Я приношу глубокие соболезнования в связи с ремонтом канализации. Это страшная потеря для жителей империи. Я скорблю, бросая последнюю горсть земли на канализацию империи. Крепитесь!
У меня начал дергаться глаз. Оставалась лишь надежда на то, что следующая заготовка окажется более удачной.
? числа в? часа в столице состоялось грандиозное, эпохальное по своим масштабам событие, заставившее сердца людей трепетать от восторга. Всеобщее ликование охватило жителей империи и длилось оно целый день. Этим событием мы обязаны императору, который собственноручно внес свой вклад в ремонт канализации. Ему и предоставили первое слово. Столько радостных эмоций, столько восторга, столько счастья принес ремонт канализации. В глазах каждого жителя империи читалось только одно: «Чтобы ремонт канализации никогда не заканчивался!»
Это конец моей журналистской карьеры! Оставалась еще одна заготовка, куда я вписала ключевые слова, понимая, что такое ну точно не опубликуют!
Это позор! Ремонт канализации – это худшее, что может произойти в империи! Все жители были крайне недовольны ремонтом канализации, выражая свой протест криками возмущения. Страшное недовольство охватило все слои населения! Долой ремонт канализации! Долой императора! Мы не собираемся поддерживать ремонт канализации и императора!
Я грустно перечитала все четыре «статьи», прикидывая, на какие статьи местного Уголовного кодекса тянет каждая. Самой безобидной мне показалась статья-поздравление. Самой худшей была последняя. Если первая статья тянет на маленький нагоняй, то последняя – на трехтомник уголовного дела.
– Может быть, я все-таки схожу и посмотрю, что там за ремонт был, кто ремонтировал, когда закончилось… – с надеждой спросила я, понимая, что с журналистикой я немного погорячилась.
– Ты что, собираешься выйти на улицу? – в ужасе закричал Тварь Дрожащая. – Это же самоубийство!
– Если кто-то узнает, что ты журналист, то тебя сразу убьют на месте… – прошипела Змея Подколодная.
Ладно, не буду рисковать… Придется из четырех зол выбрать меньшее. Я взяла и сложила бумажки, как колоду карт, перетасовала и вытащила наугад. Попалась, как ни странно, поздравительная открытка.
– А как подписывать статью? – поинтересовалась я. – Мне тоже нужно придумать себе какой-нибудь псевдоним? А как вы придумали свои?
– Мы не придумывали… – мрачно ответила Змея. – Нас так нарекают благодарные читатели. Публикуешь статью, выходишь на улицу, и первое, что услышишь, и станет твоим творческим псевдонимом.
– А последнее, что ты услышишь, станет твоей эпитафией! – поддакнул Тварь Дрожащая.
Что-то мне перехотелось быть журналистом.
– Я, наверное, пойду… У меня важные дела дома… Я утюг на плите оставила… – взволнованно пролепетала я, осторожно пытаясь улизнуть.
– Еще одна не выдержала! Быть журналистом не каждому дано! – глубокомысленно заявил Шныра, задумчиво глядя в окно.
– Не умеешь – не берись! Журналистика – удел избранных, – заметила Змея Подколодная, приступая к ногтям на ногах.
– В нашей нелегкой профессии главное – стойкость, напористость и мотивация! – отчеканил Тварь Дрожащая.
О! Я уже мотивирована! Так мотивирована, что на всю жизнь хватит. Спешно пройдя мимо тщедушного охранника, который открыл мне дверь, я вышла навстречу свободе. И в этот момент я не имела в виду свободу слова.
Я брела по улице, оттирая чернильные пятна с правой ладони. Да, столь быстрого увольнения по собственному желанию в моей практике еще не было. Недалеко стояли две палатки по сбору подписей. Первая палатка собирала подписи против восстановления гномьего цирка, который сгорел дотла. Вторая палатка собирала подписи за восстановление гномьего цирка. Я внимательно следила, как народ, расписавшись в одной палатке, идет и расписывается в другой. Меня тоже позвали расписаться. Я подошла к палатке «против» и взяла в руки лист. Росписей было мало, в основном стояли крестики, которых я могу нарисовать еще полсотни. Вот она какая, активная гражданская позиция.
Какая-то улыбчивая бабушка подошла ко мне и писклявым голосом спросила: «Вы верите в Ктулху?»
– Нет, не верю… – мрачно ответила я.
– А он есть! – пропищала старушка, пытаясь всучить мне какую-то брошюрку.
Открыв ее на первой странице, я прочитала: «Вы потеряли смысл жизни? Вы не уверены в завтрашнем дне? У вас опустились руки? Приходите в храм Ктулху! Жертвоприношения каждые четверг и пятницу!» На обложке был изображен улыбающийся осьминог с кровавыми щупальцами.
Поблагодарив бабушку, пообещав прийти в следующий четверг, чтобы приобщиться к прекрасному, я двинулась дальше. На горизонте замаячил берег моря. Среди причалов на волнах качались какие-то небольшие суденышки, а на горизонте стояли огромные корабли.
Я присела на пирс и окунула ногу в воду. Холодные пальцы коснулись моей ноги, и тут же появилась голова Сафиры.
– Приветичек! – безобразно улыбнулась русалка. – Как продвигается покорение империи?
