— Через два месяца после того, как убил ее? — недоверчиво переспросила Мбали.
— Мбали, черт побери, он понятия не имеет, как продвигается следствие! Сидит в своей бондарной мастерской и волнуется. Почему все затихли? Что на уме у копов? Нагрянут ли они к нему еще раз, если так ничего и не найдут? И вот он, как фокусник, быстренько вытаскивает из шляпы коммуниста. Да ладно, не смотрите на меня как на дурака! Слут открыла дверь знакомому. За месяц до смерти Эган трахнул ее. Допустим, после всего, когда они мирно лежали рядом в постели, она говорит: Эган, дорогой, я должна рассказать тебе про коммуниста и крупную сделку… Так что он вполне мог быть в курсе.
Гриссел задумался. Он вспомнил о пропавшем запасном ключе от квартиры. Скорее всего, Слут отдала его человеку, которому доверяла. Возможно, мужчине, который время от времени занимался с ней сексом…
— Все может быть, — сказал он, — потому что чем больше мы ищем коммуниста и мотив, тем менее вероятно…
Зазвонил мобильный телефон Мбали. Она долго рылась в своей огромной сумке, прежде чем найти его. Гриссел и Купидон терпеливо ждали. Мбали несколько раз повторила: «Да, сэр» и «Спасибо, сэр», а потом отключилась.
— Он прислал еще одно письмо, — сказала она.
— И по времени все совпадает, — заметил Купидон. — Сразу после того, как мы побывали у бондаря.
— Нет, — ответила Мбали. — Все плохо. Летит в тартарары моя версия насчет стрелка по выходным.
26
«762a89z012@anonimail.com
От: 28 февраля, понедельник, 13.29
Кому: j.afrika@saps.gov.za
Кас.: Капитан Бенни Гриссел — лгун
Неужели я — религиозный экстремист, потому что радуюсь, когда соблюдается правосудие? (Притч., 21: 15).
Настоятельно прошу вас образумиться! Неправедные торжествуют с 18 января. Почему вы называете меня „бессвязным“? Я с самого начала утверждаю одно и то же. Вы знаете, кто убил Ханнеке Слут. Вы все много лет заодно с коммунистом. Мне пришлось кое-что предпринять, чтобы вы, наконец, одумались. Я черпаю силы из Главы третьей Екклесиаста. Это не экстремизм, это Истина.
Неужели вам важнее защитить, чем полицейских?
Вам придется выбирать».
— Сумасшедший сук… — начал Купидон, но осекся и покосился на Мбали. Та как будто ничего не слышала и с облегчением произнесла:
— Он отправил сообщение в обеденное время!
— Что-то новенькое, — заметил Гриссел. — «Много лет… чтобы вы одумались».
— И опять «коммунист» в единственном числе, — продолжала Мбали.
— Когда он пишет в СМИ, он говорит об «убийцах» во множественном числе…
— И только одна грамматическая ошибка.
— А знаете, он прав. Он в самом деле с самого начала утверждает одно и то же.
— Только нам. Почему не журналистам?
— Может быть, он и им скажет…
Гриссел покачал головой:
— Я так не думаю.
— Я иду за ордером на обыск, — заявил Купидон. — Может, в доме бондаря найдется Библия с подчеркнутыми местами.
— Сначала верни досье, — велел Гриссел.
Он закрыл дверь кабинета, положил на стол пухлую папку и сел, облокотившись о столешницу. Потер глаза.
Надо взять себя в руки. Сосредоточиться. Сейчас он не в состоянии ни о чем нормально думать.
Он открыл досье, извлек оттуда последнее сообщение. «Вы все много лет заодно с коммунистом». Почему снайпер упомянул об этом только сейчас? Почему он с самого начала не сказал, что между его таинственным коммунистом и ЮАПС налажены давние связи? Если бы не цитаты из Библии, он готов был поклясться, что подонок с ними играет.
Гриссел достал из папки прежние послания и еще раз перечел их по порядку.
Снайпер все время виляет. Первые письма были полны угроз. Потом он перешел к цитатам из Библии. Вчерашнее письмо, изобилующее ошибками, можно назвать истеричным. И вот теперь новое послание… Он приводит те же цитаты из Священного Писания. И опять намекает на коммуниста, которого они якобы знают. Но им не известно ни о каком коммунисте!
Те же самые цитаты. Снова и снова. В голову ему пришла новая мысль. Может быть, снайпер в самом деле очень религиозен? Пусть он не экстремист, он несколько зациклен на религии. Возможно, принадлежит к одной из харизматических сект, в которых исцеляют наложением рук и «говорят на языках». Кстати, не была ли сектанткой Ханнеке Слут? Может быть, ее убил кто-то из тех, с кем она познакомилась там? Имелись ли у нее по-настоящему религиозные друзья или коллеги? Придется это выяснить, а еще придется показать Скелету послание со словами «много лет заодно».
Но сначала нужно позвонить, хотя он откладывает неприятный звонок вот уже два дня. Гриссел набрал телефонный код Джеффрис-Бэй, потом номер. Он долго слушал гудки, потом ответил женский голос:
— Марна слушает.
— Мадам, говорит капитан Бенни Гриссел из Кейптауна. Подразделение «Ястребы». Я работаю над…
— О том, что дело об убийстве моей дочери направлено на повторное рассмотрение, мне приходится узнавать из газет… — без упрека и довольно хладнокровно заметила его собеседница.
