И Боря безжалостно приказал:
– А ну, Попугай, покажи классу, как ты можешь кричать по-попугайски!
Глаза Глеба блеснули готовностью, тонкие губы улыбнулись, и он резким, птичьим голосом прокричал на весь коридор:
– Ко-ко-ко… Я Попка-дурак, Попка-дурак, Попка…
– Хватит, – прервал его Боря, испуганно озираясь. – Ты не в коридоре, ты в классе покричи.
– Пожалуйста! – Глеб ворвался в класс.
Он бегал по рядам и оглушал всех птичьим воплем. Боря тем временем повернулся к Андрею. Тот зашевелил, задергал бровями, надвигая их на самые глаза, потом принялся сжимать губы, силясь изобразить на лице свирепое мужество, и его уши нехотя, но тоже начали увеличиваться.
– Андрей, ты слышишь меня? – спросил Боря.
– Ну? – Андрей ни на миг не прекращал сжимать губы, выпячивать нижнюю челюсть, хмуриться, нагонять на лицо отвагу и свирепость, точно ему было очень важно уж если не испугать кого-то, то, во всяком случае, убедить в своей силе и мужестве.
– Выжми стул! – сказал Боря.
– Да это мне плюнуть! – Андрей решительно подошел к стулу, стоявшему у стола, взял его за заднюю ножку и на вытянутой руке легко оторвал от пола.
– Молодец! – сказал Боря. – А ты можешь поднять стул, посадив на него Цыплёнка?
– Чтоб все смеялись? – Вова надулся.
– Иди к нему! – сказал Боря.
– Не хочу! Ты отдай мне сначала лайнер…
– Значит, не хочешь, чтоб этот храбрый и мужественный человек…
– Вот именно! – Андрей внушительно стукнул себя кулаком по груди.
– …поднял тебя со стулом одной рукой и пронес по всему классу?
Вова завертелся на парте и нехотя подошел к Андрею.
И тут Боря опять спохватился: ну зачем прицепился к Цыплёнку?
Прозвенел звонок.
В класс вошла Нина Петровна, учительница русского языка, и начался урок. Боря сидел на парте криво, полуобернувшись карманом к окну, чтоб никого больше не задеть Хитрым глазом. И так ребята не пришли еще в себя: переговаривались, посмеивались. Но уши у всех почти достигли обычных размеров.
– Что с вами, приятели? – спросила Нина Петровна. – Вас как подменили!
– Нет, – гордо заявил Андрей, – нас никто не мог подменить, – это мы, и мы не отступим и не покоримся ему!
– Кому? – поинтересовалась учительница.
– Тому, кто хочет с нами что-то сделать… Не отступим!
– Я что-то не очень понимаю тебя… Нельзя ли ясней?
«Он еще не совсем в себе, – подумал Боря, – но о чем-то догадывается».
– Нельзя.
Нина Петровна уставилась на ребят.
– А ты, Крутиков, чего скособочился? – Боря не сдвинулся с места. – Почему ты не смотришь в лицо, когда с тобой говорят?
Боря до боли в шее повернул к учительнице голову, а корпус с приборчиком в кармане оставался повернутым к окну.
– Я… я… я… не могу! – вырвалось у него, и Андрей засмеялся; ага, значит, действие Хитрого глаза уже кончилось!
Лишь только учительница отвернулась, Боря соскользнул на пол, вытащил из кармана приборчик, положил в парту Хитрым глазом вверх и снова сел.
В школе было тихо, шли занятия, но вот вверху, над головой, где был седьмой «В», стал нарастать непонятный шум. Он становился все громче – кто-то резво прокричал петухом, застучал крышкой парты, засвистел, забил ногами в пол, точно отплясывал чечетку. С потолка на Борину парту упал кусочек побелки.
– Да что они там? – спросила Нина Петровна. – Ведь так нельзя вести урок. Учитель заболел?
– Не знаю, – сказал Вова.
– А ну-ка, Цыпин, сбегай проверь.
И Вова исчез за дверью.
Минут через пять он вернулся, очень бледный. Только уши его – обыкновенные маленькие уши – были красные.
– Что там? – спросила Нина Петровна.
– Не знаю, – пробормотал Вова. – Они там все кричат, и пляшут, и бросаются учебниками. Я открыл дверь, и в меня чуть не попали… И уши у них…
– Но учитель? – спросила Нина Петровна. – У них есть в классе учитель?
– Есть, – сказал Вова и замолк, проглотив слюну.
– Что же он смотрит?
– Он… Он тоже пляшет с ними, и у него тоже…
Сердце у Бори екнуло, и он мгновенно положил приборчик Хитрым глазом вниз. Шум над головой пошел на спад, и уже можно было продолжать урок. Но странное дело: чем спокойнее становилось над головой, тем громче давал себя знать шестой «В» – класс, расположенный под ними; оттуда доносился хохот, визг.
Брови Нины Петровны сошлись на переносице.
– А там что творится?
Боря тут же переложил приборчик из парты в карман брюк, и шум внизу стал затихать. Больше всего Боря боялся, что его вызовут к доске: сможет ли он стоять так, чтоб Хитрый глаз ни на кого не смотрел? Да и уроки он не сделал.
Борю не вызвали. Он сидел и думал: как быть дальше? Ну хорошо, он отомстил – ох как отомстил всем за свои страдания! – но ведь через час они обо всем забудут и все останется по-прежнему: неприязнь к нему и… и его лодка по-прежнему не ходит и не погружается… Какой же ему от всего этого толк?
Глава 19Потрясающая догадка
И Боря стал думать, что бы такое ему предпринять.
Никогда еще не думал он так много. И так тяжело. Прямо голова вспухла.
