Виктор понятливо отвернулся. Быстро скинув влажное тряпье, Липа нырнула в тунику размера на три больше, чем ей нужно. Хорошо, что хоть сумочку она сегодня взяла поясную. Или не сегодня? Казалось, что с тех пор, как она вышла из дома, прошла целая вечность. Липа затянула ремень потуже: теперь в обновленном виде уже не стыдно было показаться на людях.
«Мы обязательно отсюда выберемся!» – кивнула она своим мыслям, поправляя высохшие волосы, скрутившиеся в мелкие беспорядочные спирали. Так всегда случалось, если она не успевала уложить непослушные локоны феном. – «Выберемся и разнесем к чертям собачьим весь этот комплекс! Полиция, суды, прокуратура… Я этого так не оставлю».
Полная решимости, она развернулась и неожиданно уперлась взглядом в обнаженную спину переодевающегося Виктора. Широкий разворот плеч, очерченные мышцы, прямая линия позвоночника… Все это быстро скрылось под зелено-голубой тканью гавайской рубашки.
– Тут и правда как на пляже, – хмыкнув, произнесла она. – Жарко и душно.
А про себя добавила: «А еще очень горячо!»
– Тоже заметила? – Виктор провел ладонью по лбу, на котором выступила испарина. – Не нравится мне все это. Но тут кроме дурацкой одежды и цацок ничего нет.
– Каких цацок?
– Да вон, в том шкафчике.
Он открыл крайнюю левую дверцу, а там на чуть наклонных бордово-бархатных полочках лежали всевозможные колье, браслеты, серьги. Камни в них благородно искрили, переливались и совершенно не походили на обычную бижутерию. Хоть Липа и не слишком разбиралась в драгоценностях, но чувствовала, что украшения стоили кучу денег.
– Это уже совсем странно. Тут ведь солярий, пусть и гигантский, – пустилась она в размышления. – Пляжные аксессуары и горячий воздух вписываются в картину, но не ювелирная лавка.
– Согласен. Возможно, как раз в этом и подсказка. Только не пойму какая.
– На картах ведь ключи появляются. Тоже такие блестящие, с камнями. Может, связано как-то?
Виктор начал строить свои догадки, даже конверт с картами достал из кармана брюк. Липа отметила, что в отличие от ее ключей, почти все собранные им были в вензелях и блестках, и только один ржавый огрызок затесался среди них, будто бы случайно. Она даже хотела отпустить саркастический комментарий на этот счет, но вместо слов надсадно закашлялась, вдохнув колючий, словно смешанный с песком воздух.
Виктор бросил на нее обеспокоенный взгляд, и его движения стали суетливыми. Он вернулся к шкафам и прощупывал бархатную ткань полок, приподнимал украшения и возвращал обратно. Мыслей сунуть в карман пару колец побогаче у него, кажется, даже не возникало. А Липе и вовсе казалось, что все, что находится в «Колесе Фортуны», проклято, и лучше ничего не трогать, особенно столь подозрительно дорогое и беспечно выставленное напоказ.
«Да уж, на мою зарплату таких украшений не купить, это точно!»
Но на секунду она все же не удержалась и представила, как Ники делает ей предложение, встав на одно колено и протягивая коробочку с кольцом, камень на котором ослепительно сверкает, а размерами не уступает знаменитому «Куллинану», самому большому алмазу в мире.
В реальности все случилось гораздо прозаичнее: Липа готовила ужин, когда Николай пришел с работы и с порога буднично заявил:
– Лип, думаю, нам пора расписаться, чего тянуть, да?
Она так и застыла с деревянной лопаткой наперевес, и соус стал капать на столешницу и пол.
Так что не было ничего зазорного, чтобы помечтать о том, как предложение руки и сердца состоялось в шикарном ресторане. А сама Липа была не в дурацком фартуке в ромашку, а в вечернем платье в пол, шею ее обвивало сверкающее колье, вот как одно из этих, что лежали на бархатных коробках в идиотском солярии. А пальцы были унизаны драгоценными перстнями, и лишь на безымянном еще оставалось свободное местечко, как раз для…
Сцена представилась так ярко и выпукло, но резко оборвалась механическим гулом – потолок и длинные трубчатые лампы стали вспыхивать одна за другой, озаряя все бело-голубым свечением. С каждой секундой в помещении становилось все жарче.
– Виктор! – испуганно выкрикнула Липа. – Ты опять на что-то нажал?!
– Очки надевай! – скомандовал он и кинулся к другому шкафчику. Протянул ей пару, вторую надел на себя. Потом выудил из недр белое махровое полотенце с логотипом комплекса и набросил ей на голову.
– А ты? – хрипло спросила Липа и снова закашлялась, чувствуя, как воздух царапает легкие.
Он махнул рукой и снова взялся за полки с ювелирными изделиями:
– Да что с ними делать-то?! Я не понимаю! – сипло воскликнул Виктор. Суетливость его движений возрастала. Он согнулся, шаря рукой под шкафами. Но и там, кажется, не было ничего кроме песка.
Ругнувшись, он запустил ладонь в волосы – это умных мыслей, конечно, не прибавило. Липа схватила отброшенный ранее пиджак, и поняла, что ткань уже совершенно сухая.
«Господи, мы же и правда, как в огромной печи».
