– Народ, раз теперь здесь вы и Милана, я на время отлучусь? – спросил я. – Погода располагает к прогулкам. К вечеру вернусь.
– Ты простудишься, у тебя ноги мокрые, – сказала Наська.
– Выпью горячего чая с малиной, – ответил я. – У вас есть малиновое варенье?
Наська пожала плечами. Спросила:
– Может, тебе другой зонтик поискать?
– Нет, с этим мы уже подружились, – сказал я, забирая его у Миланы. И в доказательство погладил цветастый купол. – Он стильный, яркий. Мы с ним вдвоем производим неизгладимое впечатление.
Мне (или Гнезду) повезло уже трижды. С первым уничтожителем, с нашим налетом на логово Прежних, со второй схваткой в Гнезде.
Почему-то я был уверен, что запас везения кончился. Не зря даже в сказках всё заканчивается на цифре «три». Победил Иван-дурак трех чудищ, вот и молодец, вот и сказочке конец, и поехал он во дворец, получать царскую дочь, полцарства и сундук с медовыми пряниками. А там, у ворот дворца, его ждало четвертое чудище, только про это уже в сказке не рассказывают.
Лихачев не хочет помогать. И даже если бы захотел, что ему, класть своих ребят, защищая Гнездо? Сколько у него там людей-то? Два десятка, три? Пара броневиков?
Иван, возможно, смог бы подогнать серьезные силы. Какие-нибудь воинские части. Только он не Иван-дурак, он – Иван-царевич. Он не сражается с чудищами, он заключает с ними соглашения.
Третья сила, которую я, возможно, придумал… Если она и есть, выхода на нее никакого. Ну не похож бомж-стихотворец на межзвездного эмиссара.
Что остается?
Прежние, с которыми мы уже в состоянии войны.
Инсеки, которые заняли их место.
До Инсеков, по крайней мере, я однажды докричался. Почему бы не попробовать снова?
За спрос, как известно, денег не берут.
Я дошел до представительства Инсеков без приключений, лишь промок до нитки (к дождю присоединился ветер, и ни зонт, ни плащ уже не спасали). По пути заглянул в магазин – обычный, человеческий. Благодаря тому, что в ресторане я предоставил честь расплачиваться Ивану, у меня остались почти все деньги от Лихачева.
Цены были безбожные, ну, кроме тех продуктов, стоимость которых регулировало государство. Но мне не нужны были серенькая мука, серенький сахар, серенькие макароны и такое же серенькое порошковое молоко (удивительно, но почему-то все эти государственные продукты приобретали единый унылый цвет).
Я купил два десятка леденцов на палочке и банку малинового варенья. Ну а что такого? Хожу в мокрых кроссовках и черном плаще под женским зонтом, люблю сладкое. Имею право, не запрещено.
В представительстве, на входе, я сдал пистолет и пакет со сладостями, чем вызвал понятную реакцию. Пришлось вновь предъявлять удостоверение, выслушивать вопросы и давать уклончивые ответы. В этот раз была другая смена охранников, то ли более любопытных, то ли дотошных. Кончилось тем, что я посоветовал проверить списки людей, которых им вообще запрещено задерживать, услышал ожидаемый ответ «нет таких списков, у нас перед законом все равны», улыбнулся и пошел внутрь. Останавливать меня не стали, но принялись куда-то звонить.
Ну и пусть.
Сегодня в Представительстве было многолюдно. Звукоизоляция здесь плохая, так что, идя между комнатушками, я слышал обрывки монологов.
– …по вашей воле, по вашей воле, по вашей воле…
Понятно, какой-то безумный сектант, молящийся своим богам.
– …семнадцать тысяч двести шестьдесят три! Если все лучи добра направить в головы людям…
А это просто псих.
– …без нее не могу, не могу я без нее жить…
Несчастный влюбленный?
– …я бы всё отдала, возьмите меня, вылечите сыночка…
Мать, пытающаяся предложить себя в Измененные…
Я ускорил шаг.
Почему-то мне было важно войти в ту же самую комнату, откуда я смог поговорить с Инсеком. Словно этот выбор что-то значил.
Повезло – комната оказалась свободной.
Закрыв за собой дверь, я огляделся и, будто старым знакомым, улыбнулся конфетному фантику и пустой бутылочке в углу. Нет, в комнате убирали. Обертку я не запомнил, а вот бутылочка другая. В прошлый раз была обычной формы, а сегодня как маленькая фляжка.
Я даже представил себе этого человека, каждый день приходящего в «избу-исповедальню» с выпивкой и закуской. Как он усаживается и начинает рассказывать пустому экрану свои грандиозные планы, давать советы, ругаться и проклинать. В процессе выпивает в два-три глотка свои пятьдесят или сто граммов, швыряет бумажку в один угол, пустую тару в другой. И уходит.
Вот, может, мокрые пятна на полу как раз он оставил. Сидел, с него текло так же, как с меня…
Диванчик, кстати, тоже промок. Придется сидеть в плаще, пачкая его еще больше.
Я сел, вытянул ноги. Помолчал, глядя в грязную тьму экрана. Сказал:
– Привет.
Экран полыхнул. Ярко, словно за ним лампу включили.
Что-то зашуршало, затрещало, по рамке экрана пробежала волна искр, всосалась в металл.
Такого в прошлый раз не было!
