— Я не уверен, что смогу удержать вас обоих, — сказал я.
— Конечно, сможете, римлянин, вы такой крепкий мужчина! — сказал Аместрис. Ее слова заставили меня покраснеть, но они также придали мне уверенности. — И я умею играть на таких свирелях, — добавила она. -- Вы сами сказали, госпожа, что я играю, как певчая птица.
Снаружи, после долгого молчания, постепенно возобновились причитания. Женщины стонали и вопили. Не услышав музыки из пещеры, толпа начала предполагать худшее.
Антея уперлась руками в бедра и посмотрела на трубки свирели, словно давая им последний шанс заиграть самим по себе. — Я полагаю, стоит попробовать, — наконец сказала она.
Наконец, Антея взобралась мне на плечи. Пока я крепко держал ее за лодыжки, она протянула руки, чтобы удержаться за каменную стену. Аместрис взобралась за ней. Я думал, что мои плечи не выдержат и я обязательно рухну, но, стиснув зубы, я ничего не сказал. Я закатил глаза, но не мог поднять голову настолько, чтобы увидеть, что происходит надо мной.
Внезапно я услышал длинную низкую ноту из свирели Пана, за которой последовала более высокая нота. Наступила пауза, а затем, заполнив пещеру эхом от стен, раздалась одна из самых навязчивых мелодий, которые я когда-либо слышал.
Вопли извне прекратились, сменившись криками удивления, и мне показалось, что, я услышал голос Феотима, издавший вопль смятения и недоверия?
Странная, красивая мелодия подошла к концу — и как раз вовремя, потому что я не мог бы устоять на ногах ни на минуту дольше. Аместрис спустилась вниз, и Антея спрыгнула на землю. Я прислонился к стене и стал потирать ноющие плечи.
— Что теперь? — прошептала Антея.
— Предполагается, что дверь должна открыться сама по себе, — сказал я.
— Если нет, то ключ только у мегабизов, — сказал Аместрис. — Возможно, они откроют ее.
Я покачал головой: — Я бы не стал радоваться раньше времени, ожидая, когда это произойдет. Но я не удивлюсь, если Феотим вскоре сам появится здесь...
— Что ты имеешь в виду, Гордиан? — спросила Антея.
Я торопливо объяснил, что в задней комнате есть секретный выход, и объяснил им, что я хочу, чтобы они сделали.
Через несколько мгновений раздались звук из задней комнаты и вспышка света, когда дверь открылась, а затем снова закрылась. Я услышал сдавленное сквернословие и восклицание: — Клянусь Аидом, топор, нож, маска… где все это? — и Феотим шагнул в большую комнату. В одной руке он держал головной убор священника, который, должно быть, снял, чтобы пройти через низкую дверь. Он резко остановился, увидев Антею и Аместрис, стоящих бок о бок, затем посмотрел на болтающиеся трубки свирели Пана.
— Как ты сюда попала, рабыня? — сказал он рычащим шепотом. — И как, фурии тебя забери, ты умудрилась сыграть на этих дудочках?
Меня он пока не видел. Я стоял позади него, прижавшись спиной к стене, укрывшись в тени. У моих ног лежали нож и топор — смертоносные орудия, которыми он намеревался убить Антею.
Я намеренно передвинул их, чтобы он не смог взять их в руки, когда войдет, а также чтобы я мог воспользоваться ими сам, если возникнет необходимость. Феотим был крупным, сильным мужчиной, с телосложением мясника, и, если бы мы схватились, мне потребовались бы все преимущества, которые я мог собрать. Но прежде чем прибегать к оружию, я сначала хотел попробовать другое средство. В руках у меня была маска головы оленя.
Пока вид двух девушек продолжал отвлекать мегабиза, я подкрался к нему сзади, высоко потянулся и надел маску ему на голову. Его голова была больше, чем у Хлои, и плотно прилегла к ней. Я изо всех сил толкнул его и через ладонь почувствовал удар короткого, острого, как игла, шипа, закрепленного внутри верхней части маски, когда он вонзился в его череп.
Я заметил этот шип накануне, в храме, когда заглянул внутрь маски. Если моя догадка верна, он был пропитан ядом, который стал причиной смерти Хлои; ее движения паники и смятения были не игрой и не танцем, а предсмертной агонией, когда яд проник в ее череп и причинил ей муки. После того, как маска была снята, след от укола и любые следы крови среди ее блестящих рыжих волос никому не были бы видны, если бы только они внимательно не осмотрели ее кожу головы, но на то не было ни времени, ни причин до прибытия Феотима, который взял управление ситуацией на себя. Неудивительно, что мегабиз встревожился и так быстро вырвал у меня маску после того, как я ее подобрал, а потом унес ее в это укрытие.
Несомненно, он намеревался дождаться, пока скорбящая толпа рассеется, а затем, на досуге, вернуться в пещеру, пройти через потайной вход и разобраться с Антеей. Прежде чем убить ее, какие еще зверства он планировал совершить над ее девственным телом? Человек, совершивший убийство одной из дев Артемиды в храме богини, конечно же, не остановится перед совершением какого-нибудь ужасного святотатства в священной пещере Ортигии.
Феотим был чудовищем. Казалось уместным, что против него должно быть использовано его собственное орудие убийства.
