— Рон! О чем это ты?
— О ступени, Марк. Ты расчистил первую ступень лестницы, ведущей к гробнице.
ГЛАВА 18
Теперь, пожалуй, они должны были бы радоваться, и у них были все основания устроить праздник. Но вместо этого в группе царило подавленное, унылое настроение. Никто не мог забыть вида найденного прошлой ночью беспощадно растерзанного тела Самиры.
Марк выглянул из-под тента, натянутого Абдулой неподалеку от места раскопок, и увидел, что рабочие уже расчистили седьмую ступень. Держа карандаш забинтованными пальцами, он делал наброски лестницы под всевозможными углами зрения. Такая скрупулезность требовалась потому, что Рону снова не удалось сделать ни одного снимка. За два дня, прошедшие с тех пор, как была найдена первая ступень, рабочие, по мнению Марка, расчистили уже добрую половину лестницы. Марк посмотрел на феллахов, работавших под палящим солнцем в ослепительно белых галабиях. Их коричневые руки без устали орудовали археологическими инструментами, выкапывая и просеивая землю. Двое самых проворных рабочих Абдулы помогали Рону непосредственно на ступенях, так как Марк со своими забинтованными руками не мог участвовать в раскопках. Остальные, выстроившись в ряд, просеивали выкопанный песок и передавали его по цепочке из рук в руки, как муравьи. Так они постепенно расчищали древнюю лестницу, ведущую внутрь горы.
Среди феллахов было заметно необычное нервное возбуждение. Они больше не разговаривали друг с другом, как это бывало раньше, и между ними постоянно ни с того ни с сего возникали какие-то мелкие стычки и споры. Причиной тому была мертвая шейха.
— Некоторые из них хотят вернуться обратно в деревни, эфенди, — сказал Абдула Марку, — им не нравится это место.
— Отпусти их. У нас теперь все равно рабочих больше, чем нужно.
Марк ни в чем не упрекал феллахов, труп Самиры на всех навевал леденящий ужас.
Обнаженное тело феллахи было найдено прошлой ночью неподалеку от лагеря. Изо рта у нее вытекало то же коричневое вещество, что и у первого убитого гафира. Ее лицо распухло и посинело, а руки и ноги были вывернуты, что свидетельствовало о борьбе с какой-то неведомой, чудовищной силой. Ее худое тело лежало на песке неестественно изогнувшись, как будто она перед смертью, сцепившись со своим противником, каталась по земле.
Темно-синий цвет ее лица говорил о том, что она была еще жива, когда ее рот набивали этим коричневым веществом.
— Многие затаили на нее зло, — прошептал Абдула Марку на ухо. Его лицо было бледным как мел. — Когда она не выполнила приказ умды помочь матери Искандера, многие крестьяне решили, что она отвернулась от них. Мать Искандера умерла, и они потребовали возмездия.
Марк почувствовал, как его голова снова начала раскалываться от боли, и ответил почти беззвучно:
— Да, конечно, так оно и было. Ты… похоронишь ее, Абдула, и прочтешь для нее положенные молитвы?
— Да, эфенди. Вы поговорите об этом с умдой?
Марк только покачал головой:
— Это их страна, Абдула. И это их представление о справедливости…
Несмотря на отвратительный запах, исходящий от разлагающегося тела Самиры, он не мог оторвать от нее взгляд. Как прикованный смотрел он на ее худое лицо, вытаращенные, остекленевшие глаза, в которых до сих пор еще сохранилось выражение безумного страха. Что могло вызвать у шейхи такой ужас? У той, которая, казалось, никогда ничего не боялась?
— Эфенди.
Марк поднял глаза на Абдулу:
— Да?
— Мы дошли до верхнего края двери.
Когда Марк опустился на колени перед каменной стеной, все присели вокруг него. Они находились у подножия восточных скал каньона и смотрели вниз, на то место, где копали феллахи. Природный слой известняка внезапно заканчивался, и прямо из-под него выглядывал гладкий, украшенный рельефом каменный блок, лежащий горизонтально и уходящий в песок. Посередине были вырезаны два соколиных глаза, которыми обычно завершают надгробные плиты.
— Что это значит? — прошептал Холстид.
Марк протянул руку и осторожно провел кончиками пальцев по рельефу.
— Это глаза Гора. Считается, что с их помощью умерший может смотреть из могилы во внешний мир.
— Но они же…
— Испорчены, да. И к тому же умышленно. Это сделано не случайно. Вот здесь отчетливо видны следы камнереза.
— Но зачем?
— Пожалуй, это сделано для того, чтобы ослепить их.
Все поднялись и отряхнули ладони.
— Сколько потребуется времени, чтобы расчистить дверь? — осведомился Холстид.
Марк окинул взглядом каменную лестницу, уходящую под землю.
— До порога еще метра три. Думаю, еще день или два.
Причитания траурной процессии из Хаг Кандиль разносились по всей долине, они были слышны даже в общей палатке, где все члены экспедиции молча сидели за ужином. Они слушали жалобный плач, и их мысли снова и снова возвращались к чудовищной сцене смерти шейхи.
Сенфорд Холстид отодвинул от себя тарелку с нетронутым салатом и натянуто спросил:
— Ну теперь-то вы можете наконец сказать, открывали гробницу до нас или нет?
