– …поубивали всех деток, на куски порезали… – говорила одна, с возмущением и жадным любопытством одновременно. – Нелюди проклятые…
Ой-ей-ей…
Я шел уже так быстро, как только мог, чтобы не вызывать подозрений. Люди сбивались в плотную бормочущую массу. Я лавировал между ними, выхватывая то одну, то другую реплику, – и ничего хорошего услышанное не предвещало.
Вокруг Гнезда уже собралось несколько сот человек. Дождь грохотал по зонтам, словно толпы маленьких барабанщиков выстукивали сумасшедший ритм. Я увидел телевизионщиков: оператор в куртке с надписью «Россия-24» невозмутимо снимал толпу, перед камерой стояла девушка с микрофоном и что-то возбужденно говорила. За ее спиной то и дело мелькали любопытствующие и тот особый род зевак, что стараются влезть в любой кадр. Были даже дети, в большинстве своем без родителей, то ли из ближайших дворов, то ли из школ.
Я остановился рядом с корреспондентом, вслушался.
– Информация о массовом убийстве куколок, произошедшем в Гнезде, распространилась по всей Москве. Часть собравшихся – родители, когда-то отдавшие тяжелобольных детей на Изменение, часть – неравнодушные граждане. Люди требуют показать всех Измененных, в толпе распространяются списки направленных в это Гнездо…
Что она творит?
Это же только подстегнет людей. Сейчас все примутся складывать и сообразят, что в Гнезда направляют гораздо больше детей, чем там находится Измененных. Ну а дальше включатся «я-же-матери», многочисленные ненавистники Инсеков и Измененных, просто любители побузить…
Причем не только у нас, не только в Москве и не только в России.
Такой репортаж не будут передавать по главному новостному каналу без санкции сверху. Кто-то из Прежних сделал свой ход, и надо признать – убийственный.
Можно пытаться сражаться с монстрами.
А как ты будешь биться с людьми?
С обычными людьми, причем совершенно искренне возмущенными. Их же не убедить, что такая вот хрень у нас была всегда, всю историю человечества. Что нынче, если разобраться, еще не худший вариант.
Я стал пробираться сквозь толпу к входу в бывшее Министерство культуры. Двери были закрыты, стены облеплены мокрой паутиной, даже она не выдержала непрерывного дождя и обвисла.
У ступенек, ведущих к дверям, стояли четверо полицейских. Двое в форме, а двое – силовики, в броне с мускульными усилителями. Те, что в форме, стояли спокойно, положив руки на автоматы, а вот полицейские в силовой броне все время слегка поворачивались налево-направо. Вряд ли для лучшего обзора, скорее это было элементом психологического давления. Выглядело и впрямь пугающе, будто не люди, а фантастические роботы стояли на охране Гнезда. Усиливали впечатление боевые модули на руках: два ствола на правой, раструб с баллоном на левой. Одни утверждали, что на левой руке баллон со слезогонкой, другие – что огнемет. Не знаю, никогда не видел силовиков в действии. Может, в баллоне вообще ничего нет, но щель раструба тревожила воображение куда больше, чем стволы.
– Куда? – спросил один из полицейских в силовой броне. Забрало шлема было опущено, голос шел из динамика на груди, искаженный и с металлическим оттенком. Струи ливня стекали с брони, будто уходящая волна с панциря краба.
– Я Максим Воронцов, призванный Гнездом, – ответил я.
– Твой Призыв снят, – ответил силовик после секундной паузы.
– Призыв снят, – согласился я. – Но это ничего не значит.
– Уходи, – сказал силовик. – Гнездо изолировано.
Я покачал головой.
– Лихачев про него говорил… – напомнил из-под забрала один из полицейских в форме.
– Проход закрыт, – упрямо повторил силовик. С легким шумом сервомоторов вытянул ко мне левую руку. – Уходи!
– Свяжитесь с полковником, – сказал я. – Меня нельзя трогать.
Силовик легонько толкнул меня в грудь.
Ну как легонько. Не монстр, конечно. Но если бы я не ждал чего-то подобного, то упал бы.
– Тронул, – сообщил силовик.
Толпа за моей спиной стала выгибаться дугой, отступать.
– Он завалил ту тварь, что ребят убила, – упрямо напомнил полицейский в форме.
Силовик заколебался. Я прямо чувствовал, что он был чертовски зол. На всех и вся. Его вытащили из дома на усиление, он не любил Измененных, еще больше не любил толпу с ее простыми и быстрыми мыслями. И меня он не любил, я ведь одновременно был и частью толпы, и одним из молодых бездельников-серчеров, и, в его представлении, немножко Измененным.
С другой стороны, он яростно ненавидел тварь, убившую его товарищей. А я эту тварь завалил, такая информация всегда расходится…
А ведь я действительно ощущал его мысли. Гнездо помогало?
Чувствовал, понимал – отстраненно, с легким раздражением, без сочувствия или симпатии, но словно зажегся во мне какой-то яркий огонек, высвечивающий всё и вся. Как тогда, с двумя незадачливыми грабителями у Комка.
И я ощущал каждое движение, которое может сделать он и которое сделаю я. Его не сбить так просто с ног, и пластины брони не пробить даже пулей, но если легонько толкнуть вот так и дернуть здесь… кстати, в баллоне – похожая на напалм смесь, их экипировали по «красному коду»…
Я вздрогнул.
