— Меня беспокоит странный прилив сил после жертвоприношения.
— С какой стати? Наоборот, радоваться надо.
— Я не понимаю его природы и, значит, не могу предсказать последствия.
— Не вижу в этой ситуации ничего необычного — улыбнулась Медея. — Все восставшие существуют именно так. Мы мертвы, но продолжаем жить, не странно ли? Радуйся, что Тьма предоставила нам отсрочку и не требует новых жертв. Ты ведь тоже не чувствуешь голода, правда?
— Он очень слабый.
— Вот именно. У нас есть время устроиться, переждать приступ внимания «пауков», приглядеть за Вареком. В самом деле, почему бы не навестить Гнойник? — Медея замялась, но продолжила. — Ты знаешь, я…. до сих пор боюсь жреца. Мне хотелось бы точно знать, что он мертв.
Жрецом девушки между собой называли Карлона. Старшая из какого-то детского суеверия избегала поминать его по имени, словно опасаясь быть услышанной, Селеста старалась лишний раз не пугать подругу. Услышав предложение, маленькая восставшая откровенно удивилась:
— Ты предлагаешь вернуться в монастырь и убить там всех?
— Нет, что ты! Просто один из родственников Хастина служит в страже. Что, если рассказать ему о монастыре? Он мог бы взять солдат, прийти туда днем и перебить всех упырей, пока они беспробудно спят.
— Даже Артака?
Медея вздохнула, неохотно пожала плечами:
— Если он меня встретит, то убьет. В его глазах я предательница и еретичка.
Воцарилось молчание, которое прервала Селеста:
— Десятник — слишком мелкая должность, он ничего не решает. Я намеревалась поговорить с Рихардом по этому поводу, у него больше свободы маневра. Связываться с Таррашем сейчас опасно, а жаль, идея перетащить с его помощью спрятанные в Гнойнике книги кажется с каждым днем все более привлекательной.
— Ты действительно считаешь, родню Хастина начнут подозревать?
— Я не исключаю такого варианта. Мы совершенно ничего не знаем о магии и живущих во дворце магах, их знаниях и возможностях.
— Знала бы я раньше, какую судьбу мне боги уготовили, училась бы лучше — грустно улыбнулась бывшая певица. — Но я всегда мечтала петь, а не чаровать. Выступать перед королями, участвовать в храмовых мистериях, получать приглашения в известнейшие салоны…
Селеста уже усвоила, что искусство в этом мире жестко регламентировалось на две неравноценные категории. Первая, общедоступная, относилась к сфере увеселения, своеобразный аналог поп-музыки. Музыканты собирали гигантские стадионы поклонников, получали огромные гонорары, о них писали в газетах и показывали по иллюзовидению. При этом влиянием они не пользовались и в «лучшие дома» не допускались, разве что в виде исключения. Их пение считалось развлечением для толпы, для низших слоев общества.
Иначе относились к благородным потомкам Фиризы-Ветреной. Маги, чьи умения часто реализовывались с помощью звуков, могли как лечить, так и убивать своим голосом. Их способности считались даром богов, жрецы специально искали среди дворянских родов детей, которых, после долгого обучения, допускали исполнять религиозные гимны. Храмовое пение воистину было божественным, сплетая воедино запредельное мастерство исполнителей и проявление таланта чародеев. Зарабатывать на нем считалось богохульством, преступлением. Поэтому певицы, подобные Медее, имели право дарить свое искусство далеко не всегда. Например, число слушателей не могло превышать определенного количества человек, в разные дни по-разному, причем слуги входили в зал только в перерывах. Существовали и другие ограничения.
Монотонно пробегали ночи, восставшие продолжали прятаться в подземельях. От идеи прогулки в Гнойник они отказались, все-таки неразумно без веской причины передвигаться по кишащей войсками территории. Тем более, что наступление фактически уже началось. Только выглядело оно не как марш стройных колонн в начищенных доспехах, а медленное просачивание небольших, по десять-пятнадцать человек, отрядов. Они исследовали руины, подавляли слабое сопротивление местных банд и уничтожали мелких чудовищ, если же встречали серьезное сопротивление, то откатывались назад, чтобы дождаться подхода основных сил.
Следом за «застрельщиками» двигались хорошо вооруженные регулярные сотни. Они окончательно зачищали землю, используя самые разные методы — от массовых облав с собаками до настоящих осад с привлечением тяжелой техники. Кузнецы еще год назад построили две баллисты, правда, до сего дня нужда в них не возникала и они бездействовали. Норы и логова мутантов заливались горючим материалом, на улицах разбрасывались отравленные приманки, словом, каждый командир действовал разнообразными способами.
В особых случаях на помощь простым войскам приходила гвардия герцога. Поговаривали, уцелевшие колдуны наловчились точно определять присутствие тварей Тьмы и даже каким-то образом способны их уничтожать. В связи с недавними событиями, Селеста обращала тщательное внимание на подобные слухи. Она обнаружила прекрасное местечко в канализации, позволявшее подслушивать разговоры посетителей одного из кабаков, и проводила почти все время возле треснувшей кирпичной стены. Про магов говорили редко, почти всегда шепотом и с проклятиями. Заодно удалось выяснить, что подлое убийство верного слуги его светлости графа Молвлара раскрыто и преступники казнены путем усекновения головы на центральной площади порта. Событие знаковое, прежде власть карала без театральных эффектов.