Марк резко повернул голову. Смерть старой феллахи глубоко потрясла его. Боль все еще не утихла. Он так о многом не успел ее расспросить.
— Как вы думаете, — продолжал Холстид, — эти покалеченные глаза на двери могут быть делом рук грабителей?
Марк постарался сосредоточиться на мысли о гробнице. Ведь это же она была конечной целью всех его усилий. Угрюмые лица его товарищей напомнили ему о том, что именно на нем лежит здесь основная ответственность. Им нужна была его сила и стойкость. Стоит ему проявить сейчас слабость, и вся экспедиция будет обречена на провал.
— У грабителей просто не хватило бы времени. Да и какой смысл им это делать? Нет, это дело рук жрецов.
— Неужели они стали бы так старательно вырезать глаза из камня, чтобы потом их уничтожить?
— Все очень просто, ослепить можно только того, у кого есть глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Кто бы ни лежал в этой гробнице, жрецы хотели лишить его возможности смотреть во внешний мир. Для большей уверенности в том, что он действительно ничего не сможет видеть, они сначала наделили его глазами, а потом уничтожили их.
Все перестали есть и посмотрели на Марка.
Он рассматривал свои руки. Они уже были без бинтов, но кончики пальцев все еще не зажили. Вдруг он увидел какое-то насекомое, выползающее из-под его тарелки, и резко ударил по нему.
— Нельзя ли как-нибудь избавиться от этих паразитов, Дэвисон? — спросил Холстид, отмахиваясь от мух.
— Ничего не поделаешь, это один из минусов жизни в пустыне.
Хасим ель-Шейхли, писавший все это время заметки в блокноте, откашлялся и сказал:
— Доктор Дэвисон, завтра я не поеду с вами на раскопки. Я собираюсь добраться на лодке до Эль-Миньи и связаться там по телефону с моим начальством.
Марк быстро повернулся к нему.
— Пришло время сделать доклад. К тому времени, как мы расчистим вход в гробницу, правительство как раз успеет прислать к нам своих уполномоченных. Мое начальство должно присутствовать при открытии двери.
Лицо Марка помрачнело:
— Я надеялся, что мы можем рассчитывать еще на несколько дней до того…
Никто не заметил, как лежавшая рядом с тарелкой Хасима свернутая льняная салфетка слегка пошевелилась. И никто не услышал, как застучали по столу восемь маленьких ножек с острыми щупальцами на концах.
— Понимаете, доктор Дэвисон, мы здесь уже две недели. В министерстве ждут отчета…
Край салфетки приподнялся, и из-под него показалась маленькая желтая голова. Два красных немигающих глаза огляделись вокруг, оценивая обстановку. Два твердых, покрытых панцирем щупальца угрожающе защелкали.
— Теперь уже ясно, что мы сделали замечательное открытие. Я, конечно, понимаю dac, доктор Дэвисон, вам бы хотелось еще на несколько дней сохранить свободу действий, но я не в праве больше все это утаивать…
Тонкий блестящий желтый хвост изогнулся под салфеткой в дугу.
— …иначе я получу выговор.
Марк равнодушно пожал плечами:
— Надеюсь, хотя бы газетчики не сразу об этом пронюхают.
— Этот вопрос я затронул в моем отчете.
Хасим засунул блокнот в карман и опустил руку на салфетку.
— Аллах! — Он так резко отдернул руку, что перелетел через скамейку и шлепнулся на пол.
Увидев скорпиона, который со все еще поднятым хвостом семенил по столу, все с криками повскакали с мест. Марк схватил тарелку и, прежде чем скорпион успел добежать до края стола, со всего размаха ударил по нему. Все, оцепенев от ужаса, не двигались с места, только Жасмина быстро подбежала к Хасиму и открыла свою сумку.
— Дайте мне на него взглянуть! — закричала она, перетягивая жгутом руку Хасима. — Дайте мне взглянуть на скорпиона!
У Марка дрожали руки, когда он осторожно поднимал тарелку. На скатерти ничего не было.
— Ба! — воскликнул Рон. — Все-таки смылся!
— Не может быть, — ответил Марк. Он сделал шаг назад и быстро осмотрел пол.
— Я уверен, что попал по нему.
— О черт, слушай, его нигде нет!
Сенфорд Холстид быстро развернулся и пулей вылетел из палатки на улицу.
— Ну же, вылезай! — Рон взял в руки лампу со стола и посветил ей под стол.
Хасим лежал на полу и стонал, бормоча что-то по-арабски, а Жасмина осматривала его руку.
— Мне нужен лед.
Марк бросился к холодильнику, взглянув мимоходом на Алексис, которая как во сне неподвижно смотрела на чистую скатерть. Собрав и завернув в салфетку кубики льда, он присел рядом с Жасминой и приложил сверток к руке Хасима.
— Мне необходимо точно знать, что это был за скорпион, — настаивала она. — Я не успела его рассмотреть.
— Я не разбираюсь в скорпионах.
— Он был толстый или тонкий?
— Пожалуй, тонкий.
— На нем были волосы?
— Точно не знаю.
Марк взглянул на Рона, который все еще ползал на четвереньках по полу с лампой в руках.
— Он был желтый?
— Да.