Серый свет рассеялся, пошел кругами – из экрана выскользнула длинная суставчатая лапа. Она казалась куда больше, чем в прошлый раз, – они что, масштаб изменили…
Лапа вцепилась в плащ и потащила меня к экрану!
Я с каким-то удивительным спокойствием понял, что чувствую хватку Инсека. Лапа заканчивалась короткими скрюченными «пальцами», будто копыто небрежно нарезали на ломтики.
От лапы шел приторно-сладкий запах!
И она была совершенно непрозрачной. Она была настоящей!
Инсек высунул конечность в экран и теперь затаскивал меня к себе!
Я раскинул руки и ноги, пытаясь растопыриться, будто умненькая Гретель, не желающая лезть в печь. Но фокус не прошел, лапа тащила меня с такой силой, что я не смог удержаться.
И провалился в серую тьму.
Первое, что я осознал, – здесь жарко.
Жарко и странный запах. Пахло грибами и сахаром, словно сумасшедший кондитер сделал пирожные из засахаренных шампиньонов.
Голова кружилась, в теле была пугающая легкость.
Потом я понял, что Инсек куда больше, чем я думал.
Он, пожалуй, размерами превосходил даже монстра-уничтожителя. Но монстр был нелеп, слеплен из другой основы: человеческое тело, раздутая голова и удлиненные руки-ноги. А Инсек выглядел абсолютно гармонично и соразмерно. Тело длиной метра четыре, выступающая прямо из него голова, конечности – четыре короткие, видимо, для ходьбы, две очень длинные, сейчас сложенные вдвое и прижатые к телу.
Инсек сидел напротив. На заднице, слегка подогнувшейся вперед, напоминая задумчивого муравья. Ходильные лапы медленно шевелились, перебирая воздух. Глаза смотрели на меня. Я тоже сидел на полу, враскоряку, в той позе, в какой меня отпустила лапа пришельца.
Для такого крупного существа помещение казалось маленьким. Оно напоминало расширение в туннеле из серо-синего металла, который пришельцы использовали повсюду. Кое-где металл светился. За моей спиной в стене мерцал экран, через который меня и втащили.
Такое ощущение, будто мой «привет» застал Инсека в узком лазе, по которому он куда-то шел. И тогда Инсек в считаные секунды расширил часть туннеля, открыл в нем портал на Землю – и втащил меня к себе. Куда, интересно? На космический корабль, таящийся на орбите, или сразу на другую планету? Никто не знал, откуда Инсеки общаются с людьми.
– Вы крупнее, чем тот, с кем я говорил, – сказал я.
Ну надо же что-то сказать?
– С тобой говорил я, – ответил Инсек своим нежным женским голосом. – Изображение было уменьшено.
– А… – Я попытался встать и слегка подлетел в воздух. Тут была очень низкая сила тяжести. Я осторожно уселся снова.
– Постарайся не делать резких движений, – сказал Инсек. – Иначе мне придется тебя удерживать, и ты испугаешься.
– Точно, – ответил я. – Так-то совсем не страшно… могли бы предупредить. Я бы сам вошел.
– Не было времени и необходимости, – сообщил Инсек. – Я надеялся, что ты появишься в представительстве. Есть необходимость диалога, но мне не хочется привлекать ваши властные структуры.
– Ага, – кивнул я. – Можно задать вопрос?
– Да.
– Я вернусь на Землю?
– Мне бы не хотелось оставлять здесь человеческую особь, – ответил Инсек. – После завершения разговора я планирую отправить тебя обратно.
Не могу сказать, что у меня прям вот отлегло от сердца. Всё случилось так быстро и неожиданно, что испугаться я толком не успел.
Ладно, вру.
Испугался я до жути. И услышать, что меня собираются вернуть на Землю, было очень приятно.
– Спасибо, – сказал я. – Мне тоже надо поговорить.
– Это хорошо, – похвалил Инсек. – Когда обе стороны проявляют интерес к диалогу, вероятность успеха выше. Ты хочешь говорить о Гнезде?
– И о Гнезде тоже, – сказал я. – Об Измененных, о Прежних…
– Мы избавили вас от Прежних, – ответил Инсек. – Их поведение было грубым и бесцеремонным. Они брали всех, кого желали. Использовали не только для войны, но и для личных нужд. Не спрашивали согласия.
– А вы спрашиваете?
– Конечно. В Гнезда приводят умирающих или бесполезных особей. Все подписывают согласие.
– Но там же и совсем маленькие дети!
– За них подписывают согласие родители. Это отвечает вашим моральным нормам, правильно? Вы решаете, сохранить ли жизнь своим зародышам, вы даете согласие на опасные медицинские процедуры. Вы определяете, чем ваши дети будут заниматься в будущем. Во многих культурах вы также определяете их брачных партнеров, подвергаете калечащим манипуляциям. Почти всегда вы навязываете свои системы ценностей и философию. Предлагаемый нами выбор более справедлив, мы гарантируем продление их жизни. Зачастую они могут прожить срок, недоступный людям.
– Вы их посылаете воевать!
– Не только. И они идут по своей воле.
Инсек говорил спокойно, доброжелательно. И я растерянно подумал, что мне и возразить-то нечего. Что, не выдают где-нибудь в Азии или Африке маленьких девочек замуж за старых хрычей? Или не заставляют ребенка заниматься каким-нибудь спортом, от которого он к двадцати годам уже выжат, как лимон, все «достиж