– Я влип в сложную историю, – сказал я. – Оказался в Гнезде после того, как на него напали.
– Слышал даже, что кто-то был призван, – заметил старший.
– Это был я.
– Но Призыв сняли? – Он явно заинтересовался.
– Сняли.
– Хорошо. А кто нападал?
– Какое-то монстрическое чудище. Измененный… но особый.
– Много жертв? – спросил старший. С каким-то напряжением в голосе.
Я не стал врать.
– Практически все, Виталий Антонович. Две девчонки уцелели, потому что их не было в Гнезде. Жница и куколка.
Он будто окаменел. Сидел, глядя на меня сквозь очки с дорогущими тонкими стеклами (когда снимал, то так щурился, что было понятно – из обычного стекла линзы были бы в сантиметр толщиной). Сидел и молчал.
– Старший… – Я покосился по сторонам. Все были заняты своими делами – болтали, пили, курили. Возле одного стола, подсвечивая ярким фонариком, трое серчеров изучали кристалл, шумно споря о его ценности. – Что случилось?
– Извини, – он вдруг снял очки, быстрым движением протер глаза. Глаза у него были абсолютно сухие, поэтому я поверил. Притворялся бы, так подпустил бы слезы. – Макс, ты ответил честно, и я объясню. Но между нами.
Я кивнул, Милана тоже.
– У меня в этом Гнезде был сын, – сказал он. – Стража.
Я не нашелся, что ответить. Лишь подумал, что теперь понятно, почему Виталий Антонович тусуется в нашем районе.
Нам принесли чай и вино, и это была передышка. Старший заговорил лишь после того, как официантка ушла.
– Молодые, дурные, тут еще Перемена, всё вверх дном… Я был скорее против, но жена настояла. Казалось, что это всем облегчение.
– Он болел? – тихо спросила Милана.
– Даун, – ответил Виталий Антонович. Без всяких эвфемизмов. – Тяжелая форма. Изменение убирает даже генетические болезни. Человек словно пересобирается заново. Мы были уверены, что это поможет и ему, и нам… но развелись через месяц. Не смогли друг на друга смотреть.
– А сын…
– Стал стражей. Вначале куколкой, но очень быстро прошел этот этап. Я его видел, когда он был нормальным ребенком, первая фаза лечит всё. А потом он стал стражей, и я больше не приходил к Гнезду. На самом деле никто ведь не приходит. Но я знал, что он живой.
– Он точно остался в Гнезде? – спросил я, и Виталий Антонович коротко, цепко взглянул на меня:
– А, так вы уже додумались и до этого? Да. Он обычно стоял у входа. Куколки развиваются очень интенсивно, но он потерял первые годы жизни и куколкой был недолго… так что и стражей не самой умной стал. Такие обычно охраняют Гнездо. Стоять и не пускать.
Я подумал о том, что среди двоих, умерших в вестибюле, один походил на юношу. Ну так это, возможно, был сын Виталия Антоновича? Не юноша на самом деле, а мальчик. Вырвавшийся ненадолго из лап своей болезни, но не успевший даже побыть ребенком, превратившийся в боевой механизм и погибший.
Говорить про это я не стал.
– Мне очень жаль, – сказал я.
Старший кивнул:
– Спасибо. Лучше уж знать наверняка… Но ты ведь выбрался из своей берлоги не для того, чтобы рассказать мне про свои приключения?
– Я хотел попросить помощи, – сказал я, чем заслужил новый взгляд – удивленный.
И стал рассказывать как можно короче и проще: про утренний визит ко мне второго Измененного, про нашу с Миланой мысль, что недоразвитый монстр скрывается где-то неподалеку…
– Ты бы сразу рассказал, – вздохнул старший, выслушав. – Может, эта тварь уже вылезла из укрытия.
– Как сообразили, так и пришли, – почему-то обиделся я. – Милана на мысль навела.
– Хороший у тебя друг… – небрежно сказал старший. – Но лучше было бы раньше…
– Вряд ли это существо уже изменилось.
– Нам неизвестна скорость мутационных процессов. С точки зрения классической биологии это вообще нереальный процесс, – он побарабанил пальцами по столу. – Я полагаю, эти мутагены – вообще не биологической природы. Что-то вроде наноботов, которые переделывают живого человека… Ладно, понял задачу. Попытаться найти укрытие. Где-то недалеко от Минкульта… и от твоего дома. Дальше что?
– Я пойду и попытаюсь убить эту тварь, – сказал я. – У меня есть патроны. Особые.
– Нужна команда, – сказал Виталий Антонович. – И это не твой чудесный друг Милана. Уж извините, но я хренов сексист и пускать девушек на передовую считаю неправильным.
– А я трезво себя оцениваю, – сказала Милана. – Готова стоять в сторонке с бинтами и визжать. Или бегать кругами и визжать. Но сражаться с монстрами не умею.
Виталий Антонович улыбнулся. Окинул взглядом кафе. Вздохнул:
– Пацаны…
Мне вдруг стало обидно. Я указал взглядом на пьющего у стойки пиво серчера.
– Вон тот «пацан» отслужил в ВДВ.
– И что? – спросил Виталий Антонович. – Даже будь это прежняя армия, даже побывай Павел в горячих точках… Ну его на фиг, умирать-то в двадцать с небольшим зачем?
– Это мое дело, – уперся я.
– Твое, твое, – ласково сказал Виталий Антонович. – Я же с тобой не спорю? Ты имеешь право рискнуть. Они – нет. А по детскому авантюризму вполне способны с тобой пойти… Сколько у тебя патронов?