— Мадам, примите мои искренние…
— Как вам не стыдно, капитан! Журналисты донимают нас звонками. Не хочется плохо думать о стражах порядка, но вы очень затрудняете мне жизнь.
— Мне очень жаль, мадам. Если… Мне нет оправданий, я должен был давно вам позвонить.
— Ладно. Извинения приняты. У вас есть какие-то новости?
— Пока еще рано…
— Что там с человеком, который стреляет в полицейских? Он имеет какое-то отношение к моей дочери? Он позорит ее память!
Меньше всего ему хотелось обсуждать с матерью Ханнеке снайпера.
— Мадам, у нас довольно много вопросов, на которые мы пока не можем найти ответа. Отчасти поэтому я вам и звоню.
— И чем же я могу вам помочь?
— Позвольте мне еще раз выразить вам свои искренние соболезнования. Я понимаю, как вам сейчас трудно.
— Спасибо, капитан. Мы должны держаться. У нас нет другого выхода. Так о чем вы хотели меня спросить?
— По вашим показаниям, мисс Слут провела у вас Рождество…
— Совершенно верно.
— Сколько времени она у вас пробыла?
— Всего три дня. Приехала 24-го, а уехала 27-го. Она должна была перебираться на новую квартиру, но не знала, все ли будет готово вовремя. Поэтому и не осталась у нас погостить еще на несколько дней.
— В каком она была настроении?
— Капитан, вам известно, что ваш коллега Нкхеси спрашивал нас о том же самом еще в январе?
— Да, известно. Еще раз прошу меня простить. Я знаю, вам трудно снова переживать то же самое… трудность в том, что записаны только ваши показания с примечаниями следователя, который с вами беседовал. А я пытаюсь взглянуть на все свежим взглядом.
— Я сказала Нкхеси, что никогда еще не видела Ханнеке такой. Она была… — Голос Марны задрожал. Бенни понял, что разбередил рану. Его собеседница ненадолго замолчала, а когда заговорила снова, Гриссел понял, что слова даются ей с трудом. — Она была счастлива. Она никогда не выражала свои чувства очень бурно… Вся в меня. А тогда я сразу поняла, что моя девочка счастлива. Вот почему ее смерть… — Марне снова пришлось замолчать и собраться с силами. — Капитан, ее смерть стала огромной потерей.
— Понимаю…
— У вас есть дети?
— Двое.
— Да. Тогда вы меня поймете.
— Она объяснила, почему так счастлива?
— В общем, нет. Да я и не спрашивала… Ханнеке всегда, с самого детства, была довольно замкнутой. Но из ее намеков я поняла, что на работе у нее все хорошо. Кроме того, она предвкушала переезд на новую квартиру… — Помолчав, Марна добавила: — Мне кажется, она радовалась своей свободе.
— Радовалась, что больше ни с кем не связана серьезными отношениями?
— Да, пожалуй.
— А Эган Рох утверждает, что до разрыва между ними все было хорошо.
— Вот именно! Просто Ханнеке еще не была готова к важному шагу. Она очень усердно трудилась, и поэтому у нее почти не оставалось времени на личную жизнь. Поймите, капитан, Ханнеке поставила для себя очень высокую планку. У нее были цели. Мечты. Мне кажется, она хотела сначала сделать карьеру, а уже потом думать о замужестве.
— Когда она приезжала к вам на Рождество, она что-нибудь говорила об Эгане Рохе?
— Ей было приятно, что они расстались друзьями. За несколько недель до Рождества она виделась с ним — привезла ему его вещи. Она сказала мне: хорошо вот так расставаться. Сохранять нормальные отношения.
— И больше ничего?
— Нет, ничего… Почему вы спрашиваете? — внезапно встревожилась Марна.
— Понимаете, нам важно ничего не упустить, ни одной мелочи.
— Эган славный. Нам он очень нравился.
— Ханнеке рассказывала о работе?
— Работа была ее жизнью. Иногда она ни о чем другом и не говорила.
— Она что-нибудь рассказывала о крупной сделке, в подготовке которой она принимала участие?
— Да. Правда, я не все понимала. Но Ханнеке уверяла, что работа ей очень нравится. У нее есть возможность знакомиться с очень интересными людьми. Она сказала, что ей хочется специализироваться в этой области. И что она хочет… Жаль, что я не слушала ее внимательнее… Все было очень сложным, она старалась объяснить, но я все равно не понимала… Она считала, что у сделок по программе… в общем, у сделок с чернокожими большое будущее. Она очень переживала из-за предложения, которое собиралась сделать своему руководству. Она говорила, что непременно доведет сделку до подписания, а потом, наверное, начнет работать самостоятельно, откроет собственное дело. Это я хорошо запомнила, потому что посоветовала ей не откусывать кусок, который она не в состоянии проглотить. Ведь у нее такая хорошая работа. Ханнеке ответила, что вначале обязательно посоветуется со своим начальством.
— Вы не знаете, с каким предложением она собиралась пойти к руководству?
— Подробностей я не помню. По-моему, она собиралась… Не знаю. Она сказала: «Мама, речь идет об астрономических суммах, которые позволят нам преуспевать».