Но достаточно ли яда осталось на шипе, чтобы подействовать на Феотима? Прокол определенно причинил ему боль; он издал крик и отчаянно потянулся, чтобы сорвать маску. Схватившись за рога, он зашатался из стороны в сторону, напоминая танцовщицу, играющую роль Актеона. Он вслепую побежал к одной стене, ударившись о нее рогами, а затем о другую. Содрогнувшись, он упал на землю, взбрыкнул ногами и замер.
Мы втроем долго смотрели на его безжизненное тело. Я едва мог поверить в то, что только что произошло. Никогда прежде я не покушался на жизнь ни на одного человека. Сейчас же, я сделал это преднамеренно и без угрызений совести — по крайней мере, так я подумал. Тем не менее меня охватила череда сбивающих с толку эмоций. Я еще больше смутился, когда Антея схватила меня за плечи и поцеловала в губы.
— Ты, мой герой! воскликнула она. — Мой спаситель!
За ней я увидел, как Аместрис смотрит на меня. Как ни странно, ее улыбка значила для меня даже больше, чем поцелуй Антеи.
— Подожди, Антея, — сказал я, отстраняясь от ее объятий, — у тебя нет причин оставаться ни на минуту дольше в этом ужасном месте. Я могу открыть железную дверь изнутри, используя свои отмычки. Дверь откроется, ты выйдешь на дневной свет, и я закрою за тобой дверь.. Испытание закончится так, как и должно.
— А как насчет тебя и Аместрис? И насчет него? Она посмотрела на труп Феотима.
— Аместрис и я выйдем через потайную дверь. А потом, надо будет поговорить с твоим отцом, и подумать, что делать с Феотимом.
Так и случилось. Оставаясь вне поля зрения, я открыл железную дверь для Антеи, а затем закрыл ее за ней. Через дверь я услышал громкий радостный крик Евтропия и ликующие возгласы толпы.
Иы с Аместрис направились к задней части пещеры. Под трубками свирели Пана она схватила меня и прижалась своим ртом к моему. Ее поцелуй сильно отличался от того, что подарила мне Антея.
Хатем она со смехом прервала поцелуй: — Гордиан, вы выглядите так, как будто никогда раньше вас так не целовали.
— Ну, я…
Она посмотрела на трубки свирели и нахмурилась: — Как вы считаете? Заиграли бы трубки свирели, если бы не я?
— Что ты имеешь в виду?
— Разве присутствие не девственницы не помешало бы игре на свирели? Я забеспокоилась, когда решила пойти за вами внутрь. Но голос в моей голове мне сказал: «Иди за ним!» Я так и сделала. И, конечно же, я правильно поступила, потому что, только действуя совместно втроем, мы смогли спасти мою госпожу.
— Я уверен, что мы оба поступили правильно, Аместрис. Но ты говоришь, что ты не…
Она наклонила голову, затем улыбнулась. — Конечно, нет! Не больше, чем вы, я уверена. — Она рассмеялась, а потом, увидев мое лицо, ее улыбка померкла. — Гордиан, только не говорите мне, что вы никогда…
Я опустил глаза; — Я не знаю, как это принято в Эфесе, но римский гражданин нередко выжидает год после того, как наденет свою мужскую тогу, прежде чем… испытает удовольствия Венеры.
— Венера? Ах, да, это имя, которым вы, римляне, называете Афродиту. А когда вы надели свою мужскую тогу?
— Год назад, когда мне исполнилось семнадцать.
— Понятно. Тогда, я полагаю, что вы со дня на день должны испытать удовольствия Венеры.
Я не знал, что ответить. Смеялась ли она надо мной?
Внезапно почувствовав неловкость, я провел ее к потайной двери, и мы незаметно вышли из пещеры.
* * *
В ту ночь, после того как первоначальная радость от спасения дочери немного улеглась, Евтропий провел совещание с Антипатром, Мнасоном и со мной. Все вначале были потрясены моим нечестивым поведением, когда я отомкнул вход в пещеру Ортигии. «Безумный римлянин!» — пробормотал Мнасон себе под нос, но Антипатр предположил, что, возможно, сама Артемида, вынужденная пойти на крайние меры, чтобы избавить свой храм от такого злого жреца, привела меня и Аместрис к пещере, чтобы спасти Антею.
— Боги часто достигают своих целей средствами, которые кажутся нам, смертным, таинственными и даже противоречивыми, — сказал Антипатр. — Да, в этом вопросе я вижу карающую руку Артемиды. Кому еще, как не Гордиану, « сумасшедшему римлянину», как вы его назвали, пришла бы в голову мысль войти в пещеру раньше Антеи и спрятаться там? Феотим рассчитывал на то, что наша боязнь кары богов погубит девушку, зная, что мы ничего не сделаем, чтобы остановить процесс испытания, или повлиять на него. Да, я считаю, что Гордиан и рабыня были не более и не менее чем посланцами Артемиды, — заявил он, и это, казалось, решило вопрос.
Что же касается тела Феотима, то Антипатр сказал, что мы ничего не должны с ним делать, а просто оставить его на месте. Возможно, его не найдут в течение очень долгого времени, если только кто-нибудь из мегабизов не был в союзе с Феотимом, и только в этом случае они смогут или не смогут понять причину его смерти, но в любом случае не станут привлекать к ответственности Антею или кого-либо еще, и почти наверняка скроют факт его смерти. Казалось, что глава мегабизов, выдвинув гнусное и ложное обвинение против Антеи, исчезла с лица земли. Жители Эфеса сделали бы с