утреннюю сторону щеки, чтобы не дать волю эмоциям.
– Прости, что задаю тебе этот вопрос, но как тебе кажется, была ли она связана с кем-то из этих мужчин более тесными отношениями, чем с другими?
Гордон сморщил нос.
– С несколькими – да. Если вы имеете в виду, что она трахалась с ними больше одного раза.
– Даже сам не знаю, что я имею в виду. Возвращалась ли она к кому-то из них по той или иной причине?
– Да, к нескольким. К четырем, если уж быть точным. И я обзвонил всех четверых.
– Отлично, Гордон.
– Все они оказались озадачены. Думаю, двух я оторвал от тихого семейного вечера у телевизора. Когда я задавал первый вопрос, каждый из них спешил удалиться на кухню или в иное укромное местечко, но им все же пришлось ответить мне, когда я представился следователем по уголовным делам. – Он на мгновение улыбнулся собственной уловке, но тут же вновь помрачнел. – Она никогда не бывала дома ни у кого из них, и трое из четырех признались – «и слава богу!». Они утверждают, что Роза превращается в настоящую маньячку, когда дело доходит до секса. Она обходилась с ними, как со своими рабами, безоговорочно доминировала и вела себя настолько жестоко, что всем им потребовалось по несколько дней, чтобы прийти в себя после связи с ней.
– А что четвертый?
– Он не смог ее вспомнить. «Проклятье, не помню!» – так он сказал. У него, видите ли, было столько этих телок, что лишь мощному компьютеру под силу всех подсчитать.
Карл вздохнул. Столь глубокое разочарование, коему он являлся свидетелем, терзало его сердце. Перед ним сидел человек, который очень сильно любил Розу и который в одно мгновение словно налетел со всего маху на острую скалу. Ибо Гордону приходилось делать паузу после каждого предложения, и всякий раз он крепко сжимал губы, чтобы не утратить контроль над эмоциями. Теперь-то было ясно, что действительно не стоило поручать парню это задание, но было уже поздно.
– Мне жаль, Гордон. Мы ведь знаем, какие чувства ты питаешь к Розе, и тебе приходится сейчас очень тяжело… Однако теперь ты понимаешь, что за хаос годами творился в ее голове, и я уверен, что все это было лишь способом позабыть то, что ее действительно мучило.
Гордон выглядел очень несчастным.
– Я считаю, что это отвратительный способ! Но неужели она не могла, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОСТО ПОГОВОРИТЬ С НАМИ, а? – неожиданно громко воскликнул он.
Карл сглотнул.
– Не знаю, Гордон. Возможно, с тобой и могла. Но не со мной и не с Ассадом.
Брови несчастного парня-маяка задрожали, он больше не мог сдерживать слезы.
– Почему вы так говорите, Карл?
– Потому что такие типы, как мы с Ассадом, слишком опасны, Гордон. Мы начинаем копать глубже, как только у нас зарождается малейшее подозрение в чем-либо, и Роза знает это лучше кого бы то ни было. А с тобой – совсем другое дело, ибо вы с ней не просто коллеги, вас связывают кое-какие неформальные отношения. Тебе она может довериться. И если б она решила это сделать, ты бы ее внимательно выслушал и утешил. И, вполне может быть, это действительно помогло бы ей. Тут, я думаю, ты прав.
Гордон вытер глаза, взгляд его стал резче.
– Карл, я чувствую, вы скрываете от меня что-то важное о Розе. Что именно?
– Где-то в глубине души ты и сам уже все понял. Чем дальше, тем очевиднее становится, что Роза, судя по всему, убила своего отца. Умышленно или неумышленно, прямо или косвенно, этого я не знаю, – но какая-то часть вины несомненно лежит на ней.
– И как вы думаете поступить?
– Как поступить? Узнать правду и помочь ей двигаться дальше. Разве не это мы должны сделать? Дать ей шанс жить нормальной жизнью. Наверное, так…
– Вы вправду так считаете?
– Ну да.
– А Ассад?
– И он думает так же.
Неуверенная улыбка проклюнулась на мрачном лице влюбленного дылды.
– Мы должны найти ее, Карл.
– То есть ты считаешь, что она еще жива?
– Да. – Губы Гордона дрожали. – Я просто не могу поверить в то, что ее больше нет.
Мёрк кивнул.
– А кто-нибудь из остальных ста сорока шести кавалеров ее помнит, как тебе показалось?
Гордон вздохнул.
– Мне пришел в голову такой вопрос, когда я разговаривал с теми четырьмя, которые показались мне самыми выдающимися. Но я совершенно не знал, с чего начать разговор, так что просто шел по списку – и успел охватить почти всех. Получилось примерно по минуте на каждого. Я произносил: «Вас беспокоит криминальная полиция. Нам стало известно, что женщина, которую мы разыскиваем, Роза Кнудсен, могла остановиться у вас. Это правда?»
– Но они могли соврать.
– Ну уж дудки! Ни один не показался мне настолько изворотливым, чтобы попытаться что-то скрыть от меня. Возможно, именно это поразило меня больше всего. Не считая первых трех, у всех них словно задница вместо башки. Тупые, как пробки, Карл, я вас уверяю. Они не смогли бы меня обмануть.
– Допустим, – опешив, буркнул Мёрк. Подобной самоуверенности он не испытывал с шестнадцати лет, когда, глянув в зеркало, обнаружил у себя бакенбарды. – Есть ли среди ее контактов жители Швеции?
