Тихо зазвонил телефон, Ассад покосился на дисплей.
– Это тебя, – сказал он и включил громкую связь.
– Да, Карл Мёрк слушает.
Человек на другом конце провода надсадно закашлялся.
– Прости, Карл, – наконец прозвучал голос из телефона. – С тех пор как я бросил курить, меня одолевает жуткий кашель.
Это был Маркус Якобсен.
– Как мы договаривались, я поискал информацию о супруге Биргит Циммерманн и, кажется, откопал несколько любопытных фактов. Я зачитаю?
«Неужели нельзя было подождать до завтра?» – подумал Карл. В столь поздний час силы у всех давно закончились.
– Мы сейчас едем за город… ну ладно, читай, – тем не менее согласился он.
Маркус снова откашлялся.
– Джеймс Лестер Франк родился в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году в городе Дулут, штат Миннесота, женился на Биргит Циммерманн в восемьдесят седьмом году, за год до рождения Денисы Франк Циммерманн. Они разъехались осенью девяносто пятого года, а несколькими месяцами позже официально развелись. Органы опеки оставили Денису Циммерманн с матерью, и в том же году мужчина вернулся в США.
Карл прищурился. Когда же будет что-то интересное?
– Я также узнал, что он снова поступил на военную службу и несколько раз отправлялся в Ирак и в Афганистан. В две тысячи втором году пропал без вести в ходе выполнения миссии, в которой погибли несколько солдат. Все считали его умершим, однако один из связных офицеров встретил его в Стамбуле, после чего Франка признали дезертиром и начали разыскивать.
«А неглупый, видимо, мужик», – подумал Карл. Кто ж предпочтет смерть дезертирству?
И вот наконец прозвучало самое интересное.
– Около месяца назад некий Марк Джонсон потерял сознание на улице. Его доставили в больницу в Герлев, где диагностировали чудовищный цирроз печени. Помимо этого, многие внутренние органы демонстрировали признаки дисфункции. Врачи трезво оценили ситуацию и довольно жестко заявили, что злоупотребление алкоголем нанесло мужчине огромный ущерб, несовместимый с жизнью в долгосрочной перспективе.
– Что это еще за Марк Джонсон? Тот офицер, что узнал Франка в Турции? – предположил Карл.
– Нет, не совсем. Сейчас узнаешь. Этого самого Марка Джонсона попросили предъявить документы, удостоверяющие личность, а когда он не смог их предоставить, медперсонал вызвал полицию.
– Жестко с ним обошлись, учитывая его тяжелое состояние, – прокомментировал Ассад.
– Твои слова справедливы, но, понимаешь ли, журналисты предпочитают знать имя человека, о котором они пишут.
– Ясное дело. И что же случилось потом? – не терпелось Карлу добраться до сути.
– На теле парня было множество татуировок. В первую очередь бросалась в глаза так называемая «мясная наколка» на внутренней стороне руки; по ней-то и удалось идентифицировать личность этого человека.
– Что такое «мясная наколка»? – спросил Мёрк.
– Это татуировка в виде «медальона смерти», Карл, – объяснил Ассад.
– Верно, – подтвердил Маркус. – Она фиксирует личную информацию: имя и фамилию солдата, в данном случае также название войска и подразделения, где он служил, идентификационный номер, группу крови и исповедуемую религию. Подобную татуировку делали тогда многим, кто отправлялся на линию фронта. В наши дни в американской армии, кажется, сформировалось несколько иное отношение к наколкам, и я даже не знаю, разрешается ли сейчас делать подобные татуировки. Но на практике это служило для того, чтобы можно было идентифицировать тело павшего в бою солдата.
– Значит, «мясная наколка» помогла установить, что этого человека на самом деле зовут Джеймс Лестер Франк? – предположил Карл.
– Точно! На ней значилось «Франк, Л., Джеймс». То есть бывший супруг Биргит Циммерманн жив – правда, не сказать, что здоров, но, по крайней мере, пару месяцев еще продержится. Его выписали из больницы, и живет он не где-нибудь, а в Рёдовре, в квартире, некогда принадлежавшей торговцу обувью Фрицлю Циммерманну. Причем собственником жилья по-прежнему значится… да, подумать только, Ригмор Циммерманн!
– То есть он находится в Дании?
Ассад был совершенно сбит с толку.
– Маркус, я что-то не понимаю. Я прочесал весь регистр народонаселения вдоль и поперек, но так и не смог его обнаружить. Этот человек не зарегистрирован здесь официально.
– Верно. Он нелегально проживает в Дании с две тысячи третьего года под именем Марк Джонсон. И мне не мешало бы знать об этом, когда я расследовал убийство Стефани Гундерсен.
– Но почему его не арестовали в больнице, Маркус? – спросил Карл.
– Ха, не знаю. Возможно, потому, что парень смертельно болен и все равно никуда не денется. Естественно, миграционная служба держит его под контролем, ибо после допроса полиция передала дело им. Между тем на практике никто не станет высылать человека в таком состоянии, к тому же сроки обработки досье достаточно долгие. Миграционная служба чрезвычайно перегружена. Можете попробовать обратиться туда.
– Ты в курсе, на что он жил все эти годы?
