Цена за халасле, жареную свинину и кофе с молоком такая же, как и везде. Расплачиваясь с официантом, узнаем: ресторанчик отдан государством в аренду. Нельзя ли увидеться с арендатором?
— Ференц! — окликнул официант.
Молодой парень, считавший что-то в углу ресторанчика на портативном карманном компьютере, присел к столу. Двадцать минут беседы…
Ресторанчик, будучи государственным, давал примерно миллион форинтов прибыли в год. Дать прибыль в три миллиона — на таких условиях ресторанчик сдавался в аренду. По конкурсу право аренды получила семья Силади. «Отец ведет бухгалтерию. Мое дело — организация, закупка продуктов, идеи, привлечение посетителей». — «Получается?» — «Да, три миллиона в год за аренду мы вносим. Ну и себе, разумеется, остается».
В ресторанчике раньше в две смены работало тридцать человек. Ференц оставил двенадцать, удвоил зарплату, но работают в одну смену и «под завязку — пока есть посетители». Много дала продуманная закупка продуктов непосредственно у кооператива — «во-первых, все свежее, во-вторых, нет посредника, базы с накладными расходами».
Экономическая реформа в Венгрии часть промышленности, торговли и службы быта отдала в частные руки. «В корневой системе экономики сознательно дан рост мелким корешкам, чтобы наилучшим образом обеспечить питание дерева», — объяснил мне знающий этот процесс человек. «Мелкие корешки» — это ремонт часов (а также автомобилей), починка обуви и одежды, мелкая розничная торговля, такси (плата дороже, чем в такси государственных), производство и продажа сувениров, ремонт квартир и сантехники, мелкие рестораны, кустарный промысел, пекарни, сдача в наем жилья. По данным венгерской печати, в стране на 1985 год сто сорок тысяч мелких предпринимателей, кустарей и ремесленников. Нередко предпринимательством занят не один человек, а небольшой кооператив. Обслуживание населения от этих нововведений, бесспорно, выиграло. Но не станут ли «мелкие корешки» причиной социального расслоения, не возникнет ли в обществе напряжение? На этот вопрос, а я задавал его многим, ответ был таким: «Некоторые издержки и даже злоупотребления вероятны. Но все это возможно, как показала жизнь, и в государственном секторе экономики. В целом же положение контролируется надежно. Налог, прогрессивно растущий при росте прибыли, ставит пределы обогащению…» Такова ситуация. Копнуть поглубже — дело экономистов и социологов. С точки же зрения едока, заглянувшего в харчевню с мельничным колесом, ее арендатор Ференц Силади — фигура не страшная. Она вся почти на виду. Куда неприятнее и страшнее человек, получающий «сто пятьдесят» и строящий дачу на сотню тысяч…
С шофером посольства отправились на рыбалку. По нашим меркам, место — больше чем не ахти: озеро возле электростанции. Гудят турбины. Дымит труба. Вода подогретая. Но рыба есть. И клюет. Ловля — на моченую кукурузу. Плотвичка… Еще плотвичка… Подлещик… И вдруг леска у меня обрывается аж со звоном. «Карп…» — говорит мой напарник. Ставлю леску покрепче. И вот он, карп, да такой, что кричу: «Подсак! Скорее подсак!» Вынули. Но радость мою Володя унял: «Этого надо пустить…» Выясняется: карпа, если он ростом не вышел в тридцать два сантиметра, полагается отпустить. Страдая, пустил я добычу в теплую воду. Снова поклевка… И снова карп-недомерок. Отпускаю без консультации. Когда счет пойманным и отпущенным карпам возрос до двенадцати, иду к табличке — как следует ее изучить… Да, суровая правда жизни: карпа можно сажать на кукан при размере не меньше тридцати двух сантиметров; щуку, жереха, судака — не менее сорока сантиметров, амура — не меньше полуметра, карасей и линей ввиду малорослости разрешается брать пятнадцати сантиметров. Что касается плотвы, окуней, красноперок (и почему-то лещей!), то серьезной рыбой они не считаются — лови сколько сможешь и любого размера. Такие правила. В Венгрии их уважают и других уважать призывают — упомянутая табличка написана на венгерском и русском.
В Венгрии редко увидишь стадо коров. Все распахано, пастбищ здесь практически нет. Содержание стойловое. У границы с Чехословакией, близ Дуная, мы остановились полюбоваться долиной, по которой ходило стадо. Провожавший нас председатель кооператива сказал: «Всюду, где можно, от стойла отказываемся. Корова — не механизм. Ей надо и походить, и щипнуть какой захочется травки. При пастьбе здоровье скотины намного выше, качество молока — тоже».
Председатель колхоза близ Дьера похвалился чистотой пшеничных полей — ни единого сорняка. Химия! А потом в разговоре выяснилось: для села необходимо бурить глубокую скважину — верхние горизонты воды заражены нитратами. Я навел справку: много ли сел столкнулось с такой проблемой? Оказалось, уже четыреста.