– Три магазина для макарова.
– Пистолет есть?
– Даже разрешенный.
– Иди спать, Макс, – старший махнул рукой, и к нему, как-то почти мгновенно, подошла официантка. – Айгуль, детка, принеси мне телефон?
Официантка кивнула, пошла к стойке.
– Я никого звать не хочу, – повторил я. – Мне бы только локализовать точку.
– Уже занимаюсь, – Виталий Антонович ухмыльнулся. – А я имею право с тобой пойти? Как считаешь?
Я замялся. Сказал:
– Тот монстр уже сдох.
– Спасибо. Но он же не по своей воле в Гнездо пришел? Есть кто-то, направляющий их. Я бы хотел его увидеть.
– Полиция нам помогать не станет.
Официантка принесла трубку радиотелефона. Старший положил ее перед собой, но звонить не спешил. Сказал:
– Ясное дело, Макс. Отдел «Экс» регулирует мелкие проблемы, гоняет сумасшедших и ловит самодеятельных террористов. На большее у них полномочий нет, чего бы там Лихачев не мнил себе.
– Знаете его?
– Конечно. Он ведь и с серчерами работает. Когда-то был большой шишкой, отдел «Экс» для него – почетная ссылка. Нет, полиция не поможет.
Я смирился.
Тем более что идти вдвоем будет куда легче.
– Спасибо, Виталий Антонович. Мне позвонить вам?
– Сам позвоню, как что-то нарою.
Он запустил руку во внутренний карман пиджака, достал и разложил бумажную карту центра Москвы. Потом достал фломастер, поставил крестики на моем доме (я не удивился, что он помнит мой адрес) и Гнезде. Задумался. Потом помахал в воздухе рукой.
Вот не знаю, в чем была разница между двумя взмахами, – но в этот раз официантки даже не шевельнулись, продолжили болтать у стойки. А к нашему столику подтянулись и бывший десантник Паша, и трое ребят со своим кристалликом (Виталий Антонович мельком глянул на него и сказал: «Премиум»), и все остальные серчеры.
– Ребята, вопрос ко всем, – сказал старший негромко. – В понедельник, когда был инцидент в Гнезде, кто вечером работал в этом районе? Или хотя бы просто гулял?
Его палец скользил по карте, нарезая спираль вокруг Минкульта.
– Интересует, кто и в какое время был в какой точке в очках, не видел ли чего-то странного. Второй вопрос: то же самое, но ночью в среду, около часа. И последний. Сегодня рано утром кто-нибудь проходил у третьего дома по Медвежьему? Не наблюдал странного горбящегося долговязого парня с капюшоном на голове? Или что-либо необычное?
– Рано утром – это когда? – спросил Паша.
– Восьми не было, – подсказал я.
– Это ночь еще, – веско сказал Паша. – Я сплю.
Судя по взглядам и кивкам, это было общее мнение.
– Тогда сосредоточимся на понедельнике и среде, – решил Виталий Антонович. – Возьмите карту. Сделайте копии, в кафе есть сканер. И все хорошенько подумайте над своими экземплярами. Отмечайте точки и время, где находились, примерно с десяти вечера и до полуночи. Если что-то странное припомните – подойдите, расскажите.
– Вроде долговязого парня? – спросила Таня, одна из наших девчонок-серчеров.
Виталий Антонович глянул на меня, я ответил:
– Очень долговязого. Ну или если померещилась какая-то немыслимая хрень, вроде ожившего спецэффекта из кино – тоже.
Вопросов, как ни странно, больше не последовало. Только лица стали сосредоточеннее. У нас всё-таки неплохая компания.
Таня взяла карту и пошла в помещение кафе. Остальные разошлись по столикам, поглядывая на нас.
– Я-то в понедельник как раз к десяти подошел, – сказал Виталий Антонович. – Мы еще встретились, помнишь? И потом сидел тут часов до двух. Надо было тебе ко мне подойти… тоже мне, герой-одиночка.
– В ту ночь всё уже случилось, – сказал я старшему. – И… я ведь не знал, что у вас есть личные обстоятельства.
Он смолчал, только сжал зубы. Потом продолжил:
– А вот в среду ночью я как раз работал по району. С десяти и примерно до двух. К Гнезду не подходил, правда. Сейчас постараюсь точный маршрут нарисовать. Ну и позвоню кое-кому… Идите, отсыпайтесь. Дайте и мне поработать.
– Точно помощь не нужна? – спросил я.
– Вам с другом, – вот далась же ему эта ирония! – лучше отоспаться. Идите!
Мы с Миланой переглянулись.
– Девушка может остаться, – сказал Виталий Антонович, искоса глядя на меня и усмехаясь уголками губ. – Если хочет, конечно.
– Тьфу на вас, старший, – сказал я. – Пойдем, Милана?
И мы ушли.
Врать не стану, когда снимаешь с себя хотя бы часть забот, становится гораздо легче. Будто разделил тяжелый груз.
Глава шестая
Мы с Миланой легли спать вместе. Но – только спать. И утром она встала первой, тихо ушла умываться, оделась и принялась готовить завтрак. Спали мы допоздна, было уже одиннадцать. Я тоже умылся, вышел на кухню, сказал Милане «привет», но не прикоснулся к ней.
Что-то изменилось.
Я подумал, что наш вчерашний секс был последним. Поймал себя… нет, не на облегчении, которое бывает, когда расстаешься с подругой, потому что вам уже неинтересно вместе. На ощущении того, что всё правильно. И то, что было. И то, как стало.