Но у нас не было ни пяти минут, ни десяти пулеметов.
На руке Лихачева что-то щелкнуло, и пулемет замолчал. Раздалось негромкое клацанье, стук… может, магазин новый загружался?
Иван покачал головой.
Чистильщик развернулся и, распадаясь на гигантский полумесяц, рванулся к нам.
Боец все так же стоял, держа свои излучатели нацеленными на нас, но не стреляя.
«Помоги! – позвал я Гнездо. – Помоги, ну же!»
Гнездо не отвечало, Гнездо было в панике… и словно бы даже не из-за Ивана с его монстрами… вместо могучего прилива силы я ощутил какую-то дрожащую нервную боль. Гнездо чувствовало что-то еще, что-то пугающее его до жути, до оцепенения.
«Мне бы только минуту! – взмолился я. – Я даже не призван, я доброволец… Только минуту, десять секунд!»
И я все-таки ускорился! Неожиданно для себя и, кажется, для всех.
Елена медленно нажимала на спуск, и ствол обреза вспухал облаком сгоревшего пороха. Деда Боря, Виталий Антонович и Василий застыли, поднимая пистолеты. Дарина отбросила назад Наську и Анну, те летели над полом неспешно и беззвучно, а жница разворачивалась к Прежнему.
Боевой модуль на левой руке Лихачева низко загудел и выплюнул струю огня – та плавно, по дуге, пошла навстречу «тюменским мышам». Вряд ли полковник успевал реагировать и целиться с такой скоростью; скорее работала какая-то электроника.
Только Милана стала быстрой, почти, как я.
Она бежала, огибая фрагменты чистильщика, едва опережая струю огня, – к бойцу. И тот начал разворачиваться к ней, быстро и легко, мгновенно определив угрозу и направляя на мою бывшую девушку излучатель.
Я даже не пытался что-то крикнуть, помнил, что это невозможно.
Вырвал из кобуры пистолет, разрывая застежки плаща. Сколько там у меня патронов, два или три?
Все три я всадил в нацеленный на Милану излучатель.
Макаров – очень старое и неудобное оружие, примитивное, как всё вокруг, но было проще использовать именно его. В конце концов, я знал, куда попасть и с каким интервалом.
Излучатель распался в роговые щепки, а направленная в него энергия искала выхода.
Боец успел повернуть голову.
«Я лишь выполнял свой долг!» – мысленно сказал он мне. То ли с укором, то ли извиняясь.
И пламя, вспыхнувшее в руке, охватило его целиком.
На всякий случай я прицелился в Прежнего, но пистолет лишь щелкнул, я выронил его, и он повис в воздухе.
Заряд огнемета достиг чистильщика, окатил «тюменских мышей» – и те вырвались из огня, такие же кровянисто-лаковые, шустрые, совершенно не пострадавшие. Нипочем им был огонь, как Прежнему – пули.
Милана прыгнула – накрывая собой куколок, защищая от разлетающегося облаком огня бойца.
Дарина бежала к Прежнему. Недостаточно быстро! Его и призванный бы не смог ударить, да и не помог бы никакой удар – Прежний был в рассогласовании, материя его тела частично сдвинулась относительно нашей реальности…
Откуда я это знаю?
Да плевать…
Прежний смотрел на жницу, лицо его делалось жестче, он теперь походил на хищника, которого атакует обнаглевшая добыча. Он поднимал руку, чтобы пробить Дарине грудь и вырвать сердце, а потом, вторым ударом, выбить второе…
Нет, не хочу этого знать!
Только я мог что-то сделать, но я же не мог?
У меня же не было оснований?
Или были?
Или не было?
Заряд дроби наконец-то достиг Прежнего и прошил его насквозь. Видимо, какая-то дробинка его все же зацепила – Иван поморщился и глянул на Елену.
Всего лишь глянул.
Женщину подняло в воздух и откинуло, с силой впечатав в стену.
Я повернул голову и посмотрел, как расширяются ее зрачки.
Как куколка Анна засовывает в рот леденец на палочке.
Как Наська беззвучно кричит.
И я решил, что теперь можно действовать.
Горящая струя из огнемета все еще била по чистильщику. Проходя мимо Лихачева, я сделал так, чтобы огнемет перестал стрелять, потом наклонился над набегающими элементами чистильщика. Поднял один (человеческая плоть, два мужских, одно женское и одно крысиное ДНК) и попросил чистильщика умереть.
А потом пошел к Прежнему.
Для него я был слишком быстрым, но он всё-таки заметил мое приближение.
Дарина тянулась к нему в безнадежной атаке, я заглянул ей в мерцающие сиреневым глаза. Остановил импульс движения и положил на пол. Потом подошел к Ивану, шлепнул по вытянутой руке (кости сломались и сразу принялись срастаться), взял за горло, прижал к стене. Прежний погрузился в стену по самое лицо, выглядело это интересно и мне даже захотелось вывести его из рассогласования в такой позиции.
Но оснований к этому не было, к тому же возникший из-за совмещения материи выброс энергии уничтожил бы и всё здание, и, пожалуй, весь квартал.
Считать было лениво, и я вернул Прежнего на поверхность, прежде чем убрал рассогласование и совместил наш темп времени.
Разумеется, он не сопротивлялся. Смотрел на меня и ждал.
– Вы нарушили условия договора, – сказал я.
