За ними за плексигласовой прозрачной стеной от пола до потолка стояла огромная машина. По ее внешнему виду можно было подумать, что ее собрали из всего, что оказалось в наличии – я заметил буфер от джипа, двигатель небольшого самолета, оконную раму, канализационные трубы, столешницу и с сотню заплаток из задников от чехлов для айпода. Спереди где-то на уровне глаз блестело выкрашенное черной краской окно.
Мы вошли внутрь через скользнувшую створку в стене из плексигласа. Машина издавала какой-то скоблящий звук и то и дело испускала облачка черного дыма, всасываемого в вытяжку над ней.
Я попятился, закашлявшись.
– Мальчики и девочки, – торжественно произнес Профессор Бегад. – Познакомьтесь с Шелли.
Глава 37. Летаргический ящур
Машина издала своего рода приветственный звук, нечто между «бряк» и «звяк».
– Не понял, Профессор Бегад, – сказал Марко.
– Постойте. Мы должны вернуться в Вавилон с этой махиной? – поразился я.
– Строго говоря, эта махина, как ты изволил выразиться, не Шелли, – ответил Бегад. – Шелли – это то, что она создает.
Он нажал на кнопку. Из-за черного стекла вырвался столб яркого света, осветивший полость внутри машины. Я приблизился.
Внутри прямо в воздухе висел коричневато-золотистый кусок металла, круглый, как щит, но с зазубренными краями. В полость периодически вырывались серебристо-серые струйки дыма и облачка каких-то частичек, кружащих вокруг металлической поверхности и притягивающихся к острым кончикам. Медленно провернувшись, щит начал светиться. Сворачиваться.
– В конце он станет идеальной сферой, – сказал Бегад.
Глаза Эли стали размером с мячи для софтбола.
– Вы создаете локулус?
– Не локулус, – уточнил Бегад, – а его оболочку. Я уже очень давно думал над этой идеей, основываясь на чертежах, сделанных Германом Вендерсом в своих дневниках много лет назад. Многие считали их чересчур смелыми, но он был настоящим гением, надолго опередившим свое время. С момента вашего возвращения с Родоса этот проект перешел в разряд первоочередных.
– Но вы никогда не видели локулус, – заметил Марко. – Большая Нога тоже. Он был в то время за решеткой. Как вы смогли знать, что и как делать?
– И вновь вся заслуга принадлежит Вендерсу, – пояснил Бегад. – Ему удалось найти осколок локулуса – во всяком случае, так он решил. Наши металлурги проанализировали образец, воссоздали его, а затем обработали особой смесью металлического и углеродного волокна, органических и неорганических полимеров и дериватов силиката. Чтобы добиться упругости и легкости.
– Размешай и запекай, – пробормотала Эли, уставившись в черное стекло, – и получишь оболочку локулуса с пылу с жару.
– Если говорить упрощенно, да, – кивнул Бегад. – Суть в том, что когда локули были в гептакиклосе, они играли роль своеобразных каналов передачи атлантийской энергии, которая перемещалась от сферы к сфере. Великая Калани создала особый покров, гарантирующий свободное течение этой энергии. Мы надеемся, что нам удалось воссоздать его на примере Шелли. Если вы оставите эту сферу рядом с настоящим локулусом на расстоянии фута или около того, между ними произойдет обмен содержимым, – глаза Профессора казались дикими от переполнявшего его возбуждения. – Вы сможете оставить настоящий локулус там. А вернув Шелли, мы получим все необходимое для гептакиклоса!
– Но если эта штука правда сработает, – спросил я, – и мы украдем энергию локулуса, разве Вавилон не разрушится?
– Мои исследователи утверждают, что атлантийская энергия подобна человеческой крови – убери часть, и через какое-то время она воссоздаст необходимый объем, чтобы вновь заполнить сосуд, – ответил Бегад. – Вам всего лишь необходимо обеспечить переход минимального количества энергии. Мы настроили Шелли на изменение цвета, когда этот порог будет достигнут. Где-то по прошествии часа после установки она станет зеленой, и ее можно будет уносить. Пройдет время, и энергия заполнит всю сферу.
Марко конспектировал его слова. Одна эта картина казалась почти столь же шокирующей, как и этот совершенно безумный план Бегада.
– Будет классно, если все сработает, – сказал Марко. – Оболочка для энергии… Вы потому ее так и назвали, от английского «shell»?
Профессор Бегад улыбнулся.
– Ее назвали так в честь Мэри Шелли. Она написала историю об ученом, создавшем живое существо из отдельных частей. Примерно тем же занимаемся и мы.
– Оно живо-о-ое! – протянула Эли.
– Что, прости? – взглянул на нее Бегад.
– Франкенштейн, – пояснила Эли.
Бегад усмехнулся.
– В точку.
Касс опустил стеклянный ящик с Леонардом за баскетбольной площадкой. После демонстрации Бегада прошло несколько часов. Мы успели поесть, поспорить и в конце концов остановились на том, что нам нужно немного развеяться. С нашего всплытия из Евфрата прошло больше двадцати четырех часов, но оживлением от ящерицы и не пахло.
– Я волнуюсь, – сказал Касс. – Профессор Бегад говорит, у Леонарда нет необходимого иммунитета, который есть у нас. Наш воздух наполнен микробами, которые не существовали во времена Вавилона.
Мимо Марко прожужжала толстая стрекоза, и тот схватил ее прямо в воздухе – его молниеносные рефлексы не уставали меня поражать. Касс снял крышку, и Марко бросил внутрь добычу. Стрекоза упала прямо на летаргического ящера, тот посмотрел вверх и вернулся ко сну.
