но было бы слишком смелым шагом принимать эти «медальные профили» за реалистическое изображение… Поскольку условные силуэты и профили зачастую сделаны весьма грубо, а черты предельно заострены для лучшей четкости изображения на металлических монетах, которые были гораздо меньше наших. За исключением Октавиана Августа, которому, как и Александру Великому, удалось везде быть молодым и красивым (прежде всего, этот человек прекрасно овладел искусством коммуникации), другие военачальники или правители, как правило, выглядят непривлекательно. Впрочем, причину падения эстетического престижа Клеопатры следует искать именно в монетах: на большей части ее денег «чаровница» уж очень похожа на ведьму! Но в античном мире правительница-женщина должна была выглядеть решительно мужественной (царица Зенобия претерпит то же на своих деньгах), с крючковатым носом и выступающим, загнутым кверху подбородком.
Та же проблема и с монетами Антония, которые создают впечатление, что он носил густую челку и что в сорок пять лет у него была мощная шея и тяжелый подбородок. Для описания примет этого маловато.
Вот почему в первом томе я решила не акцентировать внимание на внешности героев, лишь позволив себе обрисовать Клеопатру более привлекательной как анфас, так и в профиль, а Антония представить белокурым атлетом с густыми мягкими волосами, позднее подернутыми сединой.
Что касается Селены, то она находилась в том возрасте, когда еще не могла стать моделью для портретиста. Однако именно ее я попыталась воскресить, этот маленький, забытый большой историей персонаж, и если я не могла умолчать о приключениях ее родителей (не всем так повезло – или не повезло – быть дочерью Антония и Клеопатры), то в широком смысле я хотела показать именно ее[176].
Описание некоторых античных МЕСТ обычно требует применения воображения, когда нужно соединить имеющиеся элементы. Так и в случае с Александрией Птолемеев. Разумеется, существуют многочисленные реконструкции – планы[177], макеты, рисунки, «видения художников», а теперь и карта Большого порта, составленная на основании данных последних раскопок и подводных исследований. Но если эти изображения по многим пунктам согласовываются, то по некоторым другим возникают противоречия. Следовательно, автор вынужден или выбирать из того, что есть, сообразно своим убеждениям, или выдумывать там, где информация попросту отсутствует.
Таким образом, я «поспорила» о местонахождении Мавзолея Клеопатры и Сома Александра Великого: я полагаю, что они оба находились вблизи Царского квартала, а значит, на мысе Локиас. Читая Плутарха, мы и вправду узнаем две вещи о Мавзолее: он состоял по крайней мере из двух уровней и был построен «рядом с храмом Исиды». Каким храмом? Это не может быть ни храм Исиды Фарии, ни храм на острове Антиродос: в обоих случаях для транспортировки сокровищ из Царского квартала, которую провели до осады города, понадобились бы перевалочные пункты. Если рядом с дворцом действитель