Она протянула Виктору его же изрядно помятый пиджак, хоть и понимала, что даже если от ультрафиолетового излучения он может и прикроет, но вот от того, что из помещения попросту исчезает воздух, он никак не поможет.
Комната снова покачнулась.
– Липа! – Виктор подхватил ее под локоть.
Отчего-то движение пола его не беспокоило – он твердо стоял на ногах, держал равновесие, очевидно, улавливая баланс. А ведь комната кренилась все сильнее и сильнее, словно заваливалась на бок. Свет мигал, передергиваясь чем-то черным с неоново-голубыми точками.
– Липа! Сейчас не время для обмороков! Соберись!
Но ее сознание уплывало в спасительную темноту. Последнее, что Липа услышала, – это глухой мужской вскрик вперемешку с шипением, а затем в воздухе разлился запах горелой плоти.
Первый после бога
Плотная темнота облепила все тело, заставив выгнуться дугой и вдохнуть полной грудью.
– Нет, не надо, – сипло сорвалось с губ.
Липа мелко задрожала в накатившем ознобе, а в следующую секунду внутри полыхнуло болезненным жаром. В груди затрепетало сердце, сбившись с ритма. Но темнота не отступала, давила, трясла, вонзалась в мозг раскаленными иглами:
– Липа, Липа, Липа…
– Хватит, – простонала она, – пожалуйста, отпусти.
– Нет.
– Пожалуйста! – Ее отчаянный выкрик больше походил на воронье карканье.
– Все хорошо, – нашептывала тьма, – я здесь.
– Да знаю я, что ты здесь! – прохрипела она и закашлялась, на большее дыхания не хватило.
– Лип, мы прошли «Солярий». Вставай, нужно двигаться дальше.
А вот это и вовсе было странно.
«Какой солярий?»
Но события последних минут уже всплывали в памяти яркими вспышками, пока не замерли на одном воспоминании – высоком и крепком юристе с пронзительно серо-зелеными глазами.
– Виктор?
– Я здесь.
Ее ладонь ощутимо сжали.
От осознания того, что она потеряла зрение, и теперь непроглядный мрак станет вечным ее спутником, Липу прошило новой волной ужаса:
– Я не вижу, – она начала задыхаться, лихорадочно касаясь пальцами век. – Ничего не вижу!
– Да, я тоже. Здесь нет света.
– Мы ослепли в чертовом солярии! Очки не помо…
– Лип, тут просто темно, – голос Виктора звучал устало.
«Правда? Хоть бы правда!»
Свободной рукой она принялась ощупывать пространство вокруг. Под ней оказался шершавый пол с бороздами.
«Керамическая плитка».
Рядом – стена. Прохладная, гладкая, ровная.
«Будто дверца холодильника».
И мужчина. Он сидел коленях и, кажется, собирался вытрясти из нее всю душу, лишь бы она, распластавшаяся на полу, пришла в себя.
– Так меня скоро укачает и стошнит, – вымученно пошутила она.
– Ох, извини. – Раздался смешок. Тряска наконец прекратилась. – Перенервничал.
Липа попробовала тоже сесть. Приступ паники миновал, но перед глазами еще мельтешили голубоватые мушки, и она покачнулась.
– Не спеши! – Виктор поддержал ее за спину, но тут же сдавленно охнул и отдернул правую руку.
– Ты ранен? – испугалась Липа, неловко заваливаясь в его сторону. Мельтешащих точек перед глазами стало больше. – Что случилось?
Под щекой ощутилась ткань рубашки, а под ней, глубоко в груди, учащенно стучало сердце.
– Я выбрал «Ясли». В «Мясной комнате» висели туши, как на мясокомбинате. Я решил, что нам это не подходит.
– А ключ? – вслух выдохнула она.
– Смешно, но он все это время был при мне. В кармане этой пляжной рубахи. Не понимаю, как я сразу не почувствовал его вес…
– Обхохочешься, – кивнула Липа без тени улыбки. – А я? Что случилось?
Он разжал ладонь, отпуская ее руку, но лишь для того, чтобы легко приподнять ее подбородок. Заглянуть друг другу в глаза в этой кромешной тьме все равно бы не вышло, оттого смысла в этом жесте не было никакого… или был?
– Не думаешь же ты, что я бы оставил тебя в том адском пекле? – Мягкий шепот прошелся по щеке невесомой щекоткой, вызывая мурашки.
Виктор прижался лбом к ее лбу. Так близко. Так странно. И так болезненно необходимо. Словно отстранись он – в тот же миг Липа утонет, растворится, навсегда исчезнет в темноте неизвестной комнаты.
– Пожалуйста, не бросай меня здесь, – почти шепотом попросила она. – Пожалуйста.
– Липа… Олимпиада…
Он коснулся ее носа своим. И не нужны были ни зрение, ни свет, чтобы ощутить близость его губ.
– Витя, я…
Мягкое, нежное прикосновение поглотило невысказанные слова. Приятное и теплое. Такое живое среди хаоса, сотканного из страхов, боли и мрака.
Липа рвано вздохнула, собрала остатки благоразумия и подалась вперед, скользнув щекой по его щеке. Прильнула головой к его плечу, обняла, стискивая изо всех сил, словно боясь отпустить. Или что он отпустит ее.
Но дальше тянуть было нельзя. Неправильно. Некрасиво по отношению к нему и к Ники. Она должна была это сказать:
– Прости меня, – правильные слова давались с трудом. – Вить… я… я не свободна.