– Ни в малейшей мере, наблюдатель, – ответил Прежний.
– Вы убили человеческую женщину.
– Защита разрешена.
– Ее выстрел не мог вам повредить.
– А вы убили бойца, хотя в опасности была призванная. Призванные выходят из-под действия договора и не являются объектами моратория.
Это была неслыханная дерзость. Но, к сожалению, он был прав. Поэтому я оставил эту тему.
– Вы объявили о плане уничтожения находящихся здесь людей.
– Слова. Лишь слова, – сказал Прежний.
– Проверим? – предложил я.
Я мог это сделать, Прежний это знал. И он сдался.
– Это была эмоциональная реплика, вызванная моим несовершенством, – сказал он быстро. – Я признаю формальное нарушение и готов нести ответственность.
– Вы близки к полной потере контроля над Землей, – сказал я. – Есть еще незаконное привлечение людей и слуг к конфликту!
– Стратег стала критическим нарушением баланса, – ответил Прежний. – Вы знаете, что мы искали другие пути, но их нет. Все последующие ошибки были совершены из благих побуждений.
Он даже улыбнулся и добавил:
– Я привлек полицию к охране Гнезда после неудачного визита уничтожителя. Я поделился информацией с этим… телом. И поставил его на охрану. Я предлагал максимально гуманные выходы из ситуации. Вы должны знать, Высший. Вы достаточно глубоко погрузились… в проблему. Опасно глубоко. Некоторые даже могли бы сказать, что вы теряете непредвзятость, хотя речь идет лишь об ошибках. Таких же, как и мои.
И это было правдой. Мы оба это знали.
– В договор будут внесены поправки, – сказал я.
– Мы готовы к переговорам, – ответил Прежний быстро. – Но проблему стратега придется решить.
– Я решу, – пообещал я.
Отпустил Ивана и рухнул на пол.
Прежний осел рядом. Повел головой, откашлялся. Начал массировать шею, с раздражением глядя на меня.
Что это вообще такое было?
Что я делал?
Как я мог всё это сделать?
Что такое я нес?
Время замедлялось, точнее – возвращалось в норму. Лихачев потряс молчащими стволами своего оружия, потом вдруг затопал к нам. В глазах Ивана загорелось предвкушение.
– Стойте! – крикнул я. – Не надо! Нельзя его трогать!
Лихачев остановился.
– Быстро соображаешь, – сказал Прежний неодобрительно.
Деда Боря, Виталий Антонович и Василий сидели возле Елены. Глаза у той были закрыты, спина согнута как-то слишком сильно для живого человека. Наська обнимала Елену и тихо поскуливала.
Милана возилась с куколками. На сцене слегка дымились останки бойца, на полу мертво лежали куски чистильщика. Огня не было, огонь весь погас бесследно.
Дарина села, посмотрела на меня, потом на Прежнего. В глазах у нее плескался ужас. Не вставая, я дополз до нее, обнял, мы замерли. Меня трясло.
– Что произошло? – спросил Лихачев. – А? Кто-то может ответить?
Я смотрел на подходящую к нам Анну.
Одна рука у стратега была поднята, словно она держалась за чью-то невидимую ладонь. Другой она держала леденец, который мусолила во рту.
– Выплюнь! – выдохнул я.
Стратег вынула леденец. Осмотрела. Сказала:
– Это просто леденец. Малиновый.
Снова засунула конфету в рот.
Я смотрел в пустоту, которую она держала за руку.
И пытался представить себе, что же это было такое, на миг проявившееся во мне, а сейчас стоящее рядом со стратегом.
Что или кто.
Кажется, я понимал.
Зачем тело наблюдателю от такой силы, по сравнению с которой Инсеки и Прежние – две стайки смышленых зверьков, грызущихся из-за вкусных козявок? Если уж ему надо обрести физическую форму – можно воспользоваться любой козявкой.
И от имени козявки надавать оплеух расшумевшимся зверькам.
Сколько раз он во мне появлялся?
Теперь мне казалось, что как минимум раза три. Может, иначе ему трудно было понять наши проблемы, не его это масштаб? А может быть, ему это было интересно? Самую капельку.
Как там сказал Инсек? «Всё давно так близко, как только возможно». Да уж, ближе некуда.
Одно я теперь понимал точно, наблюдатель – не Добро. В лучшем случае это Порядок. И нам очень повезло, что мы этот порядок нарушили в меньшей степени, чем Прежний.
Ну… или в какой-то момент, прыгая по человеческим сознаниям, он всё-таки проникся нашими чувствами?
На полкапельки?
Хотелось бы верить.
– Я с ним пойду, – сказала Анна, глянув в пустоту. – Это самый разумный и хороший выход.
Может быть, он и впрямь стал чуточку добрым?
Или удивительный маленький стратег была куда ближе к нему, чем к людям, Инсекам и Прежним?
– Удачи тебе, – сказал я. – Там конфеты найдутся?
Стратег улыбнулась. Наклонилась, чмокнула Дарину в щеку.
И растаяла в воздухе. Вот она была, а вот ее нет.
Тому, кого она держала за руку, не нужны были экраны и плевать было на резонанс.
– А это что такое? – спросил Лихачев. – Куда она ушла и с кем?
Иван с кряхтением поднялся. Оглядел нас – и внезапно улыбнулся. Широко и дружелюбно.