– Нет. Думаю, только сам Франк сможет дать ответ на твой вопрос. Вероятно, он вел бродяжнический образ жизни, перебивался с хлеба на воду… Бедняга. Но я лично думаю, что вряд ли он был вовлечен в какой-то криминал, ибо ему явно ни к чему подвергаться риску задержания и пересылки в страну, готовую предъявить ему обвинение в дезертирстве.
– Ну да, ведь у нас с США подписано соглашение об экстрадиции, верно?
– Да. К несчастью для Франка, это соглашение было подписано в две тысячи третьем году. Швеция тоже подписала подобное соглашение, но, насколько мне удалось выяснить, она не экстрадирует лиц, обвиняемых в военных и политических преступлениях. Если б Дания отправила его на родину, американцы упрятали бы его куда-нибудь в самую мрачную дыру. Дезертиры никогда не пользовались популярностью в Новом Свете… В общем, судьбе многих военных ветеранов не позавидуешь.
Ассад задумчиво кивнул. Наверное, он знал об этом лучше других.
Карл поблагодарил Маркуса за первоклассную работу. Подумать только, Джеймс Франк, оказывается, в Дании!
Затем он сбавил скорость и предложил, не рассчитывая на ответ:
– Ассад, давай немного обождем с перекусом? Ввиду вновь открывшихся обстоятельств я бы хотел навестить этого Джеймса Лестера Франка. Думаю, Дениса Циммерманн вполне могла остановиться у своего отца. Это была бы настоящая удача!
Обувной магазин Фрицля Циммерманна в Рёдовре теперь представлял собой жалкое зрелище. Это было обшарпанное ветхое здание с пустыми грязными окнами, за которыми высились груды хлама. Силуэт старой вывески еще угадывался на фасаде, несмотря на неумелые попытки замаскировать надпись. Навскидку Карл насчитал по крайней мере пять различных фирм, которые после смерти Циммерманна пытались тут обосноваться.
Ассад показал на окна второго этажа. Судя по одиноко выступающему эркеру, квартира над магазином была однокомнатной, но ассистентам продавца и прочим служащим в Дании того времени и не приходилось рассчитывать на большее.
Надпись «Марк Джонсон», сделанная черной тушью, красовалась прямо на ободранной филенчатой двери, которая каким-то чудом ускользнула от внимания пожарной инспекции. Карл с Ассадом постучали в дверь.
– Входите! – отозвался мужской голос с сильным американским акцентом.
Ожидая увидеть бардак типа того, что предстал их взглядам в жилище Бенни Андерссона, они ошибались. Вся квартира была пропитана запахом кондиционера для детского белья. Они прошли по коридору мимо пары крашеных пивных ящиков и оказались в гостиной, меблировка которой ограничивалась диваном-кроватью, столом, телевизором и комодом.
Карл осмотрелся. Если Дениса Циммерманн скрывается где-то в этой комнате, для этого ей пришлось хорошенько спрессоваться.
Он сделал знак Ассаду проверить остальные помещения квартиры.
– Вы полицейские, – констатировал мужчина, не слезая с дивана. Кожа его была желтушная; он сидел обернутый в ватное одеяло, несмотря на то, что температура воздуха приближалась к тридцати градусам. – Вы пришли, чтобы меня арестовать?
Неожиданное приветствие.
– Нет, мы не имеем никакого отношения к миграционной службе; мы – следователи из отдела убийств полиции Копенгагена.
Возможно, Карл рассчитывал на то, что это заявление вызовет резкое недовольство, как часто случалось во время подобных визитов, однако мужчина сжал губы и понимающе кивнул.
– Мы пришли в связи с поисками вашей дочери.
Ассад вернулся в гостиную, дав понять, что ее не оказалось ни на кухне, ни в туалете.
– Джеймс, вы не могли бы сказать нам, когда виделись с Денисой в последний раз? Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас Марком?
Он пожал плечами. Ему было все равно, как к нему обращаются.
– Дениса? А для меня она по-прежнему Доррит… Последний раз я встречался с ней в две тысячи четвертом. А сегодня узнал, что она объявлена в розыск. Я расстроился, как вы, наверное, понимаете. – Он потянулся за стаканом, стоявшим на столе. Судя по всему, с водой.
– Мы расследуем убийство вашей бывшей тещи. И нам приходится включить в список подозреваемых всех, с кем она общалась незадолго до смерти. Вот почему нам очень хотелось бы побеседовать с вашей дочерью о ее перемещениях за интересующий нас период.
Больной сделал глоток и поставил стакан себе на живот.
– Вы ведь прекрасно знаете, что меня могут выслать из страны?
Карл с Ассадом кивнули.
– Американские военные носом землю роют, лишь бы заполучить в свои сети таких дезертиров, как я. В тот момент, когда я сбежал, мне вот-вот должны были дать майора. У меня было столько медалей, что я чуть ли не сгибался под их весом. Я участвовал в бессчетном количестве миссий, тогда они шли нескончаемым потоком; да только ни одна из них не была героической, это я вам точно говорю. Вот потому-то они так и стремятся заполучить обратно таких, как я, и поскорее убрать их с дороги. Ибо мы не должны болтать лишнее, тем более когда на груди у нас медали и звание майора уже маячит на горизонте. – Он затряс головой. – Американские военные никогда не забывают о дезертирах. Вот как раз недавно они попросили выдать им одного из Швеции, хотя он прожил там двадцать восемь лет и давно обзавелся семьей. В связи с чем я спрашиваю: что мешает датчанам меня выдать? Моя болезнь?