Она вздрогнула. Значит, Карл был прав.
– Кажется, он ошибся, не так ли?
Судя по всему, этот вопрос сдетонировал. Пока было непонятно, какие чувства вызвал он у Биргит – обреченность или облегчение, гнев или радость в той или иной форме. Карл с Ассадом переглянулись и стали ждать. Они ждали, пока она вытрет сопли, выпрямится и поднимет голову.
– А вы ведь думали, что это Дениса прикончила бабушку, верно, Биргит? Только расскажите, почему вы так решили?
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Потому что в тот день они с Денисой в очередной раз жутко разругались. Они ненавидели друг друга, хотя обычно им удавалось сдерживаться. Но мать отказалась дать нам деньги на аренду квартиры, и это разозлило Денису. Когда обнаружили тело матери и у нее не оказалось при себе денег, я подумала, что их взяла Дениса. В том числе потому, что я видела, как Дениса выходит из подъезда с бутылкой в руке, всего за пару минут до ухода матери. Это была увесистая бутылка вина «Ламбруско», а, поверьте, мой отец не только свою супругу развлекал рассказами о том, каким образом можно применить такую тару. Все мы получили от него инструктаж в определенном возрасте – и я, и Дениса. Отец был ненормальным, это уж точно.
Карл нахмурился. Если б Джеймс явился к дому на Боргергэде несколькими минутами раньше, он наверняка наткнулся бы на свою дочь, выходившую из подъезда, и все обернулось бы иначе. Он заговорил бы с ней – и Ригмор, возможно, не была бы убита, и о давнишнем деле Стефани Гундерсен никогда так и не вспомнили бы.
– Спасибо, Биргит, – поблагодарил Карл хозяйку.
В каком-то смысле та испытала большое облегчение и посчитала, что все в этой истории уже сказано, – словно решила, что больше не было поводов продолжать беседу. Она испытывала, быть может, излишнюю самоуверенность.
– Биргит, ваш отец умер на следующий день после убийства Стефани. Он утонул на полуметровой глубине, но, насколько можно судить о его характере, предположение о самоубийстве выглядит в этом контексте совершенно нелепо. Человек, которому удалось ловко избежать самых жутких обвинений, какие только можно себе вообразить. Человек, в котором инстинкт выживания был настолько мощным, что уберег его даже от неминуемой виселицы. Давайте уж признаем, что он был настоящим экспертом по упрочению собственных жизненных позиций.
Биргит взяла вторую сигарету и на этот раз прикурила ее сама.
– Я знаю этот тип людей, – заметил Ассад. – Такие твари встречаются на любом фронте в любую эпоху.
Мёрк кивнул.
– Это правда. Но правда и то, что такие люди, как ваш отец, начинают сами себя компрометировать, как только угроза миновала. Было глупо с его стороны лелеять воспоминания о прошлом. Спустя много лет продолжать гордиться былой кровожадностью и изворотливостью. Да еще и учить свою семью тому, что жестокий поступок можно совершить в любой момент при помощи любых доступных средств… Это и вовсе непростительно.
Биргит согласно кивнула.
– Мать ухаживала за отцом, и я предполагаю, что между ними существовала договоренность о молчании. Так как ваша мать прекрасно понимала, что, если он примется бахвалиться вне дома, все будет потеряно. Никто не должен был знать, кто он такой на самом деле, ибо на кон было поставлено все – магазин, ваше безбедное существование, вся ваша жизнь.
Карл вопросительно посмотрел на пачку сигарет, Биргит кивнула в ответ.
Когда очередное расследование близилось к завершению, Мёрк всегда ощущал никотиновый голод.
– Биргит, я уверен, что мать пожертвовала отцом ради вашего блага. Он постарел. За ним стало сложно ухаживать и тяжело жить с ним под одной крышей. Он выполнил свою миссию по содержанию семьи; настала очередь вашей матери взять на себя эту функцию. Быть может, он стал кричать направо и налево, кто убил Стефани, и тогда Ригмор приняла решение столкнуть его в озеро. Я прав?
Биргит тяжко вздохнула. Ей было нечего сказать.
– Ведь это же не мать прикончила Стефани Гундерсен, верно, Биргит? И вовсе не о супруге принялся болтать ваш отец, а о вас, да? Ибо он возгордился, как индюк. Он гордился своей дочерью, которая проявила такую решительность и уничтожила человека, отравившего ей жизнь.
Биргит отвела взгляд и долго сидела молча. Затем медленно повернула голову к собеседникам и задрала подбородок, словно собиралась произнести свое последнее замечание с нарочитым высокомерием.
– Как чувствует себя Джеймс? – задала она совсем неожиданный вопрос.
Карл нагнулся к пепельнице и стряхнул пепел с кончика сигареты.
– Он умирает, Биргит. Этот погибающий человек не мог допустить, чтобы земля носила такую женщину, как ваша мать.
Биргит кивнула.
– Когда вы найдете Денису, я подпишу признание, и ни секундой раньше, – безапелляционно заявила она.
Глава 50
Понедельник, 30 мая 2016 года
После поворота на Веберсгэде Аннели поджидал неприятный сюрприз: на стоянке перед резиденцией не оказалось ни одного свободного места. Что ж такое удивительное транслировали сегодня по телевидению, будь оно проклято, что все поголовно вдруг решили провести этот вечер у себя дома перед экраном? Это была не просто досадная неприятность, а чуть ли не фатальное обстоятельство.
