дать стратега. А если она не согласится, то покончите с куколкой сами. Вы спасете Землю и свою жницу.
– Она не согласится! И мне никогда не простит, – сказал я.
– Серьезное испытание! – подтвердил Продавец. – Но зато она будет жива. Вот такой мой совет… видите, я все же выступил в роли мудрого ментора! Это виновата земная культура!
Он неожиданно нырнул под стойку и вновь появился – с объемистой сумкой в руках.
– Я даже приготовил вам приятные подарки. Вы же хотели сделать подарок своей девушке, но засмущались? Вот, это для вас и для нее.
Глава четвертая
Дождь не кончался. Водостоки традиционно не справлялись – они и до Перемены бастовали при сильных ливнях, а уж сейчас, когда дождь лил по три-четыре дня без перерыва…
Я вошел в Гнездо. В кроссовках хлюпало. Бросив зонт, я сразу же разулся и выжал носки.
– Поэтому я ношу кроксы, – сказала Наська.
Куколка сидела у лестницы, почти неразличимая в полумраке.
– Караулишь? – спросил я.
– Ага. Взрослые спят. А новенькие… – Наська махнула рукой. – В игрушки играют. Радуются, что ничего не болит. И что можно вообще не спать.
– Вообще?
– Немножко всё-таки надо. Но нечасто. Особенно первый месяц после мутагена.
Я подошел, сел рядом. Кроссовки и носки положил в сторону, пусть сохнут.
– Что у тебя в сумке?
– Сейчас посмотрим, – уклончиво сказал я. Сумка была ужасная, из вонючей клетчатой сине-белой клеенки, с торчащими во все стороны нитями и косо вшитой молнией. Продавцы любят такие шутки, однажды я попросил банку черной икры и получил трехлитровую стеклянную, закрытую пластиковой крышкой.
С трудом расстегнув заедающую молнию, я достал картонную коробку, лежавшую на самом верху. Распаковал под любопытным взглядом куколки.
– Вау… – сказала Наська восхищенно.
Это была шкатулка. Аляповато-яркая, пластиковая, усыпанная стразами. Я открыл – внутри оказалась куча отделений, ящичков, штырьков, зажимов. Для украшений, что ли?
Изнутри на крышке было зеркальце.
А еще из центра шкатулки, едва я ее открыл, выдвинулась маленькая фигурка балерины и принялась вращаться под позвякивающую мелодию.
Я оторопело смотрел на эту крикливую пошлятину.
– Это… это мне? – спросила Наська. У нее даже голосок подрагивал.
– Ну… да… – Я протянул ей шкатулку.
– Максим! – облапив меня, Наська звонко чмокнула в щеку. – Как ты узнал, что я… спасибо!
Что она туда собиралась складывать? Никогда не замечал, чтобы кто-то из куколок или жниц таскал украшения.
Но судя по восторгу Наськи, это было то, о чем она мечтала всю жизнь. Ну, по меньшей мере последние десять секунд перед тем, как увидела.
Под коробкой со шкатулкой оказался большой сверток. Я развернул его и с удивлением обнаружил внутри плащ. Черный короткий плащ – кажется, моего размера.
– Это еще что… – изумился я.
Наська, не отрывая взгляда от вертящейся фигурки балерины, сказала:
– Одень.
– Надень, – поправил я машинально.
– Зануда… – фыркнула куколка.
Я встал, снял куртку и набросил плащ на плечи.
Ну, плащ как плащ. Довольно удобный. Может, он пуленепробиваемый?
– Тебе идет, – сказала Наська, кинув на меня быстрый взгляд. – А то ходишь в куцых курточках, как ребенок.
– В плаще лучше, что ли?
– Выглядишь внушительнее. Так это не ты выбирал?
– Нет.
– Мой поцелуй был ошибкой.
– Отработаю… – Я надел плащ в рукава, присел, помахал руками. – Что, правда нормально выгляжу?
– Круто выглядишь. Девушкам понравится.
– Что б ты понимала…
Поколебавшись, я всё-таки переложил очки, кристаллики и всю мелочевку из мокрой ветровки в плащ. Может, и глуповато выгляжу, в плащах только самые старомодные герои комиксов ходят, зато сухо.
В сумке был еще один пакет, но он, вероятно, предназначался Дарине. Остальные подарков не удостоились. Ну и хорошо. Стратегу я бы точно не стал передавать подарки от Продавца, а то мало ли… вдруг он решил облегчить нам решение.
– Наська, ты вечно толчешься в Комке.
– Я не толкусь, я помогаю покупки носить.
– Не важно. Как на твой взгляд, Продавцы – они хорошие или плохие?
Куколка задумчиво почесала кончик носа.
– Да так, норм. Иногда леденцами угощают.
– А глобально?
– Им все пофиг, я думаю. Они от кристалликов балдеют. А нам так всё дают, по заявкам матери. Наверное, так Инсеки велели.
– Хорошо, тогда скажи – они умные?
Наська подняла на меня насмешливый взгляд:
– А ты сам подумай. Они сверху попадали на чужую планету в больших какашках. Сидят внутри, не спят, любую штуку могут продать, на всех языках говорят, ни с кем не ссорятся. Они умные или глупые?
– Согласен, – сказал я. – Ладно, пойду. Дарина где?
– Спроси Гнездо.
– Как я его спрошу? У меня Призыва нет.
Наська ухмыльнулась:
– Хитрый ты, Максим… Гнездо не сказало, что ты входишь. Значит, ты с ним поладил… Дарина в своей комнате. Найдешь?
Кивнув, я подхватил последний пакет и пошел.
– Верни полученный обманом поцелуй! – капризно потребовала куколка.
Я послал ей воздушный поцелуй.
Наська хихикнула и снова зачарованно погрузилась в изучение своей шкатулки.
В одном я был совершенно уверен: Продавцы ничего не делают просто так. Ничего волшебного в подарках нет, но умысел имеется.
Понять бы еще, какой.
Постучав в дверь, я услышал слегка недоуменный голос Дарины:
– Да?
Кажется, они в двери не стучали.
Я вошел.
Дарина лежала на накрытом одеялом матрасе и читала книжку. Просто читала! Самую обычную книжку, бумажную, старую. И было бы что-нибудь интересное, так ведь она читала Куприна!
Я вспомнил реплику Продавца и порадовался, что у нее в руках не Достоевский. А то пришлось бы допустить, что они предвидят будущее. Тогда уж совсем край, тогда можно лечь и помирать.
– Привет! – Она обрадовалась, но вставать не стала, только книжку отложила. – Думала, позже придешь.
– Уже выспался, – сказал я. – Наверное, из-за всех этих… мутагенов. Интересно?
– Ага! – радостно воскликнула Дарина.
– Тебе же, наверное, непонятно, – сказал я осторожно. – Не обижайся, мне самому многое непонятно, когда старых писателей читаю.
– Непонятно, – улыбнулась Дарина.
– Там хоть сноски какие-то есть, пояснения? – Я присел рядом.
– Немного. Да я и не смотрю, так интереснее.
Она заметила, что я не понял, рассмеялась:
– Вот слушай… «Обитатели пригородного морского курорта – большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, – поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках…»
– Ты на память цитируешь? – поразился я.
– Ага. Ну я же только что прочла, я дня три буду помнить слово в слово… – Дарина помедлила. – У лю… у тебя разве не так?
– Не так, – сказал я. – Даже стихи с трудом заучивал… Три дня будешь помнить, а потом?
– Если не понадобится, то забуду, – пояснила она. – А если понадобится или понравится, могу запомнить.
– Это у всех вас так?
– У жниц, – подумав, ответила она. – Мы же воспитываем куколок, нам полезна хорошая память. Так вот, в этом отрывке упоминается много непонятных вещей. Я много читала, я рассказывала. Но, видимо, это было не нужно и потом забылось…
– И что тебе непонятно? – спросил я.
– Да куча слов! – Она улыбнулась. – Греки, евреи, мнительные, ломовые, дроги, тюфяками, самоварами, скарб, горничных, кухарок, воза, утюгами…
Я замахал руками.
– Стоп-стоп-стоп! Совсем непонятны?
– Некоторые немножко понятны. Греки и евреи – это такие народы. Так?
– Так.
– Мнительные – это сомневающиеся? Да, точно. А вот «ломовые дроги» – не знаю.
– Телега такая, – я увидел, что понятнее ей не стало, и уточнил: – Примитивный грузовой колесный транспорт, приводимый в движение лошадьми. Животными.
– Я знаю, что такое лошади, – Дарина обиженно надула губы. – Ясно. А тюфяки?
– Да ты на нем лежишь! Это матрас так называется.
– А я думала, что так называется ленивый человек, – расстроилась Дарина.
– Ну… тоже бывает. Дарина, и тебе интересно?
– Конечно! История из совершенно другой жизни. Словно с другой планеты… ну, неплохой такой планеты.
– У нас неплохая, – согласился я. – Дарина… тебе не придется уходить с Земли?
Она замешкалась. Но переспрашивать или делать вид, что не поняла, не стала:
– Нет. Не обязательно. Иногда жницы уходят в стражи и… Но я хорошая жница. Меня, наоборот, просили остаться.
Я взял ее за руку. Мы смотрели друг на друга, и нам было хорошо.
Это я без всякого Гнезда чувствовал.
– А у тебя красивый плащ, – сказала Дарина. – Ты в нем такой… брутальный! Видишь, есть редкие слова, которые я запоминаю.
– Заходил в Комок по дороге, – объяснил я. – И получил подарки от Продавца. Мне – плащ, Наське – какую-то шкатулку девчачью. А это тебе.
Я положил перед ней сверток. Предупредил:
– Только не знаю, что там.
– Подарок? Мне? – Дарина растерялась. Если Наська восприняла подарок как должное, то жница явно ничего не ждала. – Максим… спасибо.
Она текучим, едва уловимым для глаза движением села на корточки, даже не выпустив при этом мою ладонь. Положила сверток на колени.
– Да это не я, это Продавец…
– Вот просто так, сам?
– Ну… я хотел что-то… засомневался.
– Значит, все равно от тебя!
Дарина погладила блестящую розовую бумагу. Улыбнулась.
– У меня день рождения был за неделю до Перемены… Мне родители подарили куклу, я потом тебе покажу…