– Ни одного. И ни одной шведской фамилии, если уж на то пошло.
– А как насчет имейлов менее интимного содержания? К примеру, бронирование гостиничных номеров, переписка с сестрами, матерью и Ригмор Циммерманн…
– Ничего существенного. Несколько писем, адресованных Ригмор, не особо содержательны. Роза просила написать ей какой-то рецепт, а та, в свою очередь, спрашивала о чем-то своем. И еще она хотела передать Розе запасной ключ от квартиры… да-да, ключ упоминается в их переписке не раз. Судя по всему, Ригмор Циммерманн никак не могла положиться в этом вопросе на себя. Потом есть еще письма о последней просмотренной кинокартине, о жилищном кооперативе в Сандальспаркен – они обсуждали, кто собирается прийти на общее собрание собственников, договаривались о том, чтобы пойти туда вместе, – и так далее. Ничего примечательного. Циммерманн даже не плакалась на тему своей дочки и внучки и связанных с ними заботах.
Карл похлопал трудягу по плечу. Детину пожирали изнутри ревность и печаль. Он уже второй раз прощался про себя с той, которую любил.
Едва Мёрк вошел в свой дом в Рённехольтпаркен, Мортен тут же бросился ему навстречу.
– Карл, я пытался дозвониться до тебя весь вечер! Где ты забыл свой мобильник?
Вице-комиссар вынул телефон из кармана – аппарат был мертв, как сельдь в банке.
– Может, сразу поставишь его заряжаться? Все-таки раздражает, когда мы не можем с тобой связаться. Сегодня вечером Харди было совсем дерьмово, чтоб ты знал.
О нет, что еще случилось?.. Карл сделал глубокий вдох – он не был готов к очередной плохой новости.
– Он жалуется на сильные боли в левой руке и в верхней левой части грудной клетки. Говорит, напоминает электрические разряды. Мне пришлось позвонить Мике, раз уж ты был недоступен. Я боялся, что его хватит сердечный удар, что мне тогда с ним делать?
Мортен вытащил телефон из руки Карла и демонстративно подключил его к зарядному устройству в прихожей.
– Чем вы тут вдвоем занимаетесь так поздно, черт возьми? – попытался пошутить Мёрк, зайдя в гостиную.
Было очевидно, что Мика сделал все для создания умиротворенной атмосферы. Не хватало только бархатных ковров на стенах, а то комнату и вовсе нельзя было бы отличить от пакистанского ресторана где-нибудь на лондонской Бейсуотер-роуд. Благовонные палочки, стеариновые свечи и изобилие так называемой этнической музыки мира в исполнении ситар и многоствольных флейт.
– Что стряслось, Мика? – поинтересовался Карл у облаченного во все белое атлета, бросая нервные взгляды на спящего Харди, голова которого высовывалась из-под одеяла.
– Сегодня вечером у него случился приступ панической атаки, и это вполне объяснимо, – начал рассказывать Мика. – Я убежден, что на этот раз он ощущал вполне реальные, а не фантомные боли, как бывало прежде. А еще я сам видел, как во сне Харди слегка пошевелил плечом, словно желая избавиться от дискомфорта, возникающего при соприкосновении с матрасом. Погляди-ка…
Карл молча смотрел, как Мика отодвигает одеяло. Еле заметные сокращения, напоминающие тик, охватили левое плечо спящего мужчины.
– Как ты думаешь, что с ним происходит, Мика? – серьезно спросил Карл.
– А происходит, судя по всему, то, что некоторые второстепенные мышцы в организме Харди понемногу обретают утраченную чувствительность. И завтра же с утра я свяжусь с парой опытных неврологов, с которыми познакомился во время учебы. Точно так же, как и ты, я ничего не понимаю, ибо подобные процессы невозможны при диагнозе, в свое время поставленном Харди. Мне пришлось дать ему хорошую дозу болеутоляющего, чтобы он успокоился. Он крепко спит в течение часа.
Мёрк не верил своим ушам.
– Ты думаешь, что…
– Я ничего не думаю, Карл. Я просто знаю, что это чрезвычайно болезненно и изнурительно для Харди – внезапно получить весточку от тех частей своего тела, которые были парализованы в течение девяти лет.
– Карл, я включил твой телефон, и он звонит, – послышался с кухни голос Мортена.
Ему кто-то звонит в столь поздний час? Какого черта?
– На дисплее написано «Ларс Бьёрн», – продолжал Мортен.
Мёрк вновь обратил взгляд на своего спящего товарища – как же волнительно было смотреть на его лицо, искаженное болью даже во сне…
– Да, – сказал он, поднеся телефон к уху.
– Карл, где ты? – лаконично поинтересовался Ларс Бьёрн.
– Дома. Где же мне еще быть в это время суток?
– Я застал Ассада в Управлении, и теперь он стоит рядом со мной.
– Прекрасно. Вероятно, он уже рассказал тебе о нашем сегодняшнем прорыве. Извини. Вообще-то я и сам не ожи…
– О каком прорыве? Мы сейчас стоим на перекрестке Бернсторффсвай и Хеллерупвай и смотрим на некую Денису Циммерманн, которую разыскивает вся Дания. Она валяется на капоте черного «Гольфа» и окончательно и бесповоротно мертва. Я могу попросить тебя взять руки в ноги и приехать сюда как можно быстрее?