– Блин, а ведь в ней столько плоти, что практически хватит насытить меня, – заметил Марко. Пожав плечами, он повел баскетбольный мяч к площадке.
Касс сел рядом со мной и Эли на асфальт, и мы втроем начали наблюдать за игрой Марко. Как обычно, он умудрялся с показной легкостью забрасывать мяч в корзину с немыслимого расстояния. Теперь, когда его 7ЧС-таланты вышли на максимум, он больше не мазал. Даже Сержу, компьютерщику «ИК» и в прошлом игроку олимпийской сборной по баскетболу, ни разу не удалось победить Марко.
– А тебя это еще не достало? – спросила Эли. – Попадать всякий раз?
Марко подбросил мяч на ладони.
– Немного. Давай я тебя потренирую, брат Касс. Бесплатно. Прямо сейчас. Сыграем один на один?
Касс встал.
– Серьезно? Ты научишь меня играть?
– Если ты оставишь Леонарда на минутку, – Марко кинул мяч прямо в Касса, попав ему в грудь и сбив его с ног. – Правило первое, подключай руки. Это тебе не футбол.
– Не футбол, – повторил Касс. – Понял.
Эли взяла меня за руку и повела к теннисному корту где-то в двадцати ярдах в сторону. Я оглянулся на Касса. Он неуверенно вел мяч по площадке. Точнее, просто шлепал по нему без особого толку. Но выглядел он при этом непомерно счастливым. Марко скользил рядом, изображая блокировку.
– Уильямс уходит на половину соперника… – комментировал Марко. – Он делает бросок… Мяч отскакивает от корзины!
– Похоже, Кассу нравится, – сказала Эли.
Я кивнул.
– Может, он мысленно рисует карту баскетбольной площадки.
– Марко просто прирожденный старший брат, – продолжила Эли. – Кассу, наверно, нелегко. Он очень переживает, что у него нет настоящей семьи. В смысле, не считая нас.
– Нас и Леонарда, – поправил я. Я направился в свою часть корта, а Эли вскрыла новенькую упаковку теннисных мячей. – Подавай-отмахивай.
– Что? – удивилась она.
В груди резко сжалось. В последний раз я играл в теннис с папой. Когда он не уезжал в заграничные командировки, мы каждые выходные выходили на корт в Центре отдыха Бельвиля.
– Привычка, – сказал я. – Наша с отцом присказка. Он вечно пытался научить меня подавать крученый.
– Моя мама играет ужасно. Она всегда говорит, что проигрывает специально, так как ей нравится круглый счет. Что изгоняет все зло. У нее весьма специфичное чувство юмора. – Эли провела подачу. – Ты все еще часто думаешь о доме?
Я с силой отбил. Слишком сильно. Мяч упал сразу за линией.
– Прости. Да, думаю, да. Время от времени.
Но по правде, я совсем о нем не думал. Специально не вспоминал. И уж точно не когда мы преследовали грифона в Греции или находились в Вавилоне. Но мысли о доме никуда не исчезли, они затаились в темном углу моего разума, куда редко, но все же иногда попадал мысленный лучик. К примеру, когда мы отправились в Огайо. И сейчас, на теннисном корте. Я почти видел за сеткой папу в его странной теннисной шляпе с белыми покачивающимися наушниками. Еще я так же отчетливо мог представить маму, словно она никогда не умирала. Как она подкрадывается к нему сзади и поднимает наушники на манер заячьих ушей…
– Джек, проснись!
Голос Эли вернул меня к реальности. Мяч пронесся мимо моего уха и ударился внутри зоны.
– Вау! Можно переиграть?
– Нет! – с издевательским смехом ответила Эли. – Пятнадцать – ноль!
Мы обменялись серией ударов, ракетки при соприкосновении с мячом издавали короткий звук «мммок!».
Мок!
– Мой брат Джош хорош, – сказала Эли. – Он давал мне уроки. Может, вы еще с ним встретитесь когда-нибудь.
Мок!
– В нашей семье лучше всех играет мама, – отозвался я. – Суперская подача.
Мок!
– Ты никогда о ней не говорил, – заметила Эли.
Мок!
– Что? – спросил я.
Мок!
– Твоя мама. Ты всегда говорил лишь об отце. Они расстались?
Мяч перелетел через оградительную сетку и исчез в джунглях. Я провернул ракетку, глядя ему вслед.
– Моя мама умерла.
На лице Эли отразился ужас.
– Прости, Джек, я не хотела…
– Все нормально, – сказал я. – Я продолжаю говорить о ней в настоящем времени, хотя я был еще очень маленьким, когда ее не стало.
Эли перешла на мою часть корта.
– Когда это случилось? – мягко спросила она и тут же добавила: – Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего. Моя мама была настоящая спортсменка. Ей нравилось ходить во всякие необычные походы со своими друзьями-геологами. А вот папа был от них не в восторге, и он всегда оставался дома со мной. Это было еще до того, как он начал разъезжать по своим затяжным командировкам. В общем, несколько месяцев мама готовилась к какому-то очередному восхождению в Антарктике. Помню, она вся горела от нетерпения. Мы с отцом наблюдали за ней через видеосвязь, но затем налетела снежная буря… Жуткий ураган. Мы слышали крики. Затем ветер заглушил и их. Папа говорит, я начал кричать, словно знал, что должно пр