Не собираюсь я драться с человеком, который пусть и нехотя, но защищает Гнездо.
– Пропустите, – сказал я. – Это нужно сделать.
Он все еще колебался.
В этот момент двери сдвинулись, под дождь выскочила Наська. Босиком, без зонтика. Мрачно дошлепала до нас, разбрызгивая воду из луж, быстрым рывком отстранила силовика. Я услышал взвизг моторов, когда ладошка куколки сдвинула сто с лишним кило мышц и пластиковой брони.
– Это ко мне! – заявила Наська, беря меня за руку.
Толпа заволновалась, задвигалась. Люди обнаружили, что по меньшей мере одна из куколок жива, и загалдели.
Силовик рефлекторно попытался схватить Наську. Та отбила его руку и завопила:
– Ты че с ребенком дерешься? Здоровый жлоб, не стыдно?
Полицейский сдался. Отошел на шаг, раздраженный и обрадованный одновременно. Драться с Измененными у него, конечно же, полномочий не было, появление Наськи позволило ему выйти из ситуации.
– Спасибо, малявка, – сказал я, торопливо входя в Гнездо.
– Спасибками не отделаешься, – сообщила Наська, отряхиваясь, будто щенок. – Откуда их столько набежало?
– Сам в ужасе.
В фойе были все наши, кроме трех новых куколок. Я кивнул Дарине – мрачной, напряженной, стоящей рядом с Миланой. Не удалось ей поспать.
Свет в фойе не горел, было почти темно, только слабые отсветы ламп из коридора и серая мгла из окон. Ну правильно, нечего стоять, как в витрине.
– Часа полтора, как толпа начала собираться, – сказала Дарина. – Едва ты ушел. Максим, что происходит?
– Кто-то пустил слух об убийстве Гнезда, – ответил я. – Только это всё объявили внутренней разборкой. Что одни Измененные поубивали других.
– Слух? – поразилась Дарина.
Я глянул на колыхающиеся за стеклами зонты, напряженные лица.
– Да. Очень хорошо пущенный слух. Прежние умеют нами управлять. У них было время научиться.
Наверняка в этой толпе были не только люди, взбудораженные историей про массовое убийство. Там были и слуги – те самые, почти как люди, только гибкие, словно марионетки. Они-то наверняка и заводили людей. Врать они умели – я помнил, как убедительно говорила с нами женщина-администратор в клинике.
– Хорошо, что приехали полицейские, – сказал я.
– Боюсь, это только начало. – Деда Боря подошел к нам. Пистолет был заткнут у него за ремень. – Вряд ли они сами начнут штурм.
Я посмотрел на четырех полицейских. Конечно, если те примутся палить в толпу…
Нет, не примутся. К такому их не готовили. Это не террористы, не бандиты. Это взбудораженная толпа, полная женщин и детей.
Почему Гнездо их не отгоняет?
Я мысленно потянулся, позвал – и с большим трудом услышал рокочущий гул. Гнездо работало. Отпугивало людей, создавало дискомфорт, вот только сейчас это не помогало. Ему было не до меня.
А ведь помимо людей и слуг есть еще и монстры.
– Я говорил с Инсеком, – сказал я.
– Снова? – поразилась Милана.
Я решил не уточнять, каким именно образом мы общались.
– Да. Народ… всё очень сложно. Инсеки и Прежние сцепились за стратега. Они не могут его отдать. Я попросил возвратный мутаген, но Инсек сказал, что это ничего не изменит. Анна все равно останется потенциальным стратегом, а правило о неприкосновенности людей на нее уже не будет распространяться.
– Ох уж неприкосновенность, – вздохнула Елена. – А забрать ее?
– Пока не могут. Патовая ситуация. Прежние и сами не рады, но они не верят друг другу.
Деда Боря кивнул. Спросил:
– Ну есть хоть что-то обнадеживающее?
– Да. Мне кажется, Инсек не может говорить прямо. Но он намекнул. Сказал, что у них с Прежними нет вариантов. Но добавил: «Всё давно так близко, как только возможно».
Дарина нахмурилась:
– И что это значит?
– У меня только одна догадка, – сказал я. – Может, я снова ошибаюсь… но… Я думаю, что та, третья сила, которая следит за происходящим… Я думаю, что ее наблюдатель может быть среди нас.
Елена рассмеялась и тут же замолчала. Деда Боря хмурился. Василий внимательно смотрел на меня. Виталий Антонович глянул на Милану. Милана развела руками. Наська, отжимающая мокрые волосы, застыла, восхищенно глядя на меня.
– Кто? – спросила Дарина.
И мне стало не по себе. Всё-таки обычно, когда мы не наедине, Дарина говорит очень спокойно, без эмоций. А сейчас у нее такая надежда в голосе появилась! Стало ясно, насколько же она испугана и растеряна.
– Не знаю, Дарина… Может быть, кто-то хочет что-то сказать?
– Я! – с энтузиазмом воскликнула Наська. – Я, я, я! На самом деле я не куколка. И не девочка Анастасия. Я из созвездия… Андромеды. Я большой розовый… – Она на миг запнулась, и Милана ловко вставила:
– Единорог?
– Единорог, – согласилась Наська. Вздохнула: – Если я велю Инсекам и Прежним от нас отстать – поверят?