– Потому что иногда действия подозреваемого кажутся мне бесполезными.
– Я не понимаю вас, Оуэн, – вмешался я.
– Я вспомнил одну басню…
– «Дуб и тростник»? Но ведь там большое дерево в результате с корнем вырывает ветер!
– Вы не поняли, Ахилл. Я имею в виду басню «Феб и Борей». Феб – это солнце, а Борей – сильный ветер. Однажды они увидели путника, одетого в теплое пальто, и поспорили друг с другом, кто из них быстрее сможет снять с него одежду. Ветер стал дуть изо всех сил, но напрасно – человек только сильнее кутался в свое пальто. Солнце действовало совсем иначе. Очень быстро под его палящими лучами путник был вынужден снять с себя слишком теплую одежду.
– И как же мы должны истолковать эту басню? – проворчал инспектор.
– Чтобы прийти к реальному и очевидно трудно достижимому результату, иногда достаточно немногого – всего лишь выбрать подходящее средство.
Хитрая улыбка осветила лицо полицейского.
– Значит, вы думаете, что преступник мог бы добиться своего за меньшее время?
– В известном смысле, да.
– Я дал ему полчаса? Вы согласны со мной? Или даже четверть часа. Ладно, в порыве великодушия соглашаюсь на несколько минут!
Оуэн бросил на полицейского заинтересованный взгляд.
– Я чувствую, вы немного уязвлены. И раздосадованы…
– Да, я раздосадован! – Уэдекинд внезапно взорвался и даже побагровел. – До настоящего времени я действительно думал о виновности молодого художника! Ведь все совпадало: картины, присланные в полицию, украденные монеты… Я думал, что нашел недостающее звено в цепи, а есть еще «Телец», который посещали две последние жертвы и наш подозреваемый! У меня больше не было ни малейшего сомнения в понимании того, что доктор Линч испытывал давление шантажиста, и это не кто иной, как Майкл Денхем, с которым он недавно поссорился! Но сейчас вдруг обнаруживается, что у Майкла было алиби в ночь убийства до четырех часов утра!
Наступила тишина, на протяжении которой я смог заметить удивление на лице Оуэна, казавшегося заинтересованным не меньше меня.
– Алиби! – закончил он, ничуть не расслабляясь. – Но я думал, что Денхем не сможет доказать свое местонахождение после полуночи! И как раз около этого часа он ушел от мисс Долл…
– И я тоже так думал, черт побери! Но один из наших детективов сегодня утром расспрашивал эту девушку. Так вот, вышеупомянутая мисс Долл утверждает, что до четырех часов утра Денхем и она вместе играли в шахматы!
На следующий день очаровательная мисс Амели Долл была выслушана в этом же кабинете инспектором Уэдекиндом, и ее версия ни на йоту не отличалась от уже рассмотренной нами. Она сказала, что точно знает время ухода ее друга потому, что часы пробили ровно четыре утра как раз в тот момент, когда она вернулась в гостиную, проводив Майкла.
Денхем, опрошенный после нее, признался, что чувствовал себя обязанным не сообщать о времени ухода от девушки, с тем чтобы не скомпрометировать свою невесту. Уходя, он действительно не посмотрел на часы, произнес Майкл в замешательстве, но похоже, что на самом деле ушел от Амели примерно в это время.
Где-то через неделю после последнего убийства Оуэн и я нанесли визит мисс Долл. Должен сказать, до последнего времени мой друг был очень скуп на откровения. Опираясь на собственный опыт и проведенные нами дознания, я сделал вывод, что мы были на полпути к цели в тот самый момент, когда расследование шло полным ходом. Течение событий уже не было тайной, но оставалось еще приоткрыть самые важные, волнующие и неприглядные обстоятельства трагедии, чтобы развеять неизвестные составляющие, как ночную дымку, накрывшую в этот момент Лондон.
Уже начали зажигаться газовые фонари, когда фиакр остановился перед оградой дома мисс Долл. Амели выразила легкое недоумение, когда после нашего звонка открыла дверь. Проводив нас в гостиную, она с заговорщической улыбкой призналась, что ждала нашего визита. Девушка представила нас своей тетушке, очень пожилой, все время улыбающейся даме, которая кивала головой в ответ на каждую фразу, обращенную к ней. Наша беседа со старушкой продолжалась весьма недолго, после чего Амели проводила тетушку в ее комнату. Вернувшись через несколько минут в гостиную, она спросила нас, каковы причины визита: дружеские или официальные.
– Вы прекрасно знаете, что и те, и другие! – ответил Оуэн, не сводя глаз с прелестной девушки.
– В таком случае я спокойна! Я боялась, что вы возненавидите меня до такой степени, что вычеркнете из списка подозреваемых!
– Мы не осмелились бы нанести вам такую обиду, – приветливо заверил ее мой друг, – но надеюсь, что сейчас вы позволите мне отдать предпочтение двум вашим преданным рыцарям! Тем не менее я не исключаю, что вы могли бы быть сообщницей одного из них…
По лицу Амели пробежала легкая тень.
– Вы не верите… моему свидетельству, касающемуся алиби Майкла в ночь убийства?