«Я не могу встать в другом месте, так как тогда придется тащить тело Денисы через весь тротуар и велодорожку, протискиваться между припаркованными машинами. Это слишком рискованно», – рассуждала она, медленно продвигаясь по улице.
В итоге Аннели решила заехать на велосипедную дорожку перед парковкой, предварительно оценив расстояние до своего дома. «Хорошо, что у меня такая узкая машина», – подумала она и, заехав одной стороной на велодорожку, проехала чуть дальше. Маневр был достаточно рискованный, но, если все сложится удачно, она сможет припарковаться всего в одном метре от двери подъезда.
«Только б соседи не стали возмущаться», – с дрожью подумала Аннели. Если им не приспичит выйти из дома именно сейчас, то единственной потенциальной угрозой для нее оставался полицейский патруль. При этой мысли она усмехнулась – патруль в Копенгагене? В эпоху дикой экономии средств не так уж часто можно было встретить на улицах города патрульную машину.
Аннели остановилась, как и хотела, совсем близко к двери и прошмыгнула в подъезд. Как ни странно, ей пришлось преодолеть себя, чтобы зайти в гостиную механика-инженера, где, прислонившись к стеллажу справа от двери, лежало тело Денисы.
С момента убийства прошло уже несколько часов, и одного взгляда на труп оказалось достаточно, чтобы пробудить в Аннели волну беспокойства.
Трупное окоченение уже началось – она убедилась в этом, когда с некоторой брезгливостью отодвинула мертвое тело от стеллажа. Голова Денисы была свернута в сторону, шея застыла в совершенно неестественном положении. Аннели взялась кончиками пальцев за голову трупа и попыталась повернуть ее как положено, но, несмотря на отвратительный хруст, который издавали окаменевшие мышцы и кости, ничего не получилось. Сделав глубокий вдох, Аннели взяла труп под руки и с удивлением обнаружила, что окоченели даже плечи. Чуть замешкавшись, она сначала достала из сумки глушитель, а затем вложила пистолет в руку Денисы, осторожно надавив ледяным указательным пальцем на курок. Итак, отпечатки пальцев готовы.
«Надо поскорее избавиться от нее, пока тело не затвердело, как камень. Иначе я не смогу посадить ее в машину и потом выгрузить», – думала Аннели.
Удивительно, но труп этой девушки, некогда столь оживленной и бойкой, представлял собой нелепое и удручающее зрелище.
«Не стоит обращать внимание на подобные эмоции», – пронеслось в голове у Аннели, отчего она едва не рассмеялась.
Хотя часы показывали почти пол-одиннадцатого вечера, на улице было почти так же светло, как днем. Обычное дело для данного времени года в этих широтах.
Похоже, придется подождать, пока станет более-менее темно. Но тогда уже будет далеко за полночь, труп совсем одеревенеет… Нет-нет, откладывать дело не стоило.
Аннели выволокла тело из хаоса, царившего в гостиной инженера, и прислонила к стене перед выходом, приготовившись как можно проворнее перетащить труп в машину.
В это время суток движение на Веберсгэде было еще довольно оживленным, но это не страшно. Лишь бы не объявились «легавые». Как только рядом не окажется велосипедистов и пешеходов, она втащит труп в свой «Ка» и в как можно более естественной позе разместит на пассажирском сиденье.
Аннели прикрыла входную дверь и сквозь узенькую щель принялась наблюдать за снующими туда-сюда велосипедистами. Какого дьявола им всем вздумалось выбраться на велопрогулку в столь поздний час? Неужели нельзя посидеть дома?
С угла Эстер Фаримасгэде послышался задорный смех – две девушки направлялись прямо к дому Аннели. Одна из них везла велосипед, вторая просто шла рядом и веселила подругу. Выглядели они довольно беззаботно.
«Тупые твари», – злобно подумала Аннели. Не переставая балаболить, мерзавки почти поравнялись с ее машиной.
«Эй, давайте там поаккуратнее!» – мысленно приказывала она девушкам. Неужели нельзя перейти на противоположную сторону?
Аннели открыла дверь подъезда, когда одна из идиоток на ходу стукнулась коленкой о багажник «Ка».
– Проклятье, какой придурок поставил свой драндулет на тротуаре?! – возмутилась эта корова и несколько раз со всей дури стукнула кулаком по крыше автомобиля, обходя его вокруг.
Аннели смирно стояла, поджав губы, и с досадой смотрела на многочисленные вмятины, оставшиеся на крыше машины.
«Безмозглая скотина!» Эх, если бы эта тупица только знала, как Аннели поступает с такими, как она…
Девушки удалялись, ругаясь, как портовые рабочие, и то и дело оборачивались, показывая через плечо средний палец. Лишь когда они достигли Фреденсбро, Аннели осмелилась подхватить труп Денисы со спины под руки и подтащить к машине.
Она хотела впихнуть тело внутрь, но оно совсем закоченело, так что Аннели пришлось полностью откинуть назад пассажирское сиденье и изрядно постараться, чтобы засунуть труп в машину, – правая рука то и дело вываливалась и не давала закрыть дверцу.