Кого приговорили вместо них, восставшие не знали.
Таким образом, и службы безопасности, и магов временно можно не опасаться. Они заняты другими делами. Однако Селеста решила перестраховаться и дождаться окончания строительства своего заведения. Варек работал, как проклятый, радуясь возможности вырваться из опостылевшей нищеты, основной ремонт закончился всего через неделю. Требуемые бумаги оформил Факасий, получивший за труды еще одну бутыль концентрата, оставалось доделать незначительные мелочи и нанять людей. Кстати сказать, с изготовлением наркотика дела обстояли тоже неплохо, Хастин запомнил пояснения покойного Сташа и сумел повторить процесс.
Охотиться в трущобах оказалось просто. Либо Селеста, либо Медея заманивали подвыпивших рыбаков в темный угол, оглушали, насыщались и обирали, имитируя ограбление. Долго так продолжаться не могло, люди начали опасаться неуловимой банды, поэтому рацион упырей разбавился давно позабытыми крысами. Труднее всего пришлось Хастину, однако, поголодав пару дней, парень стал смотреть на высасывание жизненных соков из грязных телец грызунов совершенно иначе. Прагматичнее.
Из всех троих вынужденное безделье он переносил легче всего. Ему досталось разгребать наследство алхимика, поэтому Хастин почти все время пропадал в примитивной лаборатории, изучая немногую сохранившуюся литературу. Придя в порт, упырицы продолжали собирать где только можно книги, правда, успехов им выпало намного меньше. Большинство людей продолжало винить магов в случившейся катастрофе и старательно продолжало уничтожать носители знания, делая исключения разве что для священных текстов или совершенно безобидных детских книжек. Власти, однако, со своей стороны тоже озаботились сохранением знаний, в городском архиве нашлась неплохая подборка материалов. Чисто прикладного характера, восставшие не видели в ней прока. В самом деле, зачем упырице знать тонкости выращивания капусты?
Медея порывалась вернуться в привычный район и узнать, как идут дела у оставшихся без присмотра информаторов. Селеста удерживала ее:
— Не торопись. Прошло еще слишком мало времени.
— Но надо дать знать людям, что мы помним о них! Иначе мы рискуем потерять всех! Переедут на новые места, ищи их потом.
— Никуда они не денутся. И, вообще, следует изменить прежний порядок работы. Не дело, что мы вынуждены лично общаться с каждым агентом, это хлопотно и отнимает много времени.
— Зато снижает риск провала.
— С точностью до наоборот — принялась разжевывать очевидные истины предводительница. — Достаточно раскрыть одного информатора, и выйдут на нас. Мне не нравится чувствовать себя под прицелом. Нужно ввести промежуточное звено между руководством, то есть нами, и исполнителями. Да и работа упростится.
Медея прищелкнула пальцами.
— Как у этих, у бандитов… Ну ты рассказывала!
— Десятники и звеньевые.
— Точно!
— Ну, назовем их как-нибудь иначе, во избежание ненужных ассоциаций — усмехнулась Селеста. — Месяц понаблюдаем за оставшейся на свободе «старой гвардией», убедимся, что слежки нет, а потом начнем формировать новую сеть. Заодно подумаем, чем их занять. Сейчас они приходят, вываливают кучу сведений, и нам приходится из кучи мусора вылавливать полезные крохи. Лучше пусть деньги зарабатывают, себе и своим хозяевам!
— Это каким же образом?
— Еще не знаю. Но мысли — есть.
Идеи действительно появились, только сейчас Селеста думала в основном о других событиях. Явлениях, точнее говоря. Ее волновали произошедшие с ней после ритуала изменения. Исчезла существовавшая раньше раздвоенность, перепады настроения и способов мышления перестали ее беспокоить. Вроде бы, надо радоваться, ведь исчезла опасность получить в перспективе раздвоение личности или просто сойти с ума. Но как-то неловко. Раньше она точно знала, кто она такая — Андрей, пришелец из другого мира, случайно попавший в тело упырицы и ищущий способ вернуться домой. «Селеста» была просто маской, носимой для удобства общения, не более. Потом, постепенно, маска начала прирастать, словно обволакивая основное ядро. Мертвое тело не зависело от гормонов, условности человеческого общества и диктуемые им роли никак не влияли на сознание новосозданного существа. Однако память упорно сопротивлялась навязанному образу, поневоле провоцируя внутренний конфликт.
Сейчас раздвоенность исчезла.
Ощущая себя неким бесполым гомункулом, восставшая чувствовала определенное смущение и легкую грусть. Если бы она испытывала тягу к Медее, или тому же Хастину, ей было бы проще определиться. Но упыри крайне редко чувствовали плотское влечение. Да, Медея занималась сексом, уже в Талее иногда соблазняла мужчин, но не столько из любви к процессу, сколько из чувства самоутверждения. Ей нравилось соблазнять, чувствовать свою привлекательность, красоту женщина использовала как оружие. Сама постель, по сути, ей не нужна.