– У меня нет никаких оснований не верить вам, если бы не чувства, которые объединяют вас обоих. Вы уверены, что не ошиблись, называя время вашей ночной игры в шахматы?
Амели обернулась к часам, потом ее взгляд вернулся к Оуэну, и она сказала «да», утвердительно кивнув.
– Инспектор постоянно задавал мне этот вопрос, – проговорила она, прокашлявшись. – Я совершенно уверена в точности названного мною часа. Я точно слышала, как пробило четыре часа, когда ушел Майкл.
– Очень жаль! – задумчиво вздохнул Оуэн. – У полиции иное мнение, так как в ее глазах мистер Денхем является подозреваемым.
Детектив напомнил ряд обстоятельств, подтверждающих обвинения против художника и особенно его ссору с доктором Линчем незадолго до кончины последнего, который назвал Денхема низким шантажистом.
– Вы считаете, – спросил он, – эти обвинения обоснованными? И если да, то в чем заключается шантаж?
Амели, пальцы которой нежно скользили по подлокотникам кресла, на мгновение замолчала, а потом заявила:
– Честно говоря, мне легче представить Майкла убийцей, чем шантажистом. Я знала только имя доктора Линча, так как он что-то рассказывал мне о нем…
– Что именно?
Девушка неопределенно махнула рукой:
– Я не помню…
– Может быть, по поводу его боязни грозы?
– Да, действительно, теперь я вспомнила, когда вы сказали… но он рассказал мне об этом как о смешной истории, и я не понимаю, зачем ему понадобилось шантажировать этого человека. В любом случае Майкл не проявляет большого интереса к деньгам…
– К деньгам как таковым, может быть, но деньги как средство?.. Если он, например, вынашивает план, который для него очень дорог и на реализацию которого потребовалась бы определенная сумма?.. А по моим сведениям, он не слишком обеспеченный человек.
– Мне это хорошо известно.
– Это могло бы стать препятствием… вашему счастью?
Амели пожала плечами.
– И в любом случае, как я вам уже говорила, я еще не определилась.
– Вы, может быть, и не определились… но он?
Девушка раздраженно взмахнула рукой:
– Зачем вы задаете такие вопросы, если мы уже знаем, что Майкл не может быть подозреваемым!
– Если это не он, значит, его друг…
Амели выпрямилась, округлив глаза:
– Вы говорите о Поле?
– Пока мистер Денхем у нас вне подозрения, мне кажется достаточно логичным обратиться сейчас именно к господину Полу Бруку…
Локоны Амели, выбившись из сеточки для волос, щедро рассыпались по плечам и вокруг прелестного личика, выдавая ее чувства. От нас не укрылся легкий румянец, проступивший на загорелой коже.
– Я понимаю вас… Но мне не приходило в голову думать об этом…
– Намного легче рассуждать об установлении личности виновного математическими, чтобы не сказать, игровыми методами, чем точно назвать кого-либо и выяснить все трагическое или чудовищное, стоящее за этим обвинением.
Амели задумчиво покачала головой.
– Относительно него есть не меньше фактов, – проговорил Оуэн. – Потому что если виновность Пола пока только чисто теоретическая – после устранения единственного другого возможного подозреваемого, – некоторые факты достаточно ясно указывают на то, что наш художник-убийца нередко бывает в доме Бруков. А теперь я хочу попросить вас, не теряя из вида общее положение дел, постараться вспомнить нечто очень важное. Мысленно, пожалуйста, опять перенеситесь в тот рождественский вечер, который, очевидно, является отправной точкой данного дела. Перед тем, как потребовать от обоих ваших друзей тех самых «семи чудес преступления», не создалось ли у вас впечатления, что вами кто-то манипулировал? Искусно направляя ваши поступки, кто-нибудь из ближайшего окружения действовал в тени, подавая незаметные и тонкие замечания?
– Мы уже говорили об этом. Но у меня не сложилось такого впечатления. Ведь в споре принимали участие многие…
– Эти люди бывали раньше у Бруков?
– Несомненно. Хотя не могу вспомнить кого-то определенного. Но если на самом деле и присутствовал такой человек, которому удалось бы повернуть беседу подобным образом, тогда я могу сказать, что он был крайне ловок…
– Ловкость убийцы не надо доказывать, мисс Долл, – медленно проговорил Оуэн. – Уже давно понятно, что мы имеем дело с исключительным существом, необыкновенным преступником, которого мне никогда не приходилось встречать прежде. Он бросает вызов правосудию, насмехается над полицией, множит число ложных следов, убивает тогда, когда считает нужным, и тем способом, который ему нравится, презирая законы, в том числе и самые элементарные законы физики. То он совершенно невидим, то становится легче воздуха, затем ему удается убивать на расстоянии, заставляя свою жертву умирать от жажды. Вот почему я позволяю себе настаивать на необходимости вспомнить все, что происходило на том вечере, ведь самая мельчайшая деталь, самое незначительное воспоминание могут иметь исключительное значение…
Амели надолго замолчала, а затем в отчаянии покачала головой. Оуэн про себя признал, что и он сам, присутствующий на том приеме, достоин осуждения, и подверг сомнению свои способности признанного детектива.