Ночлег в лесной деревеньке Эрисентпетер. Земли у восточных берегов Альп небогатые. Население всегда чем-нибудь промышляло. Сейчас для туристов сдается «ночлег». Это тоже частная деятельность, государство ее контролирует, взимает с доходов налог…
Опрятная, чистая комната на втором этаже деревенского дома. Две кровати. Ванная с умывальником. Горячая вода. На завтрак омлет и кофе. Плата — сто двадцать форинтов. По-нашему — рублей семь. В городской же гостинице номер стоит раз в десять дороже.
Запомнилось утро. Подняли нас петухи. Выглянув на балкончик, я увидел туманом повитые горы, деревянные крыши по склону, петельку дороги, уходившей в туман. А под балконом у самого дома по грядкам укропа степенно расхаживал аист, ловил зазевавшихся лягушат.
На краю Кестхея, балатонского городка, есть дворец с прекрасным старинным парком. Жил тут на широкую ногу граф Фештетич Дьёрдь. Следы богатства его сохранились в утонченном убранстве дворца. Добрую память о себе оставил граф тем, что не скупился на просвещение народа — учил крестьян передовым приемам возделывания земли, организовал первую в Европе высшую сельскохозяйственную школу. Памятник графу перед дворцом — благодарность венгров «отцу агротехники».
Жилище графа сегодня — музей. Показывал нам его директор, молодой ученый Ласло Цома. Я заметил: в толпе посетителей его узнавали, как если бы он снимался в кино или был «звездой» телевидения. Оказалось, популярностью Ласло Цома обязан твердой своей позиции в споре о местном парке. По проекту город Кестхей должна была опоясать окружная дорога, и часть парка проект предусматривал вырубить. Дорога — вещь нужная. Но как бы мы посмотрели, если бы ради дороги кто-нибудь покусился на «клочок» Ясной Поляны? Директор музея сказал: только через мой труп! Умереть ему не пришлось: население Кестхея дружно стало на его сторону. Власти города и проектанты поджали хвост. А доктор Цома стал популярным, глубоко уважаемым человеком. Его выдвинули и единодушно избрали в парламент, забаллотировав кого-то из тех, кто решал: дорога — любой ценой.
На щите у входа в маленький заповедник — «Десять заповедей о природе». Две из них: «Чувствуй себя в природе как дома, но веди себя как в гостях», «Уноси только впечатления».
Лесное ведомство Венгрии каждое лето устраивает для школьников палаточные лагеря. Их примерно сто пятьдесят по стране. Ребятишки восьми — тринадцати лет («друзья леса») группами по двадцать пять — тридцать человек движутся от лагеря к лагерю. В день проходят столько, сколько могут пройти не спеша, общаясь с природой. Потом остановка на два-три дня. Все сами: рекогносцировка, приготовление пищи, ночлега, ремонт снаряжения и одежды. С группой — инструктор и кто-нибудь из родителей. Задача: оставить лагерь в чистоте и порядке для новой группы. За две недели ребятишки проходят примерно сто пятьдесят километров. Лесное ведомство опекает эти походы, приобщая юных граждан к пониманию и сохранению леса. Нетрудно увидеть преимущества кочевой жизни с ночлегами в палатках перед лагерями-санаториями, где дети на всем готовом и никак не могут себя проявить, испытать.
Шандор Хайтош. Возраст — восемьдесят пять. Пятьдесят лет служил сторожем у плотины и ловил рыбу. Платил за право «полупрофессионального» лова умеренный налог и продавал рыбу, обходя село по домам. Рапцу теперь спрямили, да еще у города Дьера «положили плотину». Рыбы почти не стало. Но старик по-прежнему ежедневно ходит к воде со своим «пауком».
— Ну, что там в садке, дедушка Хайтош?
— Да вот чука (щука)… — Старик поднял за хвост небольшую рыбешку.
От нечего делать старик с удовольствием перечислил с десяток рецептов приготовления рыбы. Один из них: «Взять чуку. Взять пиво и взять муку. В тесте, замешанном на пиве, надо чуку запечь». Старик приложил щепотку пальцев к губам и чмокнул. Достоинство блюда каждый может проверить. Дело за «чукой».
Дорогу перебежал заяц. Сел, потрогал лапками нос, дал себя сфотографировать и неспешно, как в известной мультяшке, удалился с поляны в кусты. А из кустов с металлическим криком свечой поднялся и плавно спланировал в лесополосу празднично-яркий фазан. Картина эта для Венгрии характерная. Окультуренная земля и высокая плотность людских поселений для многих диких животных места не оставляют. В венгерских лесах вы не встретите глухаря, тетерева, волка, медведя. Самый крупный хищник — лиса. Но есть животные, которые рядом с людьми хорошо уживаются: утки, фазаны, олени, кабаны, зайцы. Их в Венгрии много. Они составляют основу охоты, дают немалую прибыль в валюте. Зайца, правда, бьет химия. Но там, где химизация ограничена или вовсе исключена, зайцев тьма. В кооперативе Вошкут в иные годы отлавливают на экспорт в своих угодьях шесть-семь тысяч. Всего же Венгрия в 1984 году поставила во Францию и Италию девяносто две тысячи живых зайцев. Сколько зайцев убито во время ружейной охоты, кажется, не сосчитано. Много добывают фазанов и кабанов. На охоту приезжают зарубежные любители пострелять. Не бедные, разумеется, — плат