– Хреновастенько… – буркнула я. – Завтра Империовидение, а у меня ужасное предчувствие…
– Не ссы, медуза, море рядом! – подбодрила меня Сафира. – Ты ведь хорошо подготовилась?
– Ну конечно, – соврала я. – Я столько занималась и репетировала, что просто не могу не победить!
– Вот видишь… – улыбнулась Сафира. – Джио молодец! Он из тебя настоящую звезду сделает!
– Знаешь, я хотела тебя спросить, император сможет меня расколдовать? А то вдруг все это было напрасно? – поинтересовалась я, свесившись с пирса и понизив голос до шепота.
– Сможет… – уверенно ответила русалка. – Во всем, чему учился, он достиг вершины мастерства!
Я задумалась. В исключительность этого человека я не верила, а вот в магию даже очень… Тут догадаться совсем нетрудно! Получается, что одним из желаний, которое загадал император, было «быстро прокачивать навыки и быстро достигать уровня грандмастера», выражаясь игровым языком. Еще одно желание – понимать все языки, на которых тут говорят. В этом мы с ним похожи. Но у него было и третье желание… Интересно, каким оно было? Стоп! А вдруг третьего желания не было?
– А император загадывал три желания? – спросила я напрямую.
– Да. Больше я ничего тебе не могу ответить. Желания, которые загадывают люди, – это конфиденциальная информация. Особенно когда дело касается императора. Я поклялась своим хвостом, что никому не скажу, что он загадал, – гордо ответила Сафира. – Я вообще редко даю людям такую возможность… И не все могут ею правильно воспользоваться! Недавно выловила одну девушку. Буквально вчера. Притащила ее в этот мир, разговорились, она рассказала мне про моментальную диету. Я ей говорю, что могу выполнить три желания. Знаешь, что она загадала?
– Не-а… – сглотнула я, вспоминая себя в этот момент.
– Норковую шубу, айфон и грудь пятого размера! – сказала Сафира. – В итоге она в норковой шубе, с разрядившимся последним айфоном и огромным бюстом отправилась на поиски приключений. Через пятнадцать минут ее сожрал дракон. Кстати, тебе норковая шуба не нужна? Почти новая. Недорого…
– Нет, спасибо… – покачала головой я.
– Жаль… Мне она тоже не нужна. В ней плавать неудобно! Ты у знакомых спроси про шубу. Может быть, кто-то заберет? Я уступлю… Ладно, бывай… Я буду болеть за тебя! – Сафира нырнула, а я осталась сидеть на причале. Солнце медленно ползло к закату, намекая на то, что пора бы отправиться домой и хорошо отоспаться. Завтра будет очень трудный день!
Глава 24Что ж ты, милая, смотришь искоса…
Закон подлости гласит, что именно в самый ответственный день, в час икс, у тебя случится то, о чем ты даже подумать не мог. Перед свиданием с самым красивым мужчиной на свете у тебя на лице раздуется подкожный прыщ, а на глазу вскочит ячмень. Перед важной поездкой у тебя начнется несварение желудка, причем такое, что ты возблагодаришь богов за изобретение wi-fi, потому что будешь выходить в Сеть по принципу «семь – сорок». Семь минут с ноутбука, сорок минут с телефона. А перед собеседованием на работу у тебя начнутся такие насморк и кашель, что говорить с тобой будет возможно только в случае наличия респиратора и костюма химзащиты. За пару часов до того, как тебе предстоит фотографироваться на документы, у тебя надуется огромный флюс. И ты, как однобокий хомячок, можешь позировать исключительно в профиль. Это я к чему веду? Именно сегодня, когда мне предстоит выступать перед многотысячной аудиторией, на меня напала жуткая икота. Я икаю уже два часа без остановки. Я выпила три литра воды, присела шесть с половиной раз, задержала дыхание почти до полной потери сознания, и все впустую! Проклятая икота никак не оставляла меня в покое, заставляя все тело содрогаться от мучительных приступов. Будучи в душе несуеверным скептиком, я тут же стала вспоминать тех, кто мог бы меня вспоминать незлым тихим словом. Почему-то я грешила на эльфа, с которым разругалась накануне и который к вечеру прислал коротенькую записку, где извинялся за свой неподобающий тон. Никакого раскаяния в его словах я не увидела, поэтому просто порвала бумажку и сделала салют из кусочков. Перебрав в уме всех знакомых, я поняла, что повод вспомнить меня есть у многих, но к икоте это не имеет никакого отношения.
В итоге, сидя в кресле у парикмахера, который пытался сделать при помощи шиньонов и донорских волос Пизанскую башню на моей голове, щедро украшенную бантиками и заколочками, я раз в полминуты делала громкое «ик!». Через час парикмахерских ухищрений моя голова стала клониться набок или вперед из-за несусветной тяжести сооруженной на ней прически. Ровно держать ее я не могла по определению. Почему-то сразу вспомнился индийский чай, который по своему составу напоминал матрас моей бабушки. На его упаковке улыбчивая индианка держит на голове корзину, куда складывает чайные листья. Я позавидовала ей черной завистью.
«Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня!» – нараспев спросила совесть у моего отражения. Мое отражение посмотрело на меня, как партизан на фашиста. Правда, гордо поднятая голова, которой славились все комсомольцы-герои перед расстрелом, мне не грозила.