Он сунул руку в карман брюк и вдруг наткнулся на маленького парашютиста, опутанного стропами, – забыл дома спрятать, – и тут его пронзила одна мысль… Как только раньше не догадался! «А что, если…» – подумал он, и сердце его часто-часто забилось. Так просто и необыкновенно было бы это… И так потрясающе!
Если, конечно, получится. А для этого надо было забыть про всякую жалость и заняться Глебом. Он колотит маленьких, обманывает всех, боится дать на пять минут велосипед. А его еще жалеть?
Глеб сидел впереди, и Боря весь последний урок держал его под Хитрым глазом. Глеб, к счастью, вел себя прилично: не кричал, не бросался ни на кого с кулаками, а только непрерывно кривил свои узкие язвительные губы и подмаргивал Коле, сидевшему перед ним.
Как только прозвенел звонок с последнего урока, Боря очутился возле него.
– Попугай, – сказал он, – ты должен немедленно вернуть мне мой лайнер.
– Хоть сейчас! – тряхнул ушами Глеб.
– Тогда беги за ним, и чем быстрей, тем лучше… Принесешь к нашему дому, к Вовиному подъезду… Ты не забыл, где мы живем?
– Нет.
– Ну так беги!
И Глеб побежал. Он забыл даже положить в сумку учебники и тетради. Боря так торопил его потому, что опасался, что действие Хитрого глаза кончится, пока Глеб добежит до дому и с лайнером помчится назад. Ведь если Глеб хоть на треть лишится воздействия приборчика, он ни за что не отдаст ему лайнер! А если действие продолжится, у Бори будет еще одна великолепная вещь.
Но это была только часть плана…
Главное – не робеть. Боря подошел к Вове и спросил:
– Слушай, ты умеешь запускать подводную лодку?
На него исподлобья глянули глуповато-ясные глаза.
– А тебе что?
Боря сразу понял: не умеет, иначе зачем же звал он тогда брата на пруд? Боря стал нервничать.
– Геннадий сегодня работает?
– А тебе зачем? – Вова, стоя на одной ноге, коленом другой попытался почесать подбородок: все сильнее действовал на него Хитрый глаз.
«Видно, он дома», – подумал Боря и не стал объяснять, зачем ему нужен Гена.
Поняв, что больше от Цыплёнка толку не добиться, Боря провел карманом по мальчишкам.
– Ребята! – крикнул он. – Я хочу еще раз показать вам удивительное зрелище… Помните, как ныряла подводная лодка? Сейчас будет еще удивительней! Идите же за мной! Вперед!
Боря ринулся к дверям. И почти все, кто был в классе, кинулись за ним. Они бежали с криками радости и восхищения, толпой вырвались из класса, с тяжелым, слоновьим топотом пронеслись по коридору и затопали по лестнице вниз, не обращая внимания на учителей, шедших из классов с журналами и картами в учительскую.
У раздевалки Боря окриком остановил ребят, потому что все они забыли про свои пальто и куртки и даже Андрей – про черную кожанку.
– Одевайтесь!
Потом они помчались к его дому. Они бежали с такой скоростью, что Боря не мог угнаться за ними – а уж онто как бегал! – и скоро очутился в хвосте, а потом отстал метров на десять.
Вот и их дом. И Вовин подъезд. Чтоб ребята не разбежались, выйдя из-под влияния Хитрого глаза, Боря не сразу пошел с Вовой за его братом, а минут десять, собрав всех в подъезде, где они тесно сбились, и повернувшись к ним грудью, подробно разъяснял предстоящее зрелище.
Вдруг сильно стукнула дверь, и в подъезд, обливаясь потом, ворвался Глеб с коробкой в руках. Лицо у него было такое же, как всегда, и тонкие губы почти не кривились, и уши стали обычными. И глаза смотрели по-прежнему – холодно и зло.
Боря растолкал ребят и выхватил из рук Глеба коробку. Удалось! Получилось! Обе вещи теперь у него! И громко сказал:
– Ждите нас здесь. Через пять минут мы с Вовой и Геннадием выйдем… Ура!
– Ур-ра! – подхватил класс.
– Веди, – сказал он Цыплёнку и подтолкнул его к двери.
Вова постучал. Открыла Вовина мама. Она сразу заметила перемену в сыне.
– Ты что так улыбаешься? А уши? Боже мой!
– У него сегодня хорошее настроение, а уши – временно, – тут же ввернул Боря, скромно стоявший с коробкой под мышкой за Вовой. – Он хочет спросить, не ушел ли Геннадий…
– Мамочка, Гена не ушел? – спросил Вова и расхохотался. – Где он?
– У себя. – Мама недоверчиво посмотрела на Борю.
Боре было не по себе: ведь не к кому-то идет – к Геннадию! Идти к нему было страшно. Очень. Удрать? Но тогда все пропало!
И тут Вова схватил Борю за руку и, подпрыгивая на одной ноге, потащил его в другую комнату, где он еще не был. Распахнул дверь.
Здесь некогда помещалась комнатушка-чулан, а сейчас… Сейчас это было великолепное конструкторское бюро и завод одновременно: полки с инструментами, сильная лампа на шарнирной ножке и даже маленькая чертежная доска. Гена, в синем халате с засученными рукавами (совсем не похожий на седобородого волшебника из сказок, но все равно волшебник!), сидел за верстаком и напряженно рассматривал внутренности неведомой, перевернутой машины – путаницу многоцветных проводков, крошечных сопротивлений, полупроводников, конденсаторов. Не повернув к ним головы – не заметил? – Гена стал что-то паять тонким электропаяльником. С серебристого кончика его шел острый запах, и вверх раскручивалась синяя спираль дымка.