Бомж сидел перед костром на корточках и жарил сосиску, наколотую на металлический прут. Рядом стояла бутылка водки (о, кто бы сомневался!), открытый пакет с нарезанным хлебом, пластиковая упаковка сосисок, литровая бутылка лимонада «Буратино» и три одноразовых стаканчика.
– Друг мой добрый, сегодня пришедший в мой дом, отобедай со мною за скромным столом! – воскликнул бомж, глядя на нас.
– Вы нас ждали? – удивился я, принюхиваясь. Как ни странно, ничем неприятным не пахло. Только жареной сосиской.
– Мудрый человек всегда ждет кого-то! – Бомж широко улыбнулся.
А зубы-то у него в прекрасном состоянии! Слишком белые для настоящих, пожалуй… Импланты? У бомжа?
Он и одет теперь был иначе – в спортивный костюм, кроссовки, на голове бейсболка. Еще бы побриться и постричься…
Мы с Миланой присели у костра.
– С нашей встречи небеса мне покровительствуют! – сообщил бомж, верно оценив мой взгляд. – У меня скромные запросы. Я хорошо питаюсь, пью вкусные напитки и живу в центре прекрасного города!
Как-то не походил он на агента под прикрытием.
На посланника иной цивилизации, впрочем, еще меньше.
– Но что это я? – спросил бомж. – Гости за столом, а чаши не наполнены!
Он стряхнул поджаренную сосиску на край железного противня и сноровисто разлил водку по стаканчикам. Себе – грамм сто, Милане поменьше, ну а мне на самом донце. Произнес:
– Два-три дня, что ты здесь, будь за чашей, иль мирно дремли, иль вкушай в сладкой неге плоды благодатной земли.
Я, конечно, не собирался провести здесь «два-три дня». Водку пить тем более. Да и сосиска внушала мне подозрения.
– Мы только что из-за стола, – сказал я.
– Вижу! Невзгоды научили меня отличать голодных людей от сытых. Это полезное умение, добрые гости! Но испить глоток и преломить кусочек хлеба с хозяином – долг гостя, такой же, как долг хозяина – накрыть стол.
Ох, кто бы он ни был, но по общению явно истосковался…
Милана первой взяла стаканчик. Я обреченно потянулся за своим. Под благостным взглядом бомжа мы отломили немного хлеба и положили сверху по кусочку горячей сосиски.
– Ну, за знакомство, – неожиданно деловито сказал бомж. И опрокинул свой стаканчик, будто воду пил.
Я с сомнением глотнул. Может, там вовсе не водка?
Водка…
Еще и дрянная, вонючая, теплая…
Я торопливо заел. Сосиска оказалась лучше, чем я боялся.
– Вы стихи читаете все время, – сказала Милана. – Вы поэт?
– Я? – Бомж растроганно посмотрел на нее. – Спасибо, милая дева! Хотел бы я быть поэтом! Я лишь читатель. А стихи – великого Низами Гянджеви, коего считают своим и потомки персов, и жители Азербайджана…
– Вы азербайджанец?
– Я? – Бомж растерялся. – Русский я. Андрей меня зовут. Русский, гражданин Вселенной, если угодно, то есть космополит, но духом русский я…
Он задумчиво почесал живот. Добавил:
– Или же председатель земного шара, как называл себя Хлебников Велимир, поэт величайший из забытых… но все они нынче забыты, и всех я люблю…
Вот что это? Про «гражданин Вселенной» и «председатель земного шара»? Слова безумца или намек?
– А Низами больше всех любите? – спросила Милана. Она выпила водку на удивление спокойно, даже не поморщившись.
– Не то чтобы больше… – смутился бомж. – Но мы же на его территории, у памятника его! А значит, дух поэта может витать вокруг, и приятно ему будет слышать свои слова, пусть и переведенные с персидского, а также мои недостойные подражания…
Он плеснул себе еще водки. Взглядом спросил нас, всё понял и наливать больше не стал.
И что делать? Пить дальше водку, пока его не срубит?
– Я хочу вам сказать… – начал я.
Бомж Андрей замер, выжидающе глядя на меня.
– Жизнь очень несправедлива, – сказал я. – Наверное, иначе невозможно. Сильный всегда будет помыкать слабым, грязную работу всегда будут делать чужими руками. Это не сразу понимаешь, а некоторые ухитряются вообще не понять. Я вот понял. Не то чтобы смирился, но понял – это то, с чем можно бороться всю жизнь, зная, что не победишь. Хотя бороться все равно надо! Но есть такие вещи, которых не должно быть. Даже в несправедливом мире. У человека всегда должен быть выбор. Как поступить, бороться или сдаться, на чьей быть стороне. А этот выбор можно делать, только если ты к нему готов. Нельзя его делать в детстве, нельзя его делать за детей. Так, как сейчас с Измененными, – нельзя. Это хуже несправедливости, это бесчестно.
Я помолчал, думая, что еще сказать. Ну, на тот случай, если я все-таки схватился за правильную соломинку и этот «гражданин Вселенной» на самом деле не человек и что-то может сделать…
– Если можно… – сказал я. – Если это в чьей-то силе… Дайте нам выбор. Дайте его хотя бы детям.
Бомж Андрей смотрел на меня, из глаз его текли слезы, исчезая в густой бороде.
– Это… это очень хороший тост, – сказал он. Всхлипнул.
И опрокинул в рот стаканчик.
Из меня словно воздух выпустили. Я сидел, сжимая кулаки и вновь чувствуя себя идиотом. Хотя на кого мне было сердиться? На спившегося читателя и самодеятельного поэта?
Милана осторожно обняла меня и поцеловала в щеку. Прошептала:
– Ты всё правильно сказал, Максим. Ты молодец. Пойдем?
Я кивнул. Горечь уходила вместе с обидой, Гнездо дотянулось до меня через Милану и ласково обняло вместе с ней.
– Правильно, но зря.
– Ничего не бывает зря, – Милана покачала головой. – Помнишь? Всегда есть то, чего не видишь.
– Пойдем, – сказал я. – Наши ждут.
Глава седьмая
Наших оказалось даже больше, чем я думал.
В фойе, помимо Наськи, оказались Виталий Антонович и Василий. Они сидели на полу рядом с куколкой, а та вдохновенно рассказывала, даже свою драгоценную шкатулку отложила.
– Мир совершенно иначе воспринимаешь! Учиться совсем не надо. Взял учебник, ладонь на обложку положил – и через минутку всё в голове! Только если эти, формулы, сложные, то надо минут пять их впитывать.
Она покосилась на меня и слегка покраснела.
– А компьютерная информация? – спросил Василий.
– Точно так же, – стараясь не глядеть на меня, сообщила Наська. – Руку к монитору прижимаешь – и всё закачивается прямо в мозг!
– Ну, если памяти хватает, – заметил я негромко. – А разве не к процессору надо прикладывать ладонь?
Василий подмигнул мне и спросил:
– А с флешек?
– С флешек? Только если подключены! Надо, чтобы электричество было, иначе информация не считывается!
– Почему тогда с книжек считывается? – спросил Василий настырно. – Нелогично как-то.
Наська умоляюще посмотрела на меня.
– Она про электронные книжки говорит, – сказал я. – С бумажными сложнее. Бумажных книг куколки боятся, убегают от них с криками.
Василий засмеялся и потрепал Наську по голове.
– Спасибо, очень увлекательная история. Будем знать.
– Решили присоединиться? – спросил я.
Виталий Антонович сказал:
– Елена позвонила, кое-что рассказала… Да.
– Я взял отгул на пару дней, – сообщил Василий.
Сумки, с которыми они ходили в клинику, стояли рядом. Старики-разбойники решили драться до конца.
– Анастасия, – Виталий Антонович посмотрел на куколку. – А ты не помнишь такого стража…
– Такую стражу, – поправила куколка.
– Он все-таки юноша… зовут Викентий… наверное, у вас звали Вик… Викентий Исаков…
– Вик, – кивнула Наська. – Знаю, скучный. Здоровый такой. На входе стоял часто.
Виталий Антонович кивнул.
– Он две недели назад… – куколка замялась, – уехал. Он глупенький, но сильный.
– Уехал? – воскликнул Виталий Антонович. – Куда?
– Угу, – у куколки забегали глаза. – Уехал…
– Наська, это его сын, – сказал я. – Пожалуйста, расскажи без фантазий. Мы же всё равно уже понимаем…
Наська смущенно посмотрела на Виталия Антоновича.
– Я не знаю, правда. То есть знаю, но без деталей. Мир называется Титар. Туда берут из нашего Гнезда, из Воронежского, из всяких других, но я не в курсе… Ой, знаю, еще есть Монмартрское Гнездо, Монмартр – это улица в Париже, да? Про Титар не особо знаю, этому позже учат. Там всё такое… – она пихнула ногой подушку, – мягкое. И света мало. Я туда не хочу, есть еще Сульдри, с болотами и грязевыми вулканами, это прикольно…
Она замолчала. Мы смотрели на нее в оцепенении.
– Лишнего наговорила? – спросила Наська виновато.
– Не то чтобы лишнего, – ответил Василий. – Мы вроде как понимали…
– Но более абстрактно, – произнес Виталий Антонович медленно.
– Извините, что назвала Вика глупеньким, – повинилась Наська. – И вообще! Я опять всё нафантазировала. Хорошо получилось, правда? Максим, ну скажи, я ведь все время придумываю!
– Она все время придумывает, – подтвердил я. – Виталий Антонович, главное, что твой пацан живой. Верно?
Виталий Антонович кивнул. Взгляд его под очками оставался расфокусированным, задумчивым. Думал про планеты с названиями Титар и Сульдри, про своего сына…
– Слушай, я тут подумал… – пытаясь отвлечь его, начал я.
– Нет, – сказал Виталий Антонович. – Не буду я звать наших ребят. Кое-кто пойдет, да, но незачем.
– Ты не понял! Что, если попросить Гнездо их призвать? Еще троих, пятерых… Тогда у нас будут шансы выдержать любую атаку!
Я понимал, что одновременно резко повысятся шансы довести ситуацию до края, до уничтожения Прежними всей Земли. Но в данный момент меня это почему-то не волновало.
– Максим, не выйдет, – сказала Милана.
– Почему?
– Гнездо не может призвать больше одного человека одновременно.
Я глянул на Наську. Та кивнула.
– Почему я не знал? – спросил я, обращаясь к Гнезду.
Ощутил смущенный ответ: «Ты не спрашивал».
А еще понял, что Гнезду очень трудно держать связь одновременно с призванной Миланой и мной, бывшим в Призыве ранее.
– Ясно, – сказал я. – Проехали. Мысль была хорошая, но глупая.
– О, так бывает, – подтвердил Василий. – С годами все